– Я вообще не помню, как очнулась, – сказала Леся. – Повезло, что в меня не попали. Весь склон оврага пулями изрисовали. Головой ударилась очень сильно, тупо сидела, понять не могла, кто я, что со мной. Потом вспомнила, полезла на склон, искала товарища Елисеева. Если бы его убили, тело осталось бы. Но не было трупа, значит, живым взяли, с собой увели.
– Хреново! – буркнул Романюк.
– Хреново, – согласился Замула. – Не желаю я ему смерти, но лучше бы убили.
– Все равно убили, – заявил Романюк. – Думаешь, дали ему долго пожить? Пытали, допрашивали, волю ломали. Будем надеяться, что он ничего не сказал.
– А мы не выполнили задание. – Голос Леси дрогнул.
Настя, тоже строчащая протокол, подняла голову и с интересом на нее уставилась.
– Вы даже не пытались вернуться в отряд? – осведомился Шелест.
– Наоборот, я сразу же пошла назад, – возразила Леся. – Тропу не нашла, топтала новую через ивняк. Опять не повезло. – Она невесело усмехнулась. – Вышла на дорогу, но только в поле. Крестьян увидела, они подводу чинили, у нее колесо отвалилось. Я их обойти хотела, чтобы к Росомачу полем выбраться. Они увидели меня, давай орать, вилы выдернули из подводы, кинулись. А у меня никакого оружия, автомат потеряла. Да он все равно пустой был.
– Несознательный здесь народ, – с усмешкой проговорил Романюк. – Надо усиливать агитационно-просветительскую работу.
– Расход патронов надо увеличивать, – заявил Замула. – Вот только тогда и толк будет. Другого языка местные не понимают.
– Ты вроде тоже местный, – заметил Гальперин.
– Так не горжусь я этим. Обо мне Советской власти беспокоиться незачем, я всегда за нее…
– Ребята, дайте досказать, – попросила Леся. – Убежала я от этих бесов, испугалась, чего уж там. Они давай орать, а неподалеку бандеровцы оказались, давай преследовать, палить в чисто поле. Я зарылась в борозду, накидала на себя какой-то ботвы…
– То есть до отряда товарища Глинского вы не добрались, – заключил Стас.
– На опушку выползла, когда стрельба в урочище началась. – Леся закрыла лицо руками. – Вроде далеко, а такая слышимость! Я сразу поняла, что на лагерь напали. Бежала по лесу, несколько раз обходила посты бандеровцев, потом поняла из их разговоров, что с отрядом Николая Федоровича все кончено, уничтожили всех до единого.
– Понятно, – сказал Стас. – Судьба полковника Елисеева, стало быть, продолжает оставаться загадкой. После всего случившегося вы не пытались найти друг друга?
Они смутились, стали как-то стыдливо переглядываться.
– Все это довольно странно, – подала голос Настя Кутепова. – Трое партизан сопровождают важного человека, при этом печальная участь постигает только его. Все прочие остаются живы.
– Не виноваты мы в том, что живы! – Леся не сдержалась, смерила неприязненным взглядом офицера контрразведки.
– Пусть нас расстреляют, если Советской власти от этого легче станет, – выдал Замула.
– Это за что же? – встрепенулся Романюк. – Я свой долг выполнял честно. Но не всегда же обстоятельства идут нам навстречу.
– Поговорим о том, что с вами случилось дальше, – предложил Шелест. – Кто начнет? Вы, Тарас?
– Да хоть бы и я, мне скрывать нечего, – проворчал Замула. – На рассвете увидел, как колонна бандеровцев выходит из леса. Они везли на подводах своих раненых, какие-то грузы. Присмотрелся – да это же хозяйство с нашей базы! Не все пожгли, уроды. Довольные такие шли, хохотали, мол, конец большевикам, скоро и до остальных доберемся. Я в Подъяров, а там запустение, только трупы валяются. Забрался в какой-то дом, переоделся в крестьянские тряпки. По дороге человека встретил из Лубков. Он кобылу с жеребенком гнал. Рассказал, как бандеровцы ночью порезвились в Росомаче. Всех партизан перестреляли и перерезали, потом в Лубках на радостях всю горилку выжрали. Пошел я на восток, обходил посты на дороге, встретил партизан товарища Курганова, действующих в Турковском районе. Рассказал ему, что да как, перекантовался там годик. Тоже славно проводили время. Один только немецкий гарнизон, разгромленный в Писухе, чего стоит!
– Я на север подался, – сказал Романюк. – В Кивелине на базаре все узнал про ночной налет. И куда пойти? Я же был уверен в том, что Леська с Тарасом мертвы, да и Елисеев вместе с ними. Войдите в положение, товарищ майор. В сортире за базаром подкараулил бандеровца. Горластый был хохол. Я шею ему свернул, напялил его тряпки, документами обзавелся и на паровоз в Возыре. Якобы на лечение, хромал по-настоящему. Через Мазовую, Ковель, Луцк. А там и Чернигов. Наши уже в городе были. Мне снова пришлось переодеваться. Наташка, невеста моя, так обрадовалась!.. – Романюк робко заулыбался. – Не верила, что дождалась. Прошел проверку в особом отделе, нашлись люди, подтвердившие мою личность. Два месяца в Чернигове, потом опять на запад. Все это можно проверить, товарищ майор, – не преминул добавить Иван. – В личном деле все отражено и пропечатано.
– Я тоже на перекладных до Киева добралась, – сказала Леся и поежилась. – В селе Осинники родня живет, приютили. К женщинам не так придирчиво относятся, как к мужчинам. Да и не до нас фашистам стало, наши в наступление перешли, в ноябре Киев отбили. Я со справкой отдела гражданского учета в Ворошиловград приехала. Господи, все живые – и мама, и дочурка Лиза.
Шелест курил у окна и едва сдерживал раздражение. Муторное дело – проверять все учетные записи, связываться с соответствующими органами, ждать подтверждения. Один из этих людей мог предать товарищей, а по возвращении – сотрудничать с УПА.
– Ребята, нас, кажется, подозревают, – пробормотал прозревший Романюк. – Это смешно, товарищ майор. Мы не подставляли товарища Елисеева, не сдавали бандеровцам базу товарища Глинского.
– Кто бы сомневался, – проворчал Замула. – Конечно, мы этого не делали. Нас подозревают не больше, чем кого-либо другого. И все равно, ребята, я очень рад вас видеть. Как же славно, что все вы живые.
– Товарищ Замула прав. Вас ни в чем не подозревают. – Шелест оторвался от окна. – В противном случае вы уже сидели бы. Спасибо, что согласились прийти, товарищи. Вы свободны. Просьба не уезжать из города. Товарищ Романюк, свяжитесь с начальством в Процке, сообщите, что задержитесь. Вам временно предоставят койку в общежитии. Я распоряжусь. Все свободны. Дежурный! – Появился сержант. – Проводите товарищей до выхода, – распорядился Шелест. – И пригласите капитана Кисляра.
Он пристально смотрел, как они уходят, фиксировал мимику, непроизвольные жесты. Задержался взглядом на фигурке Леси Приходько.
Кисляр явился как по волшебству, практически мгновенно.
– Отправьте людей понаблюдать за ними, Федор Ильич. Только незаметно. Есть у вас опытные работники? Если попытаются уехать, то задерживайте. Выполняйте!
Кисляр козырнул и испарился. В комнате повисло подозрительное молчание.
– А вот те взгляды, которыми вы, товарищ майор, удостаивали эту симпатичную женщину, если не ошибаюсь, мать очаровательного ребенка – это что было? – осведомилась Настя.
– Галлюцинация это была! – отрезал Шелест. – Не о том думаете, товарищ старший лейтенант.
– По существу можно, командир? – встрепенулся Гальперин. – Ты их подозреваешь?
– Не всех, Леша. Но кто-то из них замаран.
Я это чувствую. Они наткнулись на боевиков. Скорее всего это случайность. Кто-то ею воспользовался, затаился. Не стал выходить с поднятыми руками. Бандеровцы – народ горячий, могли по незнанию пристрелить. Когда отлежался, побежал к Горбацевичу в Возырь. Раньше он не мог покинуть Росомач без риска попасть под подозрение. В тот день случай выпал отменный. Вот этот самый человек и провел карательный отряд по тайной тропке.
Глава 11
Село Гребеши, расположенное к западу от Клещинки, доблестные бойцы повстанческой армии атаковали в ночь на 19 августа. Оно испокон веков было украинским, но это нисколько не помешало бандеровцам применить навыки, полученные при уничтожении польских поселений.
Вечером минувшего дня строители завершили там восстановление ремонтного цеха возрождающегося совхоза. Застелили заново крышу, заложили кирпичом проломы в стенах. Залили бетоном пол, все вычистили.
Через два часа здание вспыхнуло. Внутри прогремел сильный взрыв. Все деревянное, что имелось в цеху, занялось жадным пламенем. Просела и рухнула крыша.
В селе надрывался пожарный колокол. Толпа полуодетых людей – многие даже уснуть не успели после трудного дня – кинулась на пригорок тушить пожар. Лихорадочно работала колонка. Люди бежали с ведрами, баграми.
Матерился Василий Максимович Ус, производитель работ, заразивший часть населения своей решимостью и целеустремленностью. Лишь благодаря ему, коммунисту с двухлетним стажем, фронтовику, получившему ранение при освобождении Киева, производственные площади были восстановлены в сжатые сроки.
– О себе думайте, товарищи, о семьях, которые голодают. Работать надо. Дел у нас море. Не коситесь на лес! – убеждал он односельчан.
Но все было тщетно. Бандеровцы подожгли здание со знанием дела, заодно швырнули туда пару оборонительных гранат. Цех догорал.
Растерянные люди толпились на пригорке. Все валилось у них из рук.
Василий Максимович раздувал буденновские усы, призывал людей не стоять столбами. Возможно, что-то удастся спасти.
В это время и появились герои УПА. Они окружили пригорок, где стояли люди, и молча наблюдали за ними. Отблески света от пожарищ плясали по небритым лицам.
Селяне поздно заметили их, заволновались, стали перешептываться. Про огонь они сразу забыли. Кто-то попытался прорваться через оцепление в село. Его схватили за шиворот, швырнули обратно. Автоматная очередь пропорола землю под ногами. Люди в страхе закричали, сбились в кучку.
Бандеровцы подошли ближе, замкнули круг. Они держали автоматы наперевес.
– Кто вы такие, мать вашу? Чего вам надо? – прорычал Ус, хотя давно все понял. – Убирайтесь отсюда к чертовой матери!