Его улыбка говорит, что ему больно.
– Что-то не так, – шепчет он и дотрагивается до моей щеки.
Нежно, так нежно, будто сомневаясь, что я существую. Словно он боится, что если подойдет слишком близко, то я… раз… и смотрите-ка, исчезла, испарилась. Его пальцы едва касаются моего лица, медленно, так медленно, а потом соскальзывают назад, остановившись на затылке. Большой палец поглаживает мою щеку.
Сердце сжимается.
Он продолжает смотреть на меня, смотрит прямо в глаза, ищет в них помощи, ориентира, намека, что я против… словно убежден, что я закричу или расплачусь или сбегу. Я не стану. Думаю, что не смогла бы, даже если бы захотела. А я хочу остаться прямо здесь. Хочу застыть в этом моменте.
Он придвигается, всего на пару сантиметров. Поднимает вторую руку и нежно обхватывает мое лицо ладонями.
Держит меня так, словно я соткана из перьев. Словно я – птица. Белая, с золотой макушкой вроде короны.
Я улечу.
Мягкий, прерывистый выдох покидает его тело.
– Что-то не так, – повторяет он, как-то отстраненно, будто говорит не со мной. – У нее необычная энергия. Подгнивающая.
Звук его голоса вибрирует внутри меня, накручивается на позвоночник. Я распрямляю спину, несмотря на то что чувствую себя необычно, словно я путешествовала сквозь время, и сбился суточный ритм. Подтягиваюсь и занимаю сидячее положение, а Уорнер меняет позу, чтобы мне было удобнее. Я устала и ослабла от голода, но – если не принимать в расчет, что кое-где болит – похоже, в порядке. Жива. Дышу, моргаю, ощущаю себя человеком и точно знаю почему.
– Ты спас мне жизнь.
Он склоняется ко мне.
Все еще изучает. В его пристальном взгляде столько напора, что я в смущении отворачиваюсь. И почти выпрыгиваю из собственного тела. Касл и Кенджи, и Уинстон, и Брендан, и еще куча других людей, которых я не знаю, все смотрят на меня в упор, смотрят, как Уорнер меня обнимает. Я в одночасье готова сгореть от стыда.
– Привет, принцесса, – машет мне Кенджи. – Ты в порядке?
Пытаюсь подняться, Уорнер хочет помочь, и в ту секунду, как его кожа касается моей, меня пронизывает еще один сбивающий с ног эмоциональный разряд. Я оступаюсь и падаю прямо в его объятия, и он притягивает меня, снова воспламеняя своим жаром. Я вся дрожу, сердце колотится, внутри пульсирует робкое желание.
Не понимаю.
Меня переполняет неожиданная, необъяснимая потребность прикоснуться, прижаться всем телом к его телу, чтобы тесный контакт зажег обоих. Что-то в нем есть… Отстраняюсь, пораженная пылкостью собственных мыслей, но он берет меня за подбородок. Наклоняет мое лицо к себе.
Я смотрю на него.
Его глаза необычного оттенка зеленого: яркие, кристально чистые, опасно пронизывающие насквозь. У него густые волосы глубокого золотистого цвета. Все в его облике говорит о дотошности. Безупречности. Его прохладное дыхание – сама свежесть.
Я невольно закрываю глаза. Вдыхаю его запах, внезапно ощущая головокружение. С губ слетает еле слышный смешок.
– Что-то явно не так, – слышу чей-то голос.
– Да, не похоже, что она в порядке, – говорит кто-то еще.
– Эй, приехали, мы что тут вслух произносим очевидное? Для этого собрались?
Кенджи.
Уорнер молчит. Я чувствую, как он сжал меня крепче, и широко раскрываю глаза. Он, не отрываясь, смотрит на меня, его глаза – зеленые всполохи, которые не погасить, а грудь вздымается часто-часто, часто-часто, часто-часто. Его губы рядом, очень близко, сейчас коснутся моих.
– Элла? – шепчет он.
Я хмурюсь.
Смотрю в его глаза, перевожу взгляд на губы.
– Любовь моя, ты меня слышишь?
Я не отвечаю, и он меняется в лице.
– Джульетта, – ласково произносит он, – ты меня слышишь?
Я смотрю на него и моргаю. Хлоп, хлоп, хлоп… и понимаю, что его глаза завораживают. Такой потрясающий оттенок зеленого.
– Нам нужно, чтобы все поскорее очистили помещение, – раздается голос. Громко. – Необходимо немедленно провести тесты.
Девушки, я полагаю. Это они. Они здесь. Пытаются его у меня забрать, пытаются заставить его меня отпустить. Руки Уорнера обвивают меня стальными лентами. Он отказывается уходить.
– Не сейчас, – отрезает он.
И почему-то его слушаются.
Может, они видят в нем что-то – что-то в его лице, в его чертах. Выражение безысходности, врезавшийся в черты лица надрыв, то, как он на меня смотрит: если умру я – умрет и он.
Я робко протягиваю руку и касаюсь пальцами его лица. Кожа гладкая, холодная. Как фарфор. Будто он ненастоящий.
– Что не так? Что случилось?
Уорнер становится еще бледнее, качает головой и прижимается лицом к моей щеке.
– Умоляю, – шепчет он. – Возвращайся, любовь моя.
– Аарон?
Слышу, как у него перехватило дыхание. Он в замешательстве. Впервые я, как бы невзначай, назвала его по имени.
– Да?
– Знай: я не считаю, что ты сошел с ума.
– Что? – удивляется он.
– Я не считаю, что ты сошел с ума, – повторяю я. – И не считаю тебя психопатом. Не считаю, что ты бессердечный убийца. Мне плевать, что о тебе говорят другие. Я думаю, ты хороший человек.
Уорнер моргает, очень часто. Я слышу, как он дышит.
Вдох и выдох.
Неровно.
Оглушительная, раздирающая боль. Мое тело вдруг становится ватным. Вижу металлический отблеск. Чувствую – жжет место укола. Голова плывет, все звуки сливаются воедино.
– Пойдем, сынок, – говорит Касл. Его слова растягиваются, темп речи замедляется. – Знаю, это тяжело, но надо уступить. Нам надо…
Резкий, яростный звук вернул меня ненадолго к действительности.
Какой-то мужчина, не узнаю его, в дверях, одной рукой опирается на раму, переводит дыхание.
– Они здесь, – выпаливает он. – Нас нашли. Они здесь. Дженна мертва.
Кенджи
Парень в дверях, тяжело дыша, еще не успел договорить, а все уже на ногах. Нурия и Сэм несутся мимо него в коридор, выкрикивая приказы и распоряжения. Нужно активировать протокол для «Системы Z», нужно собрать вместе детей, пожилых и больных. Соня и Сара вжимают что-то в руку Уорнера, бросают последний взгляд на Джей, обмякшую, лежащую без сознания, и вылетают следом за Нурией и Сэм.
Касл припадает к земле, закрыв глаза и поглаживая ладонью пол, слушает. Чувствует.
– Одиннадцать… нет, двенадцать человек. Метрах в ста пятидесяти отсюда. У нас примерно две минуты. Постараюсь их задержать, пока мы не успеем убраться. – Касл поднимает взгляд. – Мистер Ибрагим?
Я даже не осознаю, что Хайдер здесь, с нами, пока он не произносит:
– Времени более чем достаточно.
Он шагает через всю комнату к противоположной от кровати стене, пробегает руками по гладкой поверхности, попутно срывая картины и приборы. Осколки и щепки летят на пол. Назира ахает и внезапно застывает. Я разворачиваюсь к ней в испуге.
– Нужно сказать Стефану, – произносит она и с этими словами вылетает за дверь.
Уорнер отсоединяет Джульетту от кровати, вытаскивая иголки, перевязывая раны. Затем оборачивает ее спящее тело в нежно-голубой халат, который висит рядом, и практически в ту же секунду раздается характерное тиканье бомбы.
Обернувшись, я смотрю на стену, где все еще стоит Хайдер. Там аккуратно прилеплены два взрывпакета, и я не успеваю переварить увиденное, как Хайдер рявкает, чтобы мы бежали в коридор. Уорнер, в руках которого аккуратно обмотанная, точно сверток, Джей, уже на полпути туда. Я слышу голос Касла… резкий крик… мое тело поднимается в воздух и летит за дверь следом.
Комната взрывается.
Стены встряхивает так жестко, что у меня стучат зубы, потом толчки стихают, и я бегу обратно в комнату.
Хайдер снес целую стену.
Безупречный, ровный четырехугольник стены. Исчез. Я даже не знал, что такой фокус возможен. Куски кирпича, дерева, гипсокартона разбросаны позади комнаты Джей, и промозглые ночные ветра врываются внутрь, отрезвляя меня порывами. Сегодня полная и очень яркая луна, ее направленный свет бьет мне прямо в глаза.
Я потрясен.
Хайдер объясняет все сам, без подсказки:
– Больница слишком велика, слишком сложно устроена: нужно было оперативно сделать выход. Когда до нас доберется Оздоровление, сопутствующие потери им будут не страшны – вероятно, даже крайне желательны. И если мы надеемся сберечь невинные жизни, надо убраться как можно дальше от центральных зданий и общественных мест. А теперь, выметайтесь, – кричит он. – И поживее.
Меня шатает.
Удивленно смотрю на Хайдера: я не оправился от взрыва, от непроходящего шепота виски в моей голове, а теперь еще и это:
доказательство, что у Хайдера Ибрагима есть совесть.
Они с Уорнером обходят меня, вылезают через пробитую стену и бегут в переливающийся лес. Уорнер несет на руках Джей. Никто из них не утруждает себя объяснениями. О чем они думают? Куда бегут? И что, черт возьми, случится потом?
Хотя, в принципе, ответ на последний вопрос очевиден.
Потом случится вот что: объявится Андерсон и попробует нас убить.
Мы с Каслом встречаемся взглядами – последние, кто остался на обломках палаты Джей, – и несемся за ребятами к полянке в дальнем конце Прибежища, стараясь убежать так далеко от палаток, как только можно. В какой-то момент Уорнер отрывается от нашей группы и исчезает на темной тропинке. Я хочу последовать за ним, но Хайдер рявкает, чтобы я оставил его в покое. Не знаю, что Уорнер сделал с Джульеттой, присоединяется к нам он уже без нее. И что-то коротко бросает Хайдеру на французском. Не на арабском. На французском.
Хотя какая разница. У меня нет времени размышлять.
По моим подсчетам, прошло уже минут пять. Пять минут, а значит, они будут здесь в любую секунду. Двенадцать человек. А нас всего четверо.
Я, Хайдер, Касл, Уорнер.
Меня знобит.
Мы притаились в темноте в ожидании смерти, и эти секунды для каждого их нас, похоже, истекают невыносимо медленно. Голову забивает запах влажной земли и подгнивающей зелени, и я опускаю взгляд, чувствуя под ногами, но не видя плотную кучу листьев. Они мягкие, подмоченные и чуть шуршат, когда я переминаюсь с ноги на ногу.