Но Уорнер…
Уорнер либо выйдет из сложившейся ситуации живым и счастливым, либо умрет, делая то, во что верит.
И здесь я поделать ничего не могу.
Проблема в том, что я не видел его уже более часа и понятия не имею, что из этого следует. Быть может, это очень хорошо, а быть может, очень и очень плохо. Он ни разу не поделился со мной тем, что задумал – сюрприз-сюрприз – поэтому я не ведаю даже приблизительно, что он собирался предпринять, оставшись наедине с Джей. И хотя я его прекрасно знаю и не сомневаюсь в нем ни капли, приходится признать, что какая-то крохотная часть меня задается вопросом: жив ли он?
Мои мысли прерывает древний, оглушающий стон.
Задираю голову вверх, ищу источник странного звука. Падает потолок. Проваливается крыша. Стены начинают крошиться. Длинные коридоры опоясывают внутренний дворик, в котором растет гигантское, доисторического вида дерево. Причины я не понимаю, но стальные перила, расположенные вдоль коридоров, вдруг плавятся. Занимается древесина, языки пламени взмывают все выше и выше, на невиданную высоту. Дым стелется, завитками устремляясь в моем направлении, загораются коридоры; я оглядываюсь по сторонам, сердце бешено колотится, нервы сдают. Стучу в дверь.
Тут, черт возьми, мир катится в тартарары.
Я кричу, зову Назиру, умоляю ее выйти, выбираться пока не поздно, а сам уже кашляю, дым забивает легкие, однако не теряю надежды, что она услышит. Как вдруг с силой…
…распахивается дверь.
Меня отбрасывает назад. Подняв воспаленные от дыма глаза, я вижу Назиру. А с ней Лену, Стефана, Хайдера, Валентину, Николаса и Адама.
Адама.
Что происходит дальше, точно объяснить не могу. Все что-то кричат. Куда-то бегут. Стефан пробивает сквозную дыру в крошащейся стене, Назира помогает всем перелететь в безопасное место. Все происходит словно в тумане. Языки пламени и крики – так разворачиваются для меня эти события.
Глаза жжет, они слезятся.
Я плачу, скорее всего, из-за огня. Все дело в жаре, небе, ревущем пламени, пожирающем все вокруг.
Я смотрю, как вспыхивает и горит столица Океании.
А с ней и Уорнер с Джульеттой.
Элла(Джульетта)
Для начала мы находим Эммелину.
Я мысленно обращаюсь к ней, и она тут же отвечает. Жар, горячие пальцы, обвивающие мои кости. Искры, возрождающиеся в моем сердце. Она всегда была здесь, со мной.
Сейчас я понимаю.
Понимаю, что эти спасительные моменты подарила мне сестра, зная, что тем самым уничтожает саму себя. Теперь она намного слабее, чем две недели назад, она истратила слишком много жизненной силы ради того, чтобы выжила я. Чтобы их махинации не затронули мое сердце. Мою душу.
Теперь я помню все. Мой разум обострился до неведомого ранее предела, обострился до ясности, которую я не испытывала прежде. Я вижу все. И все понимаю.
Я нахожу сестру довольно быстро.
Я не извиняюсь за то, что по пути расшвыриваю людей, крушу стены. Не извиняюсь за гнев и боль. Не останавливаюсь, когда встречаю Татьяну и Ази. Мне и не требуется. Я сворачиваю им шеи на расстоянии, одним движением разрывая тела пополам.
Когда я добираюсь до сестры, мучительная боль внутри меня достигает пика. Эммелина вяло плавает в резервуаре, высохшая рыбка, умирающий паучок. Свернулась клубочком в самом темном уголке. Из резервуара доносятся тихие причитания.
Она плачет.
Она такая маленькая. Напуганная. Она напоминает другую сторону меня самой, человека, которого я сейчас слабо помню, брошенную в тюрьму девочку, так сильно переломанную этим миром, что ей сложно понять: силы, чтобы вырваться, у нее были всегда. Силы, чтобы завоевать землю.
У меня такая роскошь есть.
У Эммелины – нет.
От одного ее вида я буквально разваливаюсь на куски. Сердце мечется от ярости, от опустошения. Когда я думаю о том, что с ней сделали… что они с ней делали…
Не стоит.
И я не думаю.
Делаю глубокий вдох, пытаюсь себя контролировать. Аарон берет меня за руку, и я с благодарностью сжимаю его пальцы. Меня успокаивает то, что он здесь. Рядом. Со мной.
Напарник по жизни.
Я обращаюсь к сестре:
Скажи, что ты хочешь. Проси, что угодно. Что бы ни было. Я все сделаю.
В ответ тишина.
Эммелина?
Внезапно меня пронзает отчаянный страх.
Ее страх, не мой.
Перед глазами проносятся искаженные зрительные образы – цветные вспышки, скрежет металла; ее паника нарастает. Крепнет. Я чувствую, как она зудит, щекочет мне спину.
– Что не так? – вслух громко говорю я. – Что случилось?
Там. Сзади.
Ее молочное тело исчезает в резервуаре, погружаясь на глубину. По моим рукам бегут мурашки.
– Похоже, про меня-то ты и забыла.
В комнату входит мой отец, глухо вышагивая в высоких резиновых сапогах. Я мгновенно выбрасываю руки вперед в надежде вырвать его селезенку, однако он слишком ловок… его движения слишком проворны. Отец нажимает единственную кнопку на маленьком портативном устройстве, и я не успеваю вздохнуть, как тело начинает биться в конвульсиях. Я кричу, глаза слепит чудовищный фиолетовый свет, через невыносимую муку мне удается чуть-чуть повернуть голову.
Аарон.
Мы оба, и он, и я, скованы по рукам и ногам, залиты отравляющим светом, идущим с потолка. Ловим ртом воздух. Бьемся в припадке. Мысли путаются, я отчаянно пытаюсь придумать хоть какой-то план, найти какую-то лазейку, какой-то выход.
– Я удивлен твоей самонадеянностью, – говорит отец. – Удивлен, что ты решила, будто сможешь просто так сюда войти и помочь сестре совершить самоубийство. Думала, это плевое дело? Думала, не будет последствий?
Он подкручивает регулятор, и мое тело, будто сжимая в тисках, отрывает от пола. Боль слепит. Перед глазами мелькают молнии, оглушая разум, притупляя способность мыслить. Я зависла в воздухе, голову не повернуть. Неведомая сила тянет мое тело в разные стороны, угрожая оторвать конечности.
Если бы я могла кричать, то кричала бы.
– Тем не менее хорошо, что ты пришла. Лучше покончить со всем прямо сейчас. Мы слишком долго ждали. – Он кивает в сторону резервуара с Эммелиной. – Ты, очевидно, уже убедилась, что нам срочно нужно новое тело.
НЕТ
Кто-то кричит прямо у меня в голове.
Макс цепенеет.
Он поднимает лицо, уставившись в никуда, в глазах виден едва контролируемый гнев. И только сейчас я понимаю: он тоже ее слышит.
Конечно, слышит.
Эммелина колотит по стенкам резервуара, звуки глухие, и сама попытка ее выматывает. Она все равно тянется к поверхности, прижимаясь впалой щекой к стеклу.
Макс в нерешительности, не знает, что предпринять.
Скрывать эмоции он не умеет, и его неуверенность видна невооруженным глазом. Ясно, даже с моего кривого ракурса, что он пытается решить, с кем из нас ему надо разобраться в первую очередь. Эммелина снова бьет кулаком по стенке резервуара, уже слабее.
НЕТ
Еще один крик в моей голове.
Со сдерживаемым вздохом Макс останавливает выбор на Эммелине.
Смотрю, как он резко поворачивается и шагает к резервуару. Прижимает ладонь к стеклу, и оно вспыхивает неоново-голубым. Свет распространяется, рассеивается по всей комнате, неспешно выявляя сложную серию электрических цепей. Неоновые вены случайным образом переплетаются, хорошо видны. Напоминают сердечно-сосудистую систему, не сильно отличающуюся от той, что в моем теле.
В моем теле.
Во мне что-то пробуждается. Разум. Рациональное мышление. Я в ловушке, боль заставляет меня считать, что мои силы мне не подвластны, но это неправда. Во мне все еще говорит моя сила. Слабеньким, отчаявшимся шепотком… и все же она есть.
Шаг за шагом, каждый из которых дается мучительно, я собираю по кусочкам свой разум.
Стискиваю зубы, фокусирую мысли. Медленно скручиваю воедино разрозненные жилы энергии, изо всех сил держусь за эти нити. И еще медленнее протыкаю свет рукой. От моей попытки трескаются костяшки, раскраиваются кончики пальцев. Свежая кровь стекает по руке, струится вниз по запястью, а я поднимаю руку, медленно и мучительно вырисовывая дугу над своей головой.
Словно с расстояния в кучу световых лет я слышу какое-то пиканье.
Макс.
Вводит новые коды на панели резервуара Эммелины. И я понятия не имею, чем это грозит сестре. Однако догадываюсь, что дело плохо.
Быстрее.
Быстрее, говорю я себе.
С силой проталкиваю руку сквозь свет, еле сдерживая крик. Один за другим пальцы раскрываются у меня над головой, с каждого стекает кровь, сначала на запястье, затем на глаза. Рука открыта, ладонь смотрит в потолок. Струйки свежей крови петляют по моему лицу, а я направляю энергию на свет.
Потолок разлетается вдребезги.
Мы с Аароном падаем, жестко приземляемся; что-то хрустит у меня в ноге, адская боль пронзает тело.
Я ее подавляю.
Лампочки с визгом взрываются, гладкий бетонный потолок начинает трескаться. Макс разворачивается, его лицо искажает гримаса ужаса, когда я выбрасываю вперед руку.
И сжимаю кулак.
Резервуар Эммелины с четким хрустом покрывается трещинами.
– НЕТ! – кричит Макс.
Он лихорадочно вытаскивает пульт из кармана белого халата и жмет ставшие уже бесполезными кнопки.
– Нет! Нет, нет…
Стекло стонет и поддается, издает сердитый зевок и раскалывается с последним, оглушительным ревом. Макс комично застывает на месте.
Он в шоке.
А потом он умирает, с абсолютно таким же выражением лица. И его убиваю не я. Эммелина.
Эммелина, высвободив перепончатую руку из-под осколков стекла, прижимает пальцы к голове отца. И убивает его всего лишь силой разума.
Разума, которым он ее и наградил.
Его череп раскалывается. Кровь сочится из мертвых глаз. Зубы выпадают изо рта на рубашку. Тело разорвано, из жуткой раны вываливаются внутренности.
Я отвожу взгляд.