— Почему дорогу не уступил, мерзавец? У меня преимущество!
— Какое еще преимущество? — разъярился крестьянин, от избытка чувств подпрыгивая на месте и грозя кучеру кнутом. — Откуда ты вообще свалился на мою голову? Говоришь, герцогского зятя везешь? Богатенькие, значит? Плати за тыквы, наглец!
— Тыквы? — Уперев кулак в бок чисто деревенским жестом, пассажир уверенно сложил пальцы другой руки в смачный кукиш и сунул его крестьянину под нос, поблескивая огромным перстнем с замысловатой печаткой. — А это ты видел? Ты, скотина, весь бок мне исцарапал своей таратайкой! Не я тебе, а ты мне платить должен!
Варуша нетерпеливо цапнула зубами монашеский рукав. Нилс, тоже злясь на досадную помеху, слез с нагретого местечка и встал рядом с крестьянином.
— О! Монах! — обрадовался пассажир кареты. — Будешь независимым свидетелем! Если этот смерд не компенсирует мне ущерб, засажу за решетку! Клянусь, засажу! Новая карета, на свадьбу тестем даренная! Орехом инкрустированная! Одна только лакировка не меньше двух дюжин паундов станет! А корпус поправить? Смотри, какие вмятины! Нет, ты не отворачивайся — смотри, смотри!
— Да не хочу я смотреть на твои вмятины! — всплеснул руками крестьянин. — Сам подставился, а я плати?
Из вороха шкур высунулась разозленная морда вервольфихи. Варуша нервно оскалилась с таким выражением, что Нилс понял его почти дословно: «Сделай же что-нибудь!»
— Давайте разберемся по-хорошему, — пробормотал Нилс, но на него заорали с двух сторон:
— Молчи, предатель! Моей вины нет!
— По-хорошему?! Скажи спасибо, что не порубил на месте!
Постепенно к месту происшествия подтягивались зеваки.
С тоской окинув взглядом все увеличивающуюся толпу, которая внимательно следила за происходящим, Нилс почувствовал тревогу. Не ровен час, действительно нагрянет стража, чтобы навести порядок. А попутно узнает по описанию в монахе того самого шутника-врачевателя, что обидел бойцов особого отряда, а в безобидной собаке волка, да еще и перевертыша. Вот тогда на них с Варушей все и спишут: и порчу чужого имущества в Торговых рядах, и взрыв магической башни, и карманные кражи за прошедшие полгода. Хорошо если убийства не повесят.
Перекрестившись, Нилс сунул руку за пазуху и на ощупь отсчитал дюжину монет.
— Держи.
— А? Что это? — Пассажир кареты настолько увлекся скандалом, что не сразу сообразил, о чем ему толкует монах.
— Держи, говорю. Покрасишь свою карету за счет приюта святого Паллы. Господь повелел помогать убогим.
Чуть слышный рычащий смешок со стороны козлиных шкур показал, что племянница оценила иронию. Пока растерявшийся нарушитель спокойствия пересчитывал монеты, Нилс крепко ухватил крестьянина за локоть и потащил назад к телеге.
— Поехали.
— Э! Так не пойдет! — попробовал возмутиться крестьянин, но именно в этот момент терпение монаха лопнуло окончательно. Нилс с неожиданной для святого человека вообще и себя лично яростью шепнул: — Или трогаемся, или я сейчас своими руками отволоку тебя, гаденыш, в участок! Вот там и расскажешь о тяжелом труде земледельца! Спешу я, понятно? Гони!
— Но как же? А кабанчик? — растерялся мужик.
Нилс оглянулся на притихший мешок, украшенный гербом, и хмыкнул.
— Не журись. Теперь он у тебя знатных кровей, из семейства герцога Жетиниана. Ставь цену вдвое выше, все равно купят…
Уже через несколько минут показался поворот на Ключ.
Вервольфиха настойчиво ткнулась холодным носом в руку. Спрыгнув с телеги, Нилс кивнул на прощание мужику и неспешно двинулся вперед, не оглядываясь. Остановились уже у родника. Опровергая расхожие слухи о том, что святая вода нечисти не по зубам, Варуша жадно припала к источнику. Пила она долго, смешно покачивая лохматой головой вверх-вниз, как колодезный журавль. Нилс так засмотрелся, что сам успел сделать лишь пару глотков — мохнатая попутчица уже торопила, явно мечтая поскорее найти пропавшего Михаила и получить вожделенную свободу.
Метка FE-34 была на месте.
Прикосновение к шершавому камню неожиданно пробудило в памяти Нилса детские воспоминания, как он с ватагой таких же босоногих сорванцов карабкается по выдолбленным в стене ступеням — узеньким, под гномью стопу, — и до последнего старается удержаться наверху.
Невольно улыбнувшись, Нилс подналег на каменную плиту, ожидая протестующего скрипа невидимого механизма, но камень с неожиданной легкостью ушел в сторону.
Подоткнуть укороченную рясу было делом секундным. Нилс с некоторой опаской начал втискиваться в темную нору— все-таки вход в подземку не задумывался гномами как широкие, открытые любому желающему ворота, но вервольфиха с такой решительностью подналегла сзади, что монах буквально влетел внутрь.
Почти сразу за входом лаз резко обрывался, это Нилс помнил и был к этому готов. А вот тусклый свет и приземистая фигурка, выскочившая невесть откуда и метнувшая в них неровный камень, оказались полным сюрпризом.
Варуша зарычала и дернула рясу за подол. Чудом уклонившись от летящего обломка, Нилс не удержался от ругательства, уцепился обеими руками за боковину пандуса, но потяжелевшее со времен детства тело отстояло свое право продолжить движение вниз. Коротко охнув, монах заскользил к станции, протирая штаны и со злорадством слушая, как сзади скребут по гладкому камню когти и скулит съезжающая на пузе племянница.
Еще один обломок со свистом пролетел над головой, вздыбив волосы. Нилс сжался в комок, продолжая спускаться уже на боку и безостановочно чертыхаясь.
Затылок жгло, словно сам святой Палла укоризненно смотрел ему вслед. Однако спустя несколько секунд до монаха дошло, что жжение не из разрядов угрызений совести, а скорее реалистического свойства. В затылок явно вцепилось что-то теплое, клейкое. Содрав с себя это неведомое «что-то» и отбросив его, Нилс в последнюю секунду сгруппировался и приземлился на обе ноги. Рядом, с вздыбленной шерстью и горящими глазами, неловко рухнула на пол Варуша.
Здесь мало что изменилось.
Подставка под факелы по-прежнему была полна, на каждом подвешено зажигало, чтобы можно было не искать в темноте. Стоило факелу загореться, как вспыхнули под потолком искусственные созвездия, освещая гладкие до блеска стены и затоптанный незваными посетителями пол.
С некоторой опаской Нилс ощупал затылок — мокро, но боли нет. Поднесенные к самому носу пальцы оказались не красными, как он предположил, а коричневыми. Липкая жидкость походила на загустевшую кровь, но пахла странно, какими-то лекарствами. Зверюга едва принюхалась и отскочила, словно ошпаренная.
Пожалев, что оставил арбалет в городе, на всякий случай монах обошел станцию по периметру, но не обнаружил ничего опасного. Рычаг, опускающий тележки на рельсы, был на месте и даже смазан — на ладонь Нилса капнуло масло. Правда, хранилище транспорта оказалось пустым, чего никак не ожидал Нилс, но спустя буквально пару секунд этому нашлось объяснение: ярко освещенная головным светильником вереница вагонеток выехала из ближнего тоннеля и помчалась к ним на приличной скорости.
Вервольфиха коротко рявкнула, отдавая приказ.
Прижавшись к стене, монах воткнул факел в держатель. Потом пробрался к месту пересечения рельсов и, дождавшись появления состава, почти грациозно скакнул в самую последнюю тележку — если уж придется промахнуться и упасть, то не под тяжелые колеса. Варуша одобрительно рыкнула, высунув голову из предыдущей вагонетки. Нилс облегченно вздохнул — успели.
Вместе с облегченным вздохом в душе вдруг зародилась смутная тревога.
Насторожившийся монах напрасно щурил глаза, пытаясь разглядеть в полумраке источник опасности. Ни по бокам тоннеля, ни впереди ничего угрожающего не было. Вагонетка шустро летела по рельсам, поскрипывая на поворотах, отражательные камешки послушно указывали направление, размеренно позвякивал металлический крюк.
Только расслышав среди безжизненных механических звуков далекое покашливание, Нилс осознал, что его так насторожило.
Дно тележки, на которое он сел, было теплым! Теплым! Нагретым чьим-то задом! Буквально за секунду до него в вагонетке ехал другой пассажир!
Безусловно, паниковать было преждевременно — время от времени подземку посещали любопытствующие. Но Нилс занервничал и, как оказалось, не зря.
Вервольфиха прижала уши и предостерегающе зарычала. Из самой первой, ярче других освещенной, тележки донеслись странные звуки, словно там билось какое-то крупное животное. Наконец крючок, удерживающий дверку, отлетел, и из недр вагонетки выбрался… человек.
Аптекарская одежда незнакомца была измята и местами продрана, головного убора не было и в помине. Спокойно шагнув на край, он размеренно зашагал от вагонетки к вагонетке, приближаясь к последней, в которой сидел Нилс. Удивительно, но мужчину не заносило на поворотах — словно акробат, он легко держал равновесие, помогая себе растопыренными руками.
Монах сполз на пол и сжался в комок, загородившись подолом. Спереди донеслось обескураженное ворчание — судя по всему, человек то ли не испугался вервольфихи, то ли просто не заметил ее.
Спустя минуту подошва скрипнула прямо над головой Нилса. Странный пассажир спрыгнул монаху под бок, наклонился, невозмутимо ощупал его холодными, как лед, пальцами и, пнув на прощание ногой в бок, с прежним равнодушием покинул вагонетку.
Рискнув высунуться, Нилс проследил, как мужчина степенно удаляется по рельсам в глубь тоннеля, и перекрестился:
— Чур меня! Свят-свят-свят!
Варуша неодобрительно засопела и оскалилась, но тут состав резко повернул. Рельсы разветвились в стороны.
Откуда-то из-за стены донесся нестерпимо неприятный скрежет, потом грохот металла, резкий хлопок, словно из бутылки вытащили пробку. Сразу вслед за этим наступила тишина. Напряженная, зловещая, словно проглотившая все существующие до сих пор звуки — даже колеса тележек теперь вращались бесшумно, а в ушах ощущалась неприятная пустота и одновременно давление, как будто глубоко под водой.