во от дна озера до каменного свода. На стенах виднелись следы раздавленных насекомых и мелких зверьков, некстати оказавшихся рядом в тот роковой для них момент, когда идол сделал последний рывок и вылупился.
Где-то внизу, под его брюхом, угадывались среди скорлупы изломанные очертания высланной для нас капсулы. Еще никогда наши дела не были так плохи.
— Подожди тут, — коротко сказал я и взлетел вверх.
Быстро проскользнув между чешуйками толстой шкуры, я нырнул в душную темноту и понесся по спирали, стараясь не задевать стенок желудка.
Обратно я вернулся, сжимая в руках добычу: несколько промокших от слизи кошельков с монетами и медицинский пакет.
— Пятый, — слабым голоском прошептала напарница, прижимаясь к стене и с ужасом оглядываясь по сторонам. — Я уже ничего не понимаю. Скажи, хоть это задание мы выполнили? Река осквернена?
Вместо ответа я вытащил из щели чудом уцелевший от гибели под тушей идола комплект для оказания первой помощи и протянул ей.
— Надеюсь, ты знаешь, как этим пользоваться.
— Зачем? Разве мы сейчас не на базу? — удивилась Вторая, так энергично стряхивая с раненого плеча любопытную козявку, что я понял: обморок был сплошным притворством, она в полном порядке.
— Уже полчаса, как рация молчит, — нарочито спокойным тоном доложил я. — Я вообще не уверен, существует ли еще на старом месте наша база. Река не осквернена, все наоборот. Понюхай эти монеты. Чем пахнет?
— Мерзостью, — честно доложила напарница, морща нос. И только потом спохватилась: — А зачем их надо было нюхать?
— Запах лжи. Помнишь, в прошлый раз он не стал есть мою монетку? Это была зарплата. А твоя монетка…
— Выигрыш в казино. Неужели он их сортирует? — ахнула Вторая. — Ты на самом деле думаешь, что он ест только…
— Только то, что не заработано честно. Все проглоченное, до последней гнутой копеечки, добыто обманом, — грустно пояснил я. — Боюсь, наш идол пропитался святой речной водой насквозь и стал праведником. Со дня на день начнется массовое народное поклонение. Он теперь освящен.
— Как? — ахнула Вторая. — И что же нам теперь? Может, все-таки слетаем на базу?
— Не на чем.
— А капсула?
Я выразительно указал на раздавленные обломки на дне озера.
— Что же делать?
— Думаю, куратор сам о нас позаботится, если он еще жив. На этот случай, если не ошибаюсь, предусмотрена аварийная эвакуация, — сказал я. — Но прежде чем спасать свои шкуры, надо уничтожить идола.
Реакция напарницы удивила меня.
Не прошло еще и недели с тех пор, как она небрежно болтала этим яйцом в каске, словно собираясь сбить из него омлет, и ковыряла скорлупу ногтями. А сейчас заслуженная боевая работница (если ей верить) села на камушек и пригорюнилась, словно сама снесла и высидела это злополучное яйцо. Влажные глаза начали предательски голубеть — в крови проснулись гены ангела.
— Э! Э! Вторая! Стоп! — повысил я голос. — Прекратить нюни! Ты же воин! Возьми себя в руки!
— Мы же его сами… хлюп… сюда положили… хлюп… а теперь должны… хлюп…
— Сами положили, сами и уберем! — бодро крикнул я, доставая из поясной сумки маленький черный цилиндр. Размотав шнур, который обвивал цилиндр по часовой стрелке, я оставил шнура примерно на две-три минуты горения, остальное обрезал. Потом подпалил фитиль и быстро рванул вверх, к приоткрытой пасти идола.
— Подожди меня, я сейчас.
И вот тут мне пришлось испытать в полной мере, что такое дамские упреки. Кем меня только не называли! Я был бессердечным типом с холодным сердцем; существом, начисто лишенным отцовского инстинкта; коварным маньяком, увлекающимся в рабочее время взрывами ни в чем не повинных маленьких животных; бесхозяйственным транжирой, который сначала берет яйцо на складе, а потом уничтожает его гранатой, взятой на том же складе, и так далее.
От незаслуженных оскорблений у меня начали трястись руки. Радостная напарница тут же отметила это, язвительно поинтересовавшись, не пора ли мне бросать пить и начать вести здоровый образ жизни.
Когда фитиль догорел почти до конца, а я, вместо того чтобы забросить гранату в рот идола, все еще тыкал ею гаду в зубы как неумелый стоматолог-практикант, мое терпение лопнуло.
— Лови! — Я воткнул гранату в руки опешившей напарнице, а сам невозмутимо отлетел в сторонку, приготовившись мгновенно испариться в случае неудачи.
Заполучив гранату, Вторая моментально прервала свою пламенную речь, а от ясной голубизны в ее глазах не осталось и следа.
Пока она пыталась попасть в рот идола (а он, не будь дурак, стиснул зубы), я стоял на низком старте и от души наслаждался зрелищем.
— Открой рот, скотина! Да шире же! Шире! Вот дрянь!
— Где же твое сочувствие к змию, милая? — ласково спросил я сверху. — Разве не ты своими руками принесла этого чудесного малыша со склада? Разве не ты выкормила его своей грудью?
— Заткнись! Он же сейчас взорвется! — заскулила она. — Ну, открой же рот, животное! Открой! Чтоб тебя! Р-р-р!
Скажу честно — вот именно сейчас мне стало жаль бедного идола.
Потому что, когда вас просто взрывают, это не так унизительно, как терпеть издевательства разъяренной чертовки, которая бесцеремонно лезет острыми когтями в вашу пасть.
Стоило фитилю догореть до руки сердобольной Второй, как эта прекрасная представительница женского пола взвизгнула, задрала ногу и врезала носком ботинка по зубам бедного идола так, что только крошки полетели. Зашвырнув черный цилиндр внутрь, она вихрем метнулась вверх, по дороге «нечаянно» задев меня по подбородку каблуком, и первая вылетела на поверхность.
Остановились мы только для того, чтобы с удовлетворением услышать взрыв в глубине и насладиться зрелищем легкого землетрясения. Вода в реке забурлила, как в кастрюльке во время кипения, но быстро успокоилась. И что самое смешное — на глазах стала убывать. Видно, утекала сквозь пробитые взрывом щели в подземное озеро.
— Вижу, тебе уже лучше, — кротко сказал я, улыбаясь и бросая выразительный взгляд на якобы смертельную рану напарницы. — А я все никак в себя прийти не могу. Так жалко несчастного идола…
Убив меня взглядом черных глаз, Вторая начала длинно и громко объяснять, куда мне пойти вместе со всеми идолами этого мира, и заткнулась только тогда, когда из моего наушника уже вылетали не просто слова, а душераздирающие крики куратора:
— Пятый! Да Пятый же! Что там у вас творится?
— Вы живы? Спасибо за напарницу, товарищ куратор, — выкрикнул я, стараясь перекричать зычный голосок Второй. — Чистое золото, а не помощница! Только что змия зверски уничтожила, а теперь ко мне подбирается! Вам случайно никого не надо убить? А то она может.
— Пятый, скотина! Как ты посмел рисковать моей жизнью? — продолжала орать симулянтка, уперев руки в бока и начисто забыв о своем раненом плече.
— Ты так агитировала за то, чтобы оставить идола в живых, что я решил вручить его судьбу в твои нежные ручки. И надо признать, эти ручки сумели то, что мне оказалось не под силу. У покойного змия ни одного зуба во рту не осталось.
— Ты меня вынудил! — взвизгнула чертовка.
— А меня вынудили обстоятельства! — прокричал я в ответ, любуясь ее раскрасневшимся лицом.
Наверное, мы бы еще долго отводили душу препирательствами, если бы не звук, раздавшийся в моем наушнике. Видно, скотина куратор применил запрещенный трюк, долбанув своим микрофоном по чему-то твердому. Видя, что я больше не отвечаю, а стою с блаженным выражением на окосевшем лице, напарница замолчала.
— Что? Что случилось?
— Пятый!
— Да? — покорно откликнулся я, прислушиваясь к колоколам, звенящим в черепной коробке.
— Вы целы?
— Более или менее, товарищ куратор.
— Тогда срочно летите к самой границе города. Начинается война. Это наш последний шанс ухватить чертенка, пока он окончательно не набрал силу. Малыш наверняка будет там. Люди в панике, накал их эмоций нарастает, купол над городом крепнет. Постарайтесь опередить Положительных. Мы и так уже получили предварительную ноту протеста из-за порчи реки со святой водой.
— Почему вы так уверены, что чертенок там будет? — удивился я. — Любой на его месте уже был бы далеко отсюда. Ведь для него купол проницаем.
— Как окажетесь на предполагаемом поле боя, сами увидите, — вздохнул куратор. — Настоящий лакомый кусочек, концентрат эмоций, причем не только человеческих. Наместник прямо светится от законной гордости — все растраты можно смело списывать, во главе войска стоит колонна магов под предводительством Мерлина. Старик в мантии, черной шляпе — все как положено.
— Кто? Товарищ куратор, кажется, у меня звуковые галлюцинации.
— Тебе не послышалось, сынок. Во главе городского войска идет Мерлин.
— Тот самый?
— Не совсем, но с обязанностями справляется великолепно. Я уверен, как только враги сумеют разглядеть его хотя бы в подзорную трубу, тут же попросят пощады. Если же они потеряют от ужаса речь, Мерлин обрушит на них всю мощь своих колдовских способностей.
— А кто враги? — влезла Вторая.
— Не успел уточнить у дежурных, — признался куратор. — Они подошли с другой стороны границы и уперлись в стену. Колонна состоит всего из пятисот воинов, но у них кроме пистолей и луков есть несколько мелких катапульт, механические рогатки и две большие осадные машины.
— Ого! — прикусила губку Вторая.
— Эй! — спохватился куратор. — Вы лететь-то собираетесь? Учтите, чем больше ест клон, тем сильнее становится!
Моментально забыв обиды и оказав Второй необходимую медицинскую помощь (проще говоря, наспех заклеив пластырем миниатюрную ранку), мы с напарницей полетели к краю города, туда, где в обычное время росла картошка, а сейчас собиралось войско.
Скажу сразу, летели мы быстро, но несколько раз по пути были вынуждены отвлечься. Да и кто не отвлекся бы на нашем месте!
Раньше я как-то не рассматривал свеженаколдованных мороков-зверушек внимательно, а зря, занимательное зрелище оказалось. По узким улочкам, водостокам, крышам и укромным внутренним дворикам расползлось великое множество странных существ, больше похожих на ожившие примеры из учебника геометрии.