трельного оружия и взрывчатых веществ, а также в захвате автомобиля. Он сразу же присоединился к массовому протесту в районе Н. За ним последовали другие отважные деятели. 23 мая Кевин Линч из INLA присоединился к забастовке, заменив Пэтси О'Хару; шесть дней спустя Мартин Херсон из Каппа, графство Тайрон, начал голодать. 8 июня к забастовке присоединился Томас Макэлви, а 22-го — Микки Дивайн из INLA.
Но непредвиденное событие изменило ход голодовки — 5 марта 1981 года умер Фрэнк Магуайр… Независимый член парламента от Вестминстера от Ферманы/Южного Тайрона скончался в результате сердечного приступа, и последовавшие за этим дополнительные выборы на освободившееся таким образом место предоставили возможность трансформировать забастовку Сэндса. Магуайр, сам бывший интернированный ИРА, поддерживал требования заключенных о политическом статусе. Но что, если бы Бобби Сэндс сам был избран в Палату общин? Могло ли британское правительство в такой ситуации действительно утверждать, что ИРА была преступниками, а не политической силой? Могла ли премьер-министр Маргарет Тэтчер позволить члену парламента от Вестминстера уморить себя голодом? Джерри Адамс был среди тех, кто поддерживал идею о том, что Сэндсу следует баллотироваться на дополнительных выборах после избрания Магуайра, но это, несомненно, была рискованная стратегия. Что, если Сэндс проиграет? Тэтчер и ее коллеги придали бы большое значение такому поражению, а дополнительные выборы 9 апреля и их итоги были напряженными на фоне ежедневного поста Сэндса.
Сэндс победил, с небольшим отрывом от конкурентов, победив кандидата от «Союза за демократию» Гарри Уэста. Националисты в округе проголосовали за него — 30 492 человека — и восторгу республиканцев не было предела. Один из заключенных ИРА Лоуренс Маккеоун позже вспоминал: «Мы были в восторге от победы. Мы думали, что это значительно повысит шансы Бобби на выживание, что британцы не захотят, чтобы один из их собственных депутатов умер от голодовки». Результаты дополнительных выборов действительно были политически значимыми. Джерри Адамс, комментируя избрание Сэндса, сказал: «Его победа разоблачила ложь о том, что участники голодовки — и, следовательно, ИРА и все республиканское движение — не имели народной поддержки». Конечно, поддержка Сэндса в 1981 году не должна означать обязательного одобрения его политики в ИРА. Как справедливо говорит Мэриан Прайс, «За Бобби Сэндса проголосовало бы множество людей, которые, конечно же, не согласились бы с политикой Бобби Сэндса. Но они проголосовали бы за него не потому, что они были республиканцами, а потому, что они не хотели, чтобы этот человек умер, а также потому, что они уважали его за то, что он был готов умереть за то, во что верил». Даже непримиримая противница голодовки ИРА Маргарет Тэтчер признала Он отметил, что «можно было восхищаться мужеством Сэндса и других участников голодовки, которые погибли, но не сочувствовать их убийственному делу. Мы сделали все, что было в наших силах, чтобы убедить их прекратить поститься».
Таким образом, несмотря на эту знаменитую победу, голодовка продолжалась. Со смертельным исходом. 5 мая 1981 года, на шестьдесят шестой день своего голодания, Бобби Сэндс скончался. На его похоронах в Белфасте 7 мая 100 100 человек молча шли за гробом. Сэндс был похоронен на кладбище Миллтаун в западной части города, и его представитель на выборах Оуэн Кэррон произнес надгробную речь: «Трудно описать печаль и огорчение, переполняющие наши сердца сегодня, когда мы стоим у могилы добровольца Бобби Сэндса, жестоко убитого британским правительством во время Второй мировой войны». — Квартал Лонг-Кеш. — год смерть Бобби Сэндса, члена парламента, вызвала огромный интерес средств массовой информации и широкую международную огласку. Затем, 12 мая, товарищ Сэндса Фрэнки Хьюз также погиб на пятьдесят девятый день его забастовки. По мнению сочувствующих американцев, Хьюз был «убит британским правительством»; «Фрэнки Хьюз отдал свою жизнь и доказал свою любовь. Свет, зажженный им, никогда не погаснет. 21-го числа того же месяца Рэймонд Маккриш и Пэтси О'Хара скончались. Они не ели шестьдесят один день.
Несмотря на всю их организаторскую энергию, республиканское движение было свидетелем серии смертей, которые давали все меньше возможностей шокировать, двигать вперед, оказывать политическое влияние.
И республиканцы действительно были хорошо организованы. Национальный комитет H-Block/Armagh активно продвигал дело заключенных, привлекая к нему внимание общественности. Заключенные общались между собой и с внешним миром с помощью сложного и изобретательного набора средств связи, или «коммов». Написанные на импровизированной (туалетной или сигаретной) бумаге, завернутые в пищевую пленку и спрятанные на теле (в заднем проходе, во рту, под крайней плотью), эти «сообщения» или записки переправлялись контрабандой через визиты, родственники или друзья приносили и забирали сообщения (опять же, пряча их на своем теле). Но их перевозили контрабандой на фоне затянувшейся череды трагедий. Джо Макдоннелл скончался 8 июля, и его трогательная история подошла к концу после шестидесяти одного дня голодания. Лоуренс Маккаун, участник голодовки: «Джо Макдоннелл, который был женат и имел детей, отказывался надевать форму даже для визитов, поэтому он не видел свою семью в течение четырех лет. Он увидит их, когда будет умирать. Тем временем его дети стали на четыре года старше». И, вопреки многим случайным предположениям, это не были люди, обреченные на мученическую смерть из-за долговременной склонности. Как вспоминает другой соратник Макдоннелла по республиканской партии, «Никто не любил жизнь так сильно, как Джо Макдоннелл, и не жил полной жизнью, как Джо Макдоннелл… Если бы передо мной поставили тысячу человек, Джо был бы последним, кого я выбрал бы для объявления голодовки».
По сути, это были обычные люди, чье ревностное отношение к своей борьбе и обстоятельства привели их к крайностям. Ведущий республиканец и бывший подрывник ИРА Джерри Келли позже вспоминал о периоде голодовки: «Большое количество заключенных были готовы к медленной и мучительной смерти ради нас. Британцам следует обратить внимание на то, что они не были суперменами или женщинами. Они были обычными мужчинами и женщинами из республиканского сообщества. Это были обычные мужчины и женщины, оказавшиеся в чрезвычайных обстоятельствах, которые приняли вызов и превзошли его». И воспоминания об этой самоотверженной борьбе до сих пор могут вызывать гнев. Как вспоминал один бывший боец ИРА, «я знал Джо Макдоннелла всю свою жизнь», потому что он был родом из Лоуэр-Фоллс [в Белфасте], откуда я сам родом… Каждый раз, когда я думаю об этих голодающих, я прихожу в ярость, правда. Я помню, какими мрачными были те дни. Я помню, как ужасно это, должно быть, было для них».
Во время самой забастовки ощущалась эмоциональная напряженность, которая помогла поддержать этот жест, и сильное ощущение того, что жертвы тех, кто погиб, не должны оказаться напрасными. Мартин Херсон умер 13 июля 1981 года, Кевин Линч — 1 августа, а Киран Доэрти — на следующий день. Как и Сэндс, хотя и с гораздо меньшей известностью, Доэрти был избран в парламент: в июне, во время голодовки, он получил место в Дублинской палате представителей от Кавана/Монахана на всеобщих выборах в Ирландской Республике. Томас Макэлви умер 8 августа, Микки Дивайн — позже в том же месяце, после шестидесяти дней голодания. Макэлви олицетворял собой вызывающий провокаторский подход, который был ключевой частью голодовки и организации в целом; однажды он провел четырнадцать дней в тюремном карцере за то, что отказался называть тюремного надзирателя сэром.
Демонстративно или нет, но забастовщикам не удалось убедить британское правительство выполнить их требования. Между двумя сторонами существовал контакт, и республиканцы знали, что им предлагается. 29 июля Джерри Адамс встретился с шестью участниками голодовки, чтобы обрисовать в общих чертах то, что, по его мнению, можно получить от британцев в случае прекращения забастовки: пакет мер, который не соответствовал всем требованиям, но свидетельствовал о существенном прогрессе — отмене тюремной формы для заключенных, право носить свою собственную одежду; неофициальная изоляция заключенных; свобода общения по выходным и на часть каждого дня; удовлетворение требований бастующих относительно посылок и свиданий. Но заключенные отвергли эти предложения и настаивали на выполнении своих требований в полном объеме. На этот раз компромисса быть не могло.
Но по мере того, как последствия каждой смерти ослабевали, а власти были явно готовы к тому, что эта мрачная череда событий будет продолжаться и дальше, смелой забастовке неизбежно пришел конец. Давление на семьи бастующих было ужасающим, и — неудивительно — некоторые из них пришли к выводу, что голодовку следует прекратить. 31 июля 1981 года Пэдди Куинн (который присоединился к забастовке 15 июня) получил медицинскую помощь по указанию своих родственников и через сорок семь дней прекратил голодовку. 20 августа семья Пэта Макджоуна согласилась на медицинское вмешательство, чтобы спасти ему жизнь на сорок второй день его голодания. 4 сентября семья Мэтта Девлина согласилась на медицинское вмешательство, чтобы спасти ему жизнь на пятьдесят второй день забастовки; два дня спустя семья Лоуренса Маккеона согласилась на медицинское вмешательство, чтобы спасти его на семидесятый день забастовки. Забастовка была приостановлена.
По сути, забастовка прекратилась. Так, 30 сентября заключенные блока «Н» выступили с заявлением: «Мы, протестующие заключенные-республиканцы в блоках «Н», столкнувшись с реальностью постоянного вмешательства семьи, вынуждены прекратить голодовку в силу обстоятельств, которые на данный момент мы практически не контролируем». 3 сентября. В октябре, когда такие деятели, как Пэт Шихан и Джеки Макмаллан, по-прежнему отказывались от еды, длительная голодовка Кеша закончилась.
Это было сделано без достижения заключенными своих целей, хотя 6 октября государственный секретарь по делам Северной Ирландии Джеймс Прайор пошел на значительные уступки в их позиции в отношении одежды, освобождения от наказания, общения и посещений. Но более широкое значение голодовки 1981 года выходило далеко за рамки подобных подробностей, и ее справедливо рассматривали как важнейший и показательный эпизод в истории Временной республиканской партии; по мнению Шинн Файнер Тома Хартли, «голодовка стала переломным моментом».