{322}В Добровольческой армии{323}
Я прибыл в Екатеринодар из Тифлиса в середине декабря 1918 года и был зачислен в резерв Добровольческой армии. В результате свидания генерала Деникина с Донским атаманом генералом Красновым появился приказ об едином командовании, и 26 декабря этот приказ был объявлен. Вот его содержание: «По соглашению с атаманами Войска Донского и Кубанского сего числа я вступил в командование всеми сухопутными и морскими силами, действующими на Юге России. Генерал-лейтенант Деникин».
Этот приказ вызвал неизбежность выделить Добровольческую армию из непосредственного ведения генерала Деникина. Он сохранил свой штаб в качестве штаба Вооруженных сил на Юге России, а во главе Добровольческой армии поставил генерала Врангеля. Как бы в оправдание этого назначения, генерал Деникин пишет в своем труде «Очерки русской смуты», что «в последних славных боях на Урупе, Кубани, под Ставрополем он (ген. Врангель) проявил большую энергию, порыв и искусство маневра». Армия генерала Врангеля получила название «Кавказской Добровольческой» ввиду того, что добровольческие части, действующие на Дону, разворачивались также в армию, которой и дано было название «Добровольческой».
В Екатеринодаре я пробыл всего несколько дней. В последних числах декабря я получил телеграмму генерала Врангеля с просьбой прибыть в его распоряжение. Такую же просьбу от Врангеля получил и штаб главнокомандующего. Генерал Романовский дал свое согласие, и я, быстро собравшись, отправился через Ставрополь к штабу генерала Врангеля.
Командирование в распоряжение моего боевого товарища и старого друга меня очень обрадовало. Выехал я из Екатеринодара 30 декабря и 31-го прибыл в Ставрополь. Там я узнал, что штаб Врангеля находится в селе Петровском. Добраться туда скоро было не легко, несмотря на то что это селение было связано со Ставрополем железной дорогой. Только на следующий день был составлен поезд, который должен был следовать на Петровское. Ехали мы бесконечно долго, останавливались часами на каждой станции и наконец добрались до цели нашего путешествия. По приезде я немедленно отправился в штаб генерала Врангеля (моя встреча с П. Н. Врангелем в Петровском и дальнейшие события записаны мною в 1919 году).
Я его застал дающим своему молодому начальнику штаба полковнику Соколовскому{324} какие-то распоряжения. Увидел я его после многих лет, в течение которых мы, находясь в разных участках нашего громадного фронта, совсем не встречались. Только один раз я надеялся встретиться с Петром Николаевичем, когда получил предложение в 1915 году от генерала Крымова{325} принять один из полков его дивизии, в которой Врангель уже командовал Нерчинским полком. Однако это мое назначение не состоялось, так как до меня еще не дошла очередь.
Увидев моего друга, я даже не успел его как следует разглядеть. Прекратив свой разговор с Соколовским, Врангель быстро подошел ко мне. Мы расцеловались, и он мне сказал, что я прибыл более чем своевременно. Тут же немедленно он стал знакомить меня с общей обстановкой на фронте, с данной ему задачей и о распоряжениях, которые он давал своим частям. Я погрузился в карту и стал по ней следить за его словами. Затем он мне сказал, что поручает мне командование средним боевым участком его армейской группы, с назначением меня одновременно и начальником 1-й Конной дивизии, которой он недавно командовал сам. Он мне сказал, что завтра же он намерен перейти в наступление, почему предложил мне поскорее добраться к моему штабу. После этого Врангель опять подошел к подполковнику Соколовскому и стал проверять заготовленную директиву. Тут же она была подписана и стала размножаться для отправки по назначению. Здесь же мне был вручен этот боевой приказ.
Должен признаться, что у меня от всего перечувствованного в эти минуты положительно закружилась голова. Встреча с близким другом, ставшим тогда уже героем по ряду удачных боев на Северном Кавказе, поручение, совершенно неожиданное, данное мне по прибытии моем в Петровское, ответственной роли боевого начальника, спешное мое отправление к месту моего командования — все это вызвало во мне ряд сильных и разнообразных переживаний.
Правда, в глубине души я таил надежду, что меня назначат командовать дивизией, но фактически я получил в командование конный корпус, впредь до прибытия на фронт генерала Покровского, находившегося в Екатеринодаре.
Кроме того, мне было как-то странно не обмолвиться с моим другом — теперь моим командующим армией — хотя бы одним словом о всем том прошлом, которое нас разъединило физически на многие годы, столь насыщенные событиями. Видя мой озабоченный вид, Врангель подошел ко мне и спросил меня, что меня смущает.
— Поверь, — сказал он мне, — ты легко справишься с этим поручением. Обе твои дивизии имеют прекрасные части, а среди подчиненных ты встретишь храбрейших и умелых начальников.
Я ему ответил, что эта сторона меня нисколько не волнует, но я опасаюсь, что сам не оправдаю вполне оказываемое им мне доверие.
— Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь, — заявил мне мой друг, — твоя работа на Кавказе и твоя деятельность во время революции мне хорошо известны от тех лиц, кто непосредственно их видел. Одной нашей дружбы было бы для меня недостаточно, чтобы вызвать тебя к себе и поручить тебе ответственную роль. Смотри только, держи со мною связь всеми способами. Эта часть у нас сильно хромает.
Посмотрев на часы, он сказал мне, что мы заболтались и что мне нужно торопиться, чтобы к утру поспеть к своему штабу. Распрощавшись со своим другом и погрузив свое седло и чемодан на поданную мне подводу, я отправился в путь.
В этой нашей встрече полностью сказались внутренние качества Петра Николаевича, Петруши, как я его звал и как его звали родные. Для него прежде всего была его служба и ответственность перед ней. Так же как и мне, ему, конечно, хотелось многим со мной поделиться. Отношения у нас были исключительно близкие; не виделись мы давно — из рядовых офицеров стали ответственными начальниками. Было о чем поговорить, чем поделиться, но его мысли были поглощены завтрашним наступлением. Все остальное проходило мимо него. Когда же он не был связан временем, когда мысли его могли быть отвлечены, то он, скорее, был очень разговорчивым и всегда стремился узнать мнение своего собеседника в затронутом разговором вопросе. У него была даже манера вызывать у собеседника высказать его мнение вопросом — «что?», как будто бы он не расслышал того, что ему говорилось. Чужое мнение он уважал, с ним считался и был очень далек от упрямого отстаивания своих решений.
До моего штаба, который находился в селе Грушевском, было около 60 верст. Дороги были плохие, и лошади с трудом плелись мелкой рысью. К моему счастью, подполковник Соколовский назначил в мое распоряжение казака, который мне очень помог в пути. Прибывая в селения, через которые мы проезжали, нам с трудом удавалось находить смену лошадям, особенно ночью. Однако благодаря расторопности казака мы все же утром добрались до Грушевского. Там я нашел моего временного предшественника, генерала Крыжановского{326}, который ничего еще не знал о данной корпусу задаче.
Части корпуса, без одной бригады 1-й Конной дивизии, находившейся в распоряжении генерала Улагая, действовавшего на Святокрестовс-ком направлении, находились в районе Грушевское — Калиновка. Общая обстановка, как мне была объяснена генералом Врангелем, складывалась следующим образом.
Генералу Врангелю, как командующему армейской группой, были подчинены: 1-й армейский корпус генерала Казановича, 1-й Конный корпус генерала Покровского, которым временно должен был командовать я, и отряд генерала Станкевича. Генералу Врангелю ставилась задача удерживать фронт от Маныча до Петровского, овладеть базой красных, Святым Крестом, и выйти в тыл группе советских войск, действовавших в районе Минеральных Вод. Во исполнение этой директивы генерал Врангель направил на Святой Крест дивизию Улагая, усилив ее бригадой 1-го Конного корпуса, моему же корпусу им было приказано овладеть Новосельцами и Александровским.
Еще в пути я изучил данную мне директиву и заготовил свой боевой приказ для наступления. Оставалось только его размножить и разослать по назначению в части. Наступать надо было немедленно, тем более что Улагай, связанный с Врангелем телефоном, конечно, уже с утра начал свое движение на Святой Крест. Наше промедление могло бы поставить его в невыгодное положение. После удачных для нашего корпуса боев у Новоселец и Александровского согласно данной мне директиве я направил бригаду 1-й Конной дивизии на Преображенское, куда отходили красные после их разгрома Улагаем под Святым Крестом. Там соединилась вся 1-я Конная дивизия, в командование которой я предназначался по прибытии генерала Покровского. Во главе с генералом Топорковым дивизия эта окончательно разгромила красные части, отходящие от Святого Креста.
В это время правофланговые части нашей армии вели бои под Минеральными Водами. В период этих боев большое значение приобрел город Георгиевск. Через него шли главнейшие пути отхода Минераловодской группы красных. При его захвате, до отхода их на восток, эта группа совершенно выводилась из строя. Только небольшие части, без обозов, могли рассчитывать уйти через станицу Вольскую на Владикавказ. Учитывая это, генерал Врангель приказал мне напрячь все силы, чтобы возможно скорее овладеть Георгиевском. Для выполнения этой задачи я направил 1-ю Конную дивизию долиной Кумы для удара по Георгиевску со стороны станицы Урухской, в обход его с востока. Бригаду 1-й Кубанской дивизии я направил на Обильное, и с другой бригадой, назначенной в резерв, я пошел на Новозаведенное, чтобы иметь возможность усилить своевременно генерала Топоркова. Свой главный удар я направлял моим левым флангом. Начал я движение 5 января. Красные вначале не оказывали серьезного сопротивления, и к вечеру мы овладели районом Отказное — Обильное — Урухская. Но если противник сопротивлялся слабо, то нам приходилось в этот день сделать громадные переходы.