Н. Прюц{114}Донецкий бассейн{115}
В январе 1919 года я отправился из города Армавира, где временно пребывал, в свою батарею, находившуюся тогда в городе Дебальцево, в Донецком бассейне. Здесь я явился капитану Князеву, впоследствии убитому в одном бою в должности командира 2-й Марковской батареи, и получил от него назначение в 3-ю Марковскую батарею, которой командовал полковник Лепилин, погибший позже в Чехословакии. Шло разворачивание наших частей, и формировалась Марковская артиллерийская бригада.
Еще до нового назначения я поместился в Дебальцеве в одном доме с офицером нашей батареи Николаем Беляевым{116}, который много лет спустя трагически погиб в Праге, в Чехословакии. Николай Беляев тоже был из юнкеров 2-го курса Константиновского артиллерийского училища, учился в Праге на философском факультете Карлова университета. С ним и с Всеволодом Суриным{117}, также из юнкеров Константиновского артиллерийского училища, я встречался в Праге. Оба были первопоходниками.
Однажды мы посетили в Праге бывшего командира чехословацкого саперного батальона, принимавшего участие в Первом Кубанском походе вместе со своим батальоном. Фамилия его была Немечек{118}. Полковник Немечек скончался в Праге еще до Второй мировой войны. В Праге в 20-х годах, по желанию двух генералов Генерального штаба, в помещении Галлиполийского землячества имело место небольшое собеседование о Белом движении. От нас присутствовали Александр Беляев{119}, я и еще один первопоходник. Генералы живо интересовались историей Марковской артиллерийской бригады.
Вернусь опять к изложению нашей будничной и боевой работы в Донецком бассейне в 1919 году, в городах Дебальцеве, Енакиево, в поселках Попасная и др. Как я уже говорил, первое время в Дебальцеве я жил с Николаем Беляевым. У нас была хорошо обставленная, теплая, удобная комната с многими цветами в больших горшках. Хозяйкой была милая, симпатичная пожилая поповна. Почему уже не знаю, но она намеренно каждую ночь ставила нас в очень неудобное положение. Ее комната была проходной, и она нас двоих просто запирала на ключ. Была зима, окна были крепко закрыты, и в случае неожиданного отступления нашей батарее было бы трудно держать с нами связь.
Офицерский строевой состав 3-й Марковской батареи, в которую я был переведен, состоял из: полковника Аепилина Александра Михайловича, командира батареи, в прошлом офицера 3-й гвардейской артиллерийской бригады, первопоходника; подполковника Стадницкого-Колендо, старшего офицера батареи, первопоходника; подполковника Шемберга, командира взвода, первопоходника; поручика Макаревича Семена Петровича, младшего офицера, первопоходника; поручика Афанасьева Валентина{120}, младшего офицера, первопоходника; поручика Николая Прюца, младшего офицера, первопоходника; поручика Леонтьева Александра Михайловича, начальника команды разведчиков батареи; подпоручика Сорокина Леонида{121}, младшего офицера, из вольноопределяющихся; подпоручика Кашинцева, младшего офицера, из вольноопределяющихся.
Наша 3-я Марковская батарея работала в этот период, весной 1919 года, с Корниловским ударным полком. Помощником командира полка был полковник Пешня, у которого однажды я был в связи от батареи. Полковник, потом генерал-майор Пешня был впоследствии командиром Марковской пехотной дивизии. Противником в Донецком бассейне была 13-я советская армия. Шли длительные бои с переменным успехом.
Разрешу себе вспомнить несколько эпизодов. Однажды я был послан наблюдателем от батареи. Я выбрал себе наблюдательный пункт на небольшой гряде холмика с отличным кругозором. Рядом находился пехотный пулемет «Максим». Пулеметчиком был неизвестный мне есаул Корниловского ударного полка. Впереди нас на фронте было затишье, и я беседовал с есаулом. Затем для удобства наблюдения за противником я отполз 10–15 саженей в сторону от есаула.
Неприятель вел легкий ружейный огонь. Показалась разведывательная цепь противника. Есаул-корниловец открыл огонь из пулемета. В ответ противник покрыл нас артиллерийским огнем. Стреляли две пушки. Снаряды шли очень низко и холодили спину. Нас взяли в вилку и открыли по нам огонь на поражение. В общем, неприятель выпустил по нам 10–12 снарядов (гранат). Я увидал, как от попадания снаряда корниловский пулемет вздыбился. Пулеметчик-есаул был убит. Позже я видел тело убитого есаула в пулеметной двуколке. Осколок гранаты пробил ему сбоку голову.
От станции Попасная шло разветвление железнодорожных линий. На некотором расстоянии, где железнодорожные пути уже значительно расходились, в промежуток между ними была положена рота силой приблизительно в двадцать человек, а за ней на пахоте стояла одна пушка нашей 3-й Марковской батареи. Это была наша линия обороны на этом участке.
В одном бою у нас оказался недостаток снарядов на батарее. Командир батареи полковник Лепилин послал меня на ближайшую станцию в тылу, где были запасы снарядов в вагонах. Я поскакал туда. Мне с большим трудом удалось уговорить коменданта станции дать паровоз для отправки вагона со снарядами к батарее. Это должно было быть выполнено срочно. На станции почему-то оказался поручик Иссов Валентин{122}, который попросил у меня разрешения ехать со мной.
Машинист довел вагон со снарядами почти до самой батареи, которая вела огонь, стоя недалеко от железнодорожного пути. Снаряды были быстро выгружены. Противник по паровозу, великолепной цели, почему-то не стрелял. У одной станции, кажется X., наша батарея стояла в резерве. Вдоль пути тянулись кирпичные одноэтажные сплошные дома железнодорожников. В одном таком доме сидели за обедом командир батареи полковник Лепилин, капитан Харченко, я и еще два офицера, а кто именно, сейчас не могу вспомнить.
Мы услышали стрельбу из тяжелых орудий бронепоезда противника, но продолжали мирно обедать. Внезапно что-то произошло. Капитан Харченко, сидевший за столом против меня, оказался в соседней комнате на четвереньках, воздух был черный, посуда на полу. Наш обед кончился! Мы выбежали. Выяснилось, что тяжелый снаряд с бронепоезда пробил стену над нами, вышел в переднюю, где спряталась семья железнодорожников, разорвался там и вынес эту семью. С нами, кроме незначительных ушибов от кирпичей, ничего не случилось.
Проходя во время одного боя через небольшой лес с нашим взводом, я увидел тяжелую сцену. Тяжело раненный казак-корниловец лежал на спине. Вокруг него ходила сестра милосердия, чтобы перевязать его. Раненый страшно ругался, не подпуская ее к своей разбитой ноге.
Среди конных разведчиков нашей 3-й Марковской батареи было несколько кубанских казаков. Однажды приехал старый казак, тесть одного из наших казаков, и привез свою дочь, жену нашего казака. Старик нам прямо сказал, что ему дома с дочкой уже было невмоготу! Молодому казаку с женой была отведена хата, из которой они не выходили неделю. Потом старик увез свою дочь опять домой.
За период боев в Донецком бассейне ряды нашей батареи поредели, особенно от всяких болезней. Я три раза получал командировку в города Новочеркасск и Ростов за пополнением. В Новочеркасске я посетил несколько лазаретов, чтобы найти среди выздоравливающих желающих поступить в артиллерию. Я собрал человек десять. Среди них оказалась одна очень интересная фигура бывшего провинциального стражника, который потом рассказал мне много интересного из своей жизни.
В другую поездку я получил пополнение в восемь человек очень хороших солдат ставропольцев-артиллеристов. Они служили в одном артиллерийском управлении в Ростове как караульная команда. Узнал я об этом случайно. Мне с большим трудом удалось убедить служащего в этом управлении полковника в том, что эти солдаты-артиллеристы Великой войны нам очень нужны на фронте.
Во время этой поездки в Ростов я остался в городе два дня. В отделе квартирования войск мне дали разрешение ночевать в одной частной квартире, где была реквизирована одна комната. Когда я прибыл в эту квартиру, мне указали холодную комнату, где я должен был спать на полу. Хозяева немедленно заперлись от меня. Они принадлежали к интеллигентной семье. Невольно хочется сравнить такую ночевку с ночевками в крестьянских хатах, где бедные крестьяне в средней России часто разделяли с нами чуть ли не свой последний суп и отводили нам лучшие места для ночлега.
В третью поездку я увидал на одной станции большой эшелон с пополнением из Ставропольской губернии для какой-то пехотной части. Я обратился к офицеру — начальнику эшелона — с просьбой разрешить мне расспросить солдат, есть ли среди них артиллеристы. Обрисовал офицеру наше тяжелое положение на фронте из-за недостатка солдат на батарее, а также просил разрешения взять артиллеристов с собой. Я получил человек 25 солдат. К глубокому сожалению, вскоре на фронте весь этот привезенный мною взвод погиб, когда временно он был выдвинут, по необходимости, как пехотная часть. Уцелели лишь командир взвода поручик К., фельдфебель и один старший фейерверкер.
Население в Каменноугольном районе относилось к нам хорошо. Помню случай, когда к нашей группе офицеров, стоявших с батареей и ожидавших квартирьеров для размещения по квартирам, подошла пожилая женщина с просьбой поместиться у нее. Это указывало на доверие населения к нам, а также желание встать под нашу защиту. В Дебальцеве в то время был кинематограф, который я посетил и где пытался поухаживать за местными девицами.