Глава 37Перевод с немецкого на английский
Два плексигласовых окна, принесенные с «юнкерса», произвели на нашего немца не меньшее впечатление, чем взбучка, заданная радистом. Когда добычу распаковали, по лицу фашиста впервые прошли эмоции. Понятные – его машину-то разобрали. Да, поломанную, да, валявшуюся на пляже, но валявшуюся так, как упала. А вот растаскивание на куски – это приговор, сейчас, в этот момент, приводимый в исполнение.
Немец – немцем, его переживания нас волновать не должны, главная проблема плексиглас с немецкого на английский перевести – окна «юнкерса» к «ланкастеру» приладить. После неудачи со склейкой осколков страшноватым казалось снова в лужу сесть.
– Ты, Алексей, человек опытный, – вздохнул Галюченко. – Стекла новые приспособишь.
Вздохнул он так, что сомнения улеглись сразу. И подкалывать штурмана на тему изготовленного окна, больше похожего на мутноватый студень, в голову не пришло. Не удалось в первый раз – во второй получится, на ошибках учатся, как говорил… не помню, кто говорил.
– Давай, Алексей, соображать, как подгонять иллюминаторы, – огласил я очевидное.
А радист добавил:
– В детстве иногда пластмасски мягкие находил, гнули их в горячей воде. Просто так гнули, играли. Может, пригодится.
Прав Климов, пластмасса плавится, если нагреть, – видел, когда из училища домой в отпуск приезжал. Мои-то на примусе только готовили, а рядом соседский примус стоял, и еще у них электроплитка была. На одной ножке красивая красная спираль, не нарисована, а как бы вылеплена, вроде змеи на медицинской эмблеме. Оказалось, сосед-умелец раздобыл кусок ярко-красного шнура и поставил его вместо старого, для красоты. Плитка нагрелась, пластмассовый шнур расплавился, пробки выгорели вместе с подпробочниками. Зато красота появилась на кухонном приборе.
Так что с обработкой пластмассы у нас хорошо сложилось, аж три специалиста: Алексей – по склейке, Константин – по нагреву и я по украшательству и взаимодействию с электроплитками. Сразу прикинули – слишком выпуклые окошки, надо распрямлять. Радист предлагал в кипяток сунуть, но как? Нужен котел больше, чем окно в «юнкерсе». Не завезли таких в местный магазин.
Пришли с просеки, поужинали. Сидим, первую проблему решаем. Привлекли всех, кроме немца, ему задачу не поставишь – руками махать да картинки рисовать до второго пришествия придется. Разговариваем, чаек чинно попиваем. Рабочее совещание называется. Только Проша не как все, не сидится, в костре палочками ковыряется, сразу двумя, будто китаец в миске с рисом. Выудил камешек и себе в кружку бросил – пар, пузыри.
– Видите! – И улыбка у него до ушей.
– Здорово! – Алексей ближе к нему сидел. – И как на вкус?
– Не поняли ничего, – огорчился физик. – Жидкость можно нагреть и без котла. Калить камни и бросать в воду.
А ведь идея! Командую:
– На первый-второй рассчитайсь! По желанию, кто камни собирать, кто яму для воды рыть.
– Подожди, – встрял хитроумный бортстрелок. – Подожди, капитан, пойдем-ка на просеку.
Вижу, затеял что-то дельное. А Петр Иваныч уже шагает во главе отряда. Подходим к яме, оставшейся от самовыкорчевавшегося комля.
– Дивитесь. – Крестьянин светился от удовольствия.
Действительно, и копать не надо, и носить не много, яма, полная воды, готова. А бортстрелок в сторону пальцем тычет:
– Яму дождем наполнило. Рядом огонь запалим, камни притащим с пляжа, они нагреются.
И дров полно – жги не хочу, сами и нарубили, просеку расчищая. Костер развели пионерский – в небо. Птеродактили носились вокруг как угорелые.
Огонь пылал, мы подбрасывали ветки. Собрались все, фриц тоже притащился, хоть и держался настороженно. Почему нет, не аутодафе же мы для него соорудили, пусть участвует, дрова подкидывает.
Только Алексей делом занялся, привязал одно окно к жердине. Голова у штурмана в порядке. В яму плексиглас засунуть – секунда, а вынимать? Как Иван в «Коньке-Горбунке» в кипяток нырять? Хоть даже и глубина там сантиметров двадцать, все равно добровольцев не нашлось бы.
Через полчаса терпение лопнуло, мы быстренько раскидали еще горевшие поленья. Петр Иванович уперся бревном, толкнул, и нагретые камни полетели в яму. Шипение, пузыри, пар.
Алешка, прямо как металлург в кинохронике, шагнул вперед и опустил окно в воду. Подержал, чтобы успело нагреться, вынул. Заранее договорились, кто с какой стороны давит-распрямляет, окошко маловато, а распрямив, чуть больше площади выиграем. Я слева, Алексей – напротив, Костя, Проша. Гимнастерку кинули, через нее ухватились, чтобы не обжечься. Ни малейшего результата. Не поддается стекло, броня танковая, да и только. Радист перехватил разок, потом рукой прямо за плексиглас взялся. Чертыхнулся, бросил свой край и к яме пошел. Сунул руку:
– Вода почти холодная!
– Как? – Петр Иваныч даже обиделся. – Шипела ведь.
– Сам попробуй. – От злости радист плюнул. – Не нагрелась.
Но действительно шипела. Тут я к Проше повернулся:
– Проша, проясни как физик, миллионы лет назад температура кипения воды могла быть другой?.. Так сказать…
Сам знаю, не могла, но и предположить нечего. Прохор же потянул руку к уху, растерянно подергал очки за дужку:
– Надо подумать. Теплоемкость? Нет, камней много, что-то вроде гранита, теплоемкость большая у него должна быть… Теплопроводность? Наверное, она. Понимаете, теплоперенос внутри тела имеет конечную скорость, зависящую от градиента, и для гомогенной среды описывается простыми дифференциальными уравнениями…
– Короче, – перебил Алексей. – Так ты будешь студентов зубной болью мучить. Когда до них доберешься. А сейчас сразу к выводам переходи.
– Не мешай, это я вслух размышляю, – не сдался физик. Но рассуждать непонятными публике словами перестал. – Мало костер жгли. Камни нагрелись только на поверхности, а надо, чтобы на всю глубину.
– Так скильки ж можно! – воскликнул бортстрелок. – Полчаса ведь дрова кидали.
– Не знаю, часов шесть, наверное, – обреченно ответил Проша. Поднял лесину метра четыре длиной и сунул ее одним концом в яму.
– Куда ж ты в мокроту-то! – заголосил Петр Иваныч. Мы быстро собрали костер по новой. Потоптались немного вокруг и пошли каждый свое дело делать, оставив греть камни специалиста по дифференциальным градиентам.
Через полчаса Проша нарисовался в лагере – я как раз крутил ворот, а Константин точил новый блок.
– Что, шести часов не понадобилось? – ехидно спросил он.
– Юргена на работу назначил, – с умным видом ответил Прохор. – Дров мы нарубили на год вперед, пусть при деле себя почувствует – всего-то ветки подбрасывать.
Оно и хорошо. После первой неудачи мне не хотелось даже думать о том, как там идет разогрев камней. Да и остальные, похоже, страдали тем же настроением. Лишь когда Проша сверился с часами и объявил – пора, мы потянулись к яме. Юрген сидел на обрубке ствола, закопченный, одни глаза светились. В костер он смотрел пустым взглядом, каким обычно упирался в землю или в дерево, да во что угодно. Время от времени механически брал ветку из аккуратно сложенной поленницы и совал в огонь.
– Шабаш топить, – объявил Константин. – Теперь здесь плексигласовая фабрика будет.
Но никто не рассмеялся, наверное, спугнуть боялись. Что делать, если сейчас не получится?
На этот раз первый камень пихнул Алексей, и яма взорвалась столбом пара. Мы прыгнули в разные стороны, как от противотанковой мины. Даже Юрген слетел со своего бревна. В яме клокотало, но внутри ничего не видно – только белый пар. Да и близко не подойти. Столкнули остальные камни, и Проша скомандовал:
– Алексей, опускай стекло.
Привязанная к окну палка оказалась коротковата, мы по очереди перехватывали ее и отбегали в сторону – выдержать около ямы больше секунд тридцати было невозможно. А Прохор значительно смотрел на часы, сказал, что ждать надо ровно восемь минут. Хотя я подозревал, что точную цифру он назвал просто так, для важности. Наконец взмах рукой, стекло выдернуто из ямы и вновь закрыто гимнастеркой. Черта с два – на этот раз такое горячее, даже через ткань жгло. Посбрасывали с себя все, завернули. Гнется. С трудом, плохо идет, но чувствуется, идет под ладонями. Ура!
– Проша, а оно не спружинит? Когда остынет? – забеспокоился Константин. – Вдруг как раньше изогнется.
– Нет, – пропыхтел физик. – У материалов памяти о прошлой форме не бывает. Надо только удерживать, пока совсем не остынет и не перестанет гнуться.
Довольно быстро руки почувствовали – стекло больше не поддается, вроде и горячее еще, а не согнуть. Перевели дух, Алексей сказал:
– Ну что, отпускаем? Теперь или готово, или опять не получилось.
Сбросили гимнастерку, ошибся штурман – ни то ни другое. Плексиглас-то распрямился. Более-менее, волной, но распрямился. Вот только помутнел, пошел молочно-белыми пятнами. Алексей вздохнул:
– И какие теперь варианты?
А Петр Иваныч поднес лист к глазам, долго вглядывался сквозь него:
– Такие варианты, Алеша, что с таким окном лучше, чем без окна. Если совсем близко, то смотреть можно, там, где не очень побелело. А без него – только ветошью дырки затыкать, а через ветошь еще меньше увидишь.
– И дуба дашь на пяти тысячах, когда ветошь эту к черту выдует, что немаловажно. Остается первый вариант, – рассмеялся я.
Так и порешили – лучше с недоделанными окнами, чем совсем без них. Теперь второе разогнуть и оба в рамы вставить. Но это проще, где надо подрезать чуть, подрежем – это мы попробовали на осколках. Лезвием не получится, а если нож обернуть, в кулак взять, то можно острием канавки процарапать по любой форме. Ну и дырки под винты – раскаленным гвоздем. Не бог весть какая технология. А уж что останется незакрытым – куртку немецкую располосуем и заткнем, выдержит, наверное.
Глава 38Крыса
Сегодня Константин, едва выбрался из фюзеляжа, хмуро спросил у Проши: