олет мне череп? Я не знаю, чем еще способен управлять Лазер, и не хочу выяснять.
Я хочу домой. Хочу свернуться калачиком под одеялом в обнимку со скетчбуками, чтобы мама растила бонсаи в соседней комнате, а папа смотрел теннисные матчи по телевизору и чтобы мой телефон вибрировал и на экране высвечивалось имя Джеффри. Что бы там ни случилось, хуже, чем здесь, быть не может.
– Слышишь? – спрашивает Лазер.
Я замираю, затаив дыхание. Это что, очередная игра?
Потом я слышу. Далекие голоса, отдающиеся эхом.
– …знал, что надо было тебя там оставить. Какая чушь.
– Уж прости, не у всех из нас полностью функциональные конечности.
– Какого картонного бога ты выбесил… подождите, что за хрень? Почему дверь закрыта?
– ПОМОГИТЕ! – Я бросаю нож и колочу в дверь. – ОТКРОЙТЕ!
Лазер рявкает:
– Нет, не надо, не надо…
– Отойди! – кричит кто-то с другой стороны.
Я нахожу путь и бегу, скользя по полу. Лазер шагает было за мной, но застревает в лабиринте собственного творения. Телом Марка управлять нелегко. Я ныряю за нож и прижимаюсь к лезвию.
Взрыв срывает дверь с петель.
27
– Это я виноват.
– Ты не виноват.
– Мог бы догадаться, что он выкинет что-то подобное.
– Каким образом? Ты экстрасенс, что ли?
– Я его брат. Это, по сути, почти что экстрасенс.
– Это не твоя вина. Ты ничего не мог сделать. Если кто и виноват, так это я. Надо было сказать миссис Андерсон, что я могу сама все сфотографировать, и унести ее домой. Но этого я не сделала, а теперь уже слишком поздно.
– Какая же он сволочь.
– Ага, и не говори.
– Какая же он СВОЛОЧЬ.
– Джеффри, я с первого раза поняла.
– Я знаю. Он в соседней комнате – хочу, чтобы он услышал.
– А. Ну хорошо.
– Ты переживешь сегодняшний вечер?
– Переживу.
– Звони, если что-нибудь понадобится.
– Обязательно позвоню.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже. Увидимся утром.
– Спокойной ночи, Кот.
– Ночи.
Кап-ляп
Когда пыль рассеивается, все ножи уже попадали на пол, кроме того, что я держу в руках. В дверном проеме стоят Хронос и его Часы, а рядом с ними – два огромных сенбернара.
Все еще чучела, но теперь ожившие. И рычат, как моторы банды байкеров-сатанистов.
– Эй, Позер, – говорит Хронос, – пальцы на бочку.
Опрокинутое взрывом тело Марка лежит и не шевелится. Затем поднимается голова, и из-за нее выглядывает Лазер.
– Уф, – говорит он.
Хронос улыбается:
– Кот!
Джеффри протискивается мимо сенбернара и падает плашмя. Я подрываюсь и в последний момент его ловлю, не давая развалиться насовсем.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я. – Ты… ты ходишь! Как так?
– Этот герой-любовник ко мне приперся типа минут через пять после твоего ухода и стал спрашивать, где ты, – говорит Хронос. Его руки сложены на груди, потому что все оружие держат Часы. – Говорит: «О, Кот ушла, где ж моя кошечка, куда ты дел мою кошечку» – и сваливать, черт его дери, отказывается, пока я ему не скажу. Потом давай упрашивать, чтобы мы пошли за тобой, потому что он уверен, что ты умираешь или типа того, говорит, свои пальцы я сам должен возвращать, полная чушь, короче. Этот парень – муха, Кошатница, ты почему его до сих пор не бросила?
Я смотрю на Джеффри, но он занят – он разглядывает мои руки.
– Кот… что случилось? Что он сделал?
– Он убийца, – говорю я. – Лазер убил Джули, Марка и остальных – это он всех убивает, Джеффри, смотри. – И я указываю на стены.
Джеффри поднимает взгляд и наконец видит, что́ вокруг. Его квадратные руки обхватывают мои локти.
– Все будет хорошо, – говорит он. – Хронос с этим разберется.
Хронос шагает по усыпанному ножами полу, сенбернары трусят за ним по пятам. Лазер пытается сесть, но взрыв оторвал Марку ногу и наполовину перерезал талию. Четыре Часа расступаются: они, Хронос и собаки встают кольцом вокруг тела Марка.
– Последние слова? – спрашивает Хронос. – Хочешь извиниться за что-нибудь?
– Иди карри поешь, – говорит Лазер.
Хронос улыбается и пальцем обводит круг в воздухе:
– Надерите ему жопу!
Часы атакуют. Мне видно лишь кольцо из ног и переломанное тело Марка, которое разбивают, колют и рвут. Кувалды, мечи, огромные приборы, вырывающие шерсть из плоти и хрустящие костями, словно челюсти. Тело Марка дергается туда-сюда, избитое и измученное даже после смерти. Часы ухмыляются, выполняя свою работу: не только Лазер получает удовольствие, причиняя боль. Хронос лишь бесстрастно наблюдает.
Не хочу на это смотреть. Не хочу больше видеть ни избиений, ни поножовщины, ни разрушений, и тем более – как кто-то получает от них удовольствие. У меня нет сил. Но и взгляд я отвести не могу. Что-то у меня в голове твердит: «Смотри, смотри, смотри, что может случиться, смотри, что один человек может сделать другому. Смотри, как нас можно уничтожить». Джеффри пытается притянуть меня ближе, но с трудом удерживает руки на моих плечах.
Когда Часы заканчивают, Хронос приказывает:
– Лапша. Форте.
Собаки бросаются вперед. Рыча, они разрывают то, что осталось от Марка, и расшвыривают куски по комнате. Так он и исчезает навсегда – еще одно выброшенное тело.
Я поднимаю Джеффри на ноги, и мы двигаемся к выходу. Чем скорее мы вылезем отсюда, тем лучше. С Лазером покончено. Больше он никого не убьет. Он остался сам по себе – кукла чревовещателя в огромном смокинге, безобидный среди ножей.
– Убили бы заодно и его, – шепчет Джеффри.
– По-моему, без тела он ни на что не способен, – отвечаю я.
Хронос кончиком ножа разрезает леску с пальцами и срывает ее с шеи Лазера. Находит свои, остальные отбрасывает. Снимает перчатку, затем достает из кармана грубую иглу, прикрепленную к катушке ниток. И начинает пришивать средний палец.
– Сначала этот, чтоб послать тебя не только на словах, – говорит он.
– Может, разбить ему голову? – спрашивает один из Часов.
Хронос ухмыляется:
– Рот закрой, Тод.
Он снова втыкает иглу в палец, и вдруг на полу что-то мелькает. Воздух рассекает треск. Ноги Лазера обвивают шею Хроноса, деревянные пальцы ерошат Хроносовы волосы, шарят по его лицу, чего-то ищут.
Руки Хроноса вздергиваются. Ноги подгибаются.
Пальцы Лазера пробивают линзы «рэйбэнов» и выдавливают Хроносу глаза.
28
Лето.
Лето после.
Я пряталась среди бонсаев на задней веранде и глядела в небо. Солнечные дни, пасмурные – не важно.
Иногда я пыталась нарисовать плавный изгиб ствола или переплетение ветвей, но мой карандаш всегда казался слишком тупым, бумага слишком тонкой, а терпения не хватало. Скетчбуки пылились. Я подрабатывала в питомнике и учила начинающих садовников пользоваться наборами для выращивания бонсаев. Мама раз в день спрашивала, есть ли новости о стипендии. Раз в день я отвечала: «Нет».
В конце концов мне придется сказать, что мою заявку отклонили. Что произошло на самом деле – я никогда не расскажу.
Картина лежала, накрытая простыней, в моем шкафчике в кабинете рисования. Расследование инцидента ни к чему не привело, что неудивительно. Если настучишь на человека типа Джейка, в итоге становишься, как и я, навечно затравленным и осмеянным. Если найдешь то, что приносит облегчение, это у тебя тоже отберут. Взять в руки карандаш и не почувствовать на плечах неподъемный груз я больше не могла.
– Ты что-нибудь сегодня ела? – спросил меня Джеффри, когда мы гуляли по его району.
Если мы тусовались там, когда Джейк был дома, то всегда рядом с домом, а не внутри.
– Не знаю, – ответила я, рассеянно потирая рукой живот. – Кажется, на завтрак съела батончик с гранолой. Или… может, это было вчера.
– Ты точно достаточно ешь?
– Ну не померла же еще?
Он бросил на меня многозначительный взгляд («Значит, по таким правилам играем») и сунул руки в карманы шорт-карго. На нем был типичный летний наряд в Джеффри-стиле: шорты, сандалии, футболка с логотипом какого-то тропического пляжного бара, о котором я никогда не слышала. Насколько я знала, он никогда не бывал ни в одном пляжном баре, но вот мама его точно бывала: каждую свободную минуту она травила байки о своих диких весенних каникулах в колледже.
Было слишком жарко для длинных рукавов и брюк, поэтому я снова достала платье. Я чувствовала себя нормально в платье только рядом с Джеффри: я знала, что он не скажет, как это странно, что я в платье. В этом конкретном платье я впервые пришла к нему в гости много лет назад, но сейчас оно было мне велико. Я затянула его потуже и поняла, что у меня торчат кости.
– Господи, Кот, – сказал Джеффри, остановившись, как только увидел меня. – Сейчас же идем тебе за едой. Куда ты хочешь? В «Макдоналдс»? IHOP[13]? Куда-нибудь, где калорий побольше?
– Да в порядке я, – ответила я. – Правда не голодная.
– Когда у тебя в последний раз был полноценный прием пищи?
Я задумалась. Мама за ужином всегда наполняла мою тарелку до краев, но никогда не замечала, что я только откусываю по кусочку. Папа тоже был не особым любителем поесть.
– Не знаю, – проговорила я.
Джеффри потащил меня обратно к моему дому, усадил за руль и направил в IHOP, где мы взяли на двоих самый большой комбо-завтрак, что был в меню. Джеффри запустил в меня оберткой от трубочки и вылил весь сироп на мою сторону тарелки. Я сказала ему, что за каждый кусок, который он съест, я тоже съем один. Я никогда не видела, чтобы он столько ел, и в итоге мой желудок грозил лопнуть.
Когда мы ехали обратно к нему домой, он сказал:
– Пообещай, что сегодня ты поужинаешь. А завтра утром позавтракаешь.
– Если желудок не взорвется, – ответила я.
– Кот, серьезно.
– Обещаю.
– Спасибо.
Он провел руками по волосам и уперся лбом в окно. Я нащупала его руку и сжала.