Когда-то они куда-то летали, сейчас не летают, но прогреваются. Может, ещё полетят.
Впервые летел самолётом в седьмом классе. Был в гостях у тётушки в Донецке, и она взяла мне билет на самолёт, пассажиров было только трое, и все 45 минут полёта мужчина и женщина безотрывно целовались, а я старательно смотрел в иллюминатор…
«Королеву красоты»! «Королеву красоты»!» — просили, умоляли…
Искали «королев» чёрт знает где, думали только об этом…
«Не все!» — услышал я чей-то строгий голос и замолчал.
Сегодня — субботник, сегодня выйдем уберём свои двор.
Двор у нас хороший, а сегодня он станет ещё лучше.
На столе — бутылка «Саперави Тамани». Принёс её вчера Владимир Александрович, с которым мы когда пытались делать кино.
Пришёл неожиданно, вручил жене букет цветов, мне — бутылку вина и тут же ушёл.
«Ещё встретимся, поговорим, а сейчас — дела», — сказал он и убежал.
Периодически с ним это случается.
Внезапно появится, вручит подарки, исчезнет.
«Саперави Тамани». Коллекция вин полуострова Тамань. Приготовлено по классической технологии совместно с виноделами Франции».
Посмотрим.
После работы не грех и выпить.
Приведём свой двор в порядок, и можно выпить.
Хорошо после хорошей работы выпить стаканчик хорошего вина. Хорошо…
«Замолчи!» — услышал я чей-то строгий голос и замолчал.
На субботник никто не вышел.
Впервые за 30 лет никто не вышел.
Нет, Федя вышел, инвалид Федя из третьего подъезда вышел, погреб немного граблями, споткнулся, упал, ушёл.
Лежат мусор и упавшее дерево.
Вечером мэр по телевизору поблагодарил горожан за хорошую уборку города.
Все вышли, а мы не вышли? Ладно, что ж теперь… И всё же…
«Снег прикроет, успокойся», — услышал я чей-то голос, строгости в нем не было, и я успокоился и лёг спать.
Нужно бороться
Раньше просыпался позже.
Идти ещё рано.
Виктор Иванович находится в санатории.
Виктор Иванович — председатель домкома.
Наш дом включён в план капитального ремонта.
Трёхпрограммник то работает, то не работает.
Нужно посмотреть, в чём там дело.
Нужно заменить ленту пишущей машинки.
Роман Набокова «Бледное пламя» нужно отдать Борисовым.
Птицы. Виды птиц. Видов птиц очень много.
Взять, к примеру, кудрявого пеликана.
От розового пеликана он отличается белой окраской и кудреватостью задней стороны шеи.
Снег уже был, но растаял.
Глина бывает разной степени жирности и окраски.
Глину можно есть.
Окружность стакана можно измерить с помощью нитки.
Неосторожно высказанная идея может быть украдена.
Каждый гражданин должен знать свои права и обязанности. «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан», — сказал когда-то Некрасов.
Нужно строить гражданское общество. Делать это нужно и сверху, и снизу.
Вчера я начал снизу, но…
Строить гражданское общество нужно начинать с себя.
Вчера я начал с себя, но…
Ничего страшного. Не ошибается тот, кто ничего не делает.
Старую ленту машинки можно подновить глицерином.
Глина обладает целебными свойствами. Её можно есть. Больному приложили к голове лепёшку из глины, и он выздоровел.
Гражданственность жильцов нашего дома — почти нулевая.
Я уже сообщал, что на осенний субботник по уборке нашего двора никто не вышел.
Так дальше дело не пойдёт.
Нужно бороться.
Кудрявый пеликан отличается от пеликана розового белой окраской и кудреватостью задней стороны шеи.
Вчера…
Вчера был сильный ветер. Такой сильный, что с соседнего дома сорвало лист шифера.
Вчера было собрание по поводу капитального ремонта нашего дома.
Состоялось оно в сумерках у третьего подъезда. Из жильцов вышли только двое: я и Олег Иванович, да и тот почти сразу ушёл, сославшись на мочевой пузырь.
И я остался один на один с двумя жрэповцами.
Настроен я был крайне решительно. Я стал излагать свои соображения, но они сунули мне кипу бумаг, сказали, что жильцы должны поставить там галочки, и скрылись.
Дома, изучая суть дела бумаг, я пришёл к выводу, что составлены они двусмысленно, с явным расчётом на недоразвитость и пассивность, и я принял решение немедленно идти по квартирам с разъяснительной работой и пошёл.
Начал я с первого подъезда, с первой квартиры, где живет Н.
Женщина она хлебосольная. И там я несколько подзадержался и больше никуда не пошёл…
Ничего.
Пойду сегодня.
Идти не хочется, но нужно.
Или подождать возвращения из санатория Виктора Ивановича?
Но жрэповцы сказали, что сделать нужно быстро.
Значит, нужно идти.
Нужно преодолеть себя и идти.
Нужно бороться.
Нужно держаться
Октябрь.
Вот-вот позвонит Сергей Беринский и скажет: «Ну где ты там? Давай, приезжай!»
И ты автобусом поедешь в Иваново с короткой остановкой в Суздале. А там от вокзала троллейбусами, с пересадкой доберёшься до окраины и пойдёшь, лавируя по раскисшей улице, через Афанасово. И через полчаса будешь на месте, в ДТК «Иваново».
ДТК «Иваново» — это Дом творчества композиторов, Это тёмный пруд, золотая берёзовая роща, тёмные ели и сосны, похожая на минарет кирпичная водонапорная башня, котельная, закопчённая вверху труба котельной, здание бывшей барской усадьбы, а ныне — столовая, где всегда вкусно и вежливо кормят, библиотека, усыпанные опавшей листвой аллеи, композиторские скромные дачи, где когда-то сочиняли свои шедевры и Шостакович, и Прокофьев, и другие, это….
Это то, чего уже никогда не будет. И это то, что всегда с тобой.
Одно из последних своих сочинений он посвятил мне. Называется «Ночная музыка».
Недавно случайно наткнулся на неё в ночном телевизоре в переложении на аккордеон, в исполнении ученика Фридриха Липса Сергея Осокина.
Октябрь.
Тепло уже дали, ремонт подъезда и кровли завершён, окна заклеены. Дачные яблоки на подоконнике среди горшков с цветами, некоторые из них цветут, названий не знаю.
Что-то молчит голландец.
Весной приезжал голландец по поводу перевода моих рассказов, один уже перевёл, намерен переводить и другие. Издательство готово заключить договор, будет приглашение в Амстердам. И вот уже осень, и — тишина.
Неужели из-за пресловутых двойных стандартов? Как только я имел неосторожность о них заговорить, как тут же его живое лицо замкнулось. Неужели показалось? Или что-то другое?
Двойные стандарты… Будто у нас их нет, будто мы уже в царстве уважения и любви друг к другу…
Хемингуэй, избранное, издательство «Картя Молдовеняскэ», Кишинёв, 1972 год.
«Фиеста», «Прощай, оружие!», рассказы, очерки, «Праздник, который всегда с тобой».
Что-то молчит Павел Владимирович, убежавший в Кишинёв от дождей и душевных травм.
Что молчишь, Павел Владимирович?
Молчит и Николай Евгеньевич, Коля, который открыл мне Хемингуэя на окраине Мариуполя, в посёлке Волонтёровка, в школе-интернате № 4.
В чём дело, Коля? Или всё уже кончилось?
«А потом погода испортилась…» — по сути так начинается «Праздник, который всегда с тобой».
Париж, молодость, рассказы не идут, денег нет, иногда просто нечего есть. И Гертруда Стайн подкармливает его и советует ему не писать непроходные рассказы. Но он продолжает делать так. Как ему хочется.
Он не заискивал перед читающей публикой, не льстил своим соотечественникам, Нью-Йорк считал лицемерным, заносчивым и мёртвым городом. И большую часть своей жизни провёл на Кубе.
«Мы высоко возвышаемся над другими и поэтому видим дальше, чем все остальные».
Слова принадлежат миссис Олбрайт, жирной политической проститутке. Но не будем гнать антиамериканскую волну, тем более сейчас. Постараемся думать о себе, о своём поведении.
И вернёмся к «Празднику, который всегда с тобой».
Там много замечательных страниц, среди которых вдруг обнаруживается клочок бумаги в клеточку и на нем: «Ты вчера вёл себя очень плохо».
Такое послание оставила тебе твоя жена, уходя на работу. Я помню. Было это четверть века тому назад, когда в поисках праздника я вёл себя очень плохо.
Можно вспомнить и прочие поиски «праздников». Но вчера я вёл себя хорошо. Вчера в ОДРИ был творческий вечер нашего замечательного поэта Владимира Пучкова. И вечер прошёл на очень хорошем уровне, и вёл я себя хорошо, за что получил благодарность от жены. Нужно держаться. Осталось немного.
Нужно подумать
Мороз и солнце.
Что-то снегири перестали прилетать.
В прошлый раз они вместе с воронами улетели в сторону воинской части, вороны вернулись, а снегири — нет. Почему?
Нужно подумать.
Кончилась картошка, нужно идти в сарай.
Когда это лучше сделать — сейчас или после обеда?
Нужно подумать.
Нужно постоянно думать, нужно постоянно тренировать свой ум.
«Устав учить — ум точить», — висело когда-то у нас в казарме.
Почему деревья в инее?
Нужно подумать.
Почему вороны вернулись из воинской части, а снегири не вернулись?
Почему Зина в 1970 году не захотела ехать со мной на мотоцикле в Анадольский лес?
Не сходить ли хотя бы раз в жизни на последний лов?
Нужно подумать.
Не сходить ли хотя бы раз в жизни на охоту?
А ружьё?
Ружьё можно купить.
Да, но при наличии ружья в доме и…
Что я хотел сказать? Почему я боюсь до конца выразить свою мысль?
Нужно подумать.