Пора снимать урожай. Часть будет продана, часть будет отправлена на выставку в Бургундию, часть будет отдана обездоленным, остальное пойдёт на вино.
Машина барахлит. Вчера опять притащили на буксире. Нужно смотреть. Порядок работы цилиндров 1—3—4—2.
Карбюратор эмульсионного типа, двухкамерный, с падающим потоком и системой отсоса картерных газов за дроссельную заслонку.
Отсоединил шланги, заткнул концы тряпками и снял карбюратор.
Входное отверстие тоже заткнул тряпкой.
Тряпки байковые, клетчатые, из рубашки, которую мне на день моего рождения подарила моя будущая жена, познакомился я с которой на вечеринке у Вити Арабаджи, младшего брата саксофониста в ресторане «Маяк».
Подул ветер, посыпались листья, ворона каркнула и перелетела с яблони на печную трубу.
Снял воздушный фильтр, отсоединил от рычага привода дроссельной заслонки тягу, возвратную пружину и трос привода воздушной заслонки.
Небывало большой урожай в этом году.
Часть винограда он продаст и купит 100 листов оцинкованного кровельного железа, две тонны угля, три куба дров…
— Жене шубу, сыну компьютер… а самый отборный виноград ты отправишь на международную ярмарку, в Жопу, — сказал человек в белом плаще, — за что получишь золотую медаль из говна. Всё грезишь?
— Здравствуйте, заходите, — сказал я.
— Как-нибудь в другой раз. Зимой. Когда твой виноград перебродит в золотистое говно.
Ушёл.
Что ж, иди. Иди, иди, режь правду-матку, пока не нарвёшься где-нибудь. Иди, иди!
Вдруг он вернулся и сказал:
— Извини. Я не хотел тебя обидеть. Продолжай мечтать и грезить, но не об этом.
— О чём же?
Он снял свой неизменный белый плащ, и тут я увидел, что это мой друг Миша в чёрном костюме, в белой сорочке, с бабочкой.
— О Миша, не узнал я тебя! — вскричал я, подходя к калитке, чтобы обнять своего лучшего друга, но…
Нет, это был не Миша, это был кто-то другой, я его не знал, и он спросил, где тут живёт Киргиз, я сказал, он пошёл по улице, но тут же вернулся, и я увидел, что это не кто иной, как соседка Нина, которая позавчера уехала в Москву.
Красное вино, холодец, капуста.
Она была в белом плаще, в чёрных колготках, курила, смотрела не то с любовью, не то с презрением.
— Пойдём на холм, — сказала она.
— Зачем?
— Просто так. Нет, не нужно, глупости всё это, — и тут же превратилась в Киргиза, и он спросил, когда я отдам долг.
— Вот продам виноград и отдам.
— Мне нужно сейчас.
— Сейчас у меня нет денег.
— Тогда прощайся с жизнью.
И я увидел в его руке нож…
И тут налетел смерч, и всё вокруг исчезло, а потом я снова стал заниматься карбюратором.
Подул ветер, упала и разбилась ещё одна гроздь «изабеллы», и из неё выскочил серенький паучок, он заметался, бросился было к калитке, но тут же вернулся и спрятался в карбюраторе, в первичной камере, и я направил туда струю сжатого воздуха, и он заметался и по оси дроссельной заслонки перебежал во вторичную камеру, и я направил туда сжатый воздух, и он вылетел оттуда и на огромной скорости влип в крупную гроздь, теперь уже навсегда, что, верно, придаст будущему вину неповторимый вкус и запах, что будет отмечено и здесь, и там, во Франции, и тут я увидел на заборе ворону, жадно глядящую на детали моего карбюратора, и я сбил её с забора струёй сжатого воздуха, и тут подъехала милицейская машина, и они стали задавать мне вопросы по поводу Человека в Белом Плаще, и я понял, что сейчас они станут надувать меня сжатым воздухом, и мне было больно и страшно.
— Своего наибольшего могущества Вавилонское Царство достигло при царе Хаммурапи, — сказал Иван Федорович и подошёл к окну, откуда открывался вид на железнодорожный вокзал, рыбоконсервный комбинат, порт и море. — Хаммурапи, — повторил он, глядя в окно. — Записали? Завтра буду спрашивать, а сейчас свободны, но не совсем. Мне нужно вскопать огород. Никого не принуждаю. Только желающие.
Жил он недалеко от школы, на спуске к морю.
Он сказал, что и как, и мы стали работать, а он ушёл в дом.
Наступили осенние сумерки.
— Довольно, — сказал он и пригласил нас в дом.
Там уже стоял стол с напитками и закусками.
Мы приступили. Через некоторое время он вышел к столу и стал играть на баяне и петь, преимущественно морская тема.
Появилась его жена, Вера Сергеевна.
Она тоже вышла и подпевала мужу.
Они пели так слаженно и проникновенно, что многие заплакали.
Кто-то из наших стал просто рыдать, и его вынесли на свежий воздух.
Пасмурно, прохладно.
Фредерик Тейлор в начале XX века потратил пять месяцев для определения лучшего способа работы с лопатой.
Франц Кафка панически боялся воды и всё никак не мог научиться плавать, чем раздражал своего отца.
Оден начинает как прямой подражатель Элиота, а к концу приходит к коллажу.
В Ракетных войсках стратегического назначения застрелился начальник штаба.
Если тело скользит по поверхности другого тела, то на движущееся тело действует сила трения.
Ветер гонит по улице опавшие листья.
Входят двое в длинных чёрных плащах. Под плащами угадываются стволы. Они кого-то ищут.
Я не знаю того, кого они ищут. Уходят.
Толь, рубероид, битум.
Гвозди, молоток, дерево, верёвка, земля.
Вареники с творогом.
Луга ещё зеленеют.
Древние греки пасут на древних пастбищах древний домашний скот.
Лев Николаевич собирается на охоту. Воздух свеж и прохладен.
Старт космического корабля отложен на неопределённое время.
— Штиль!
— Ветра нет.
— Полное отсутствие ветра.
— Полное отсутствие ветра.
— Дым.
— Стелется.
— Ветер тихий.
— Ветер тихий.
— Дым слегка…
— Что?
— Слегка уже поднимается вверх.
— Ветер лёгкий.
— Его движение ощущается лицом.
— Камыш при лёгком ветре.
— Шелестит.
— Ветер слабый.
— Колеблются листья.
— Колеблются листья и…
— Колеблются листья и сучья.
— Сучья какие?
— Сучьи.
— Не отвлекайся. Какие сучья колеблются при слабом ветре?
— При слабом ветре колеблются слабые сучья.
— Мелкие.
— Мелкие.
— При слабом ветре колеблются листья и мелкие сучья.
— При слабом ветре колеблются листья и мелкие сучья. А если их нет?
— Не отвлекайся. Теперь ветер умеренный.
— Теперь ветер уверенный.
— Не уверенный, а умеренный. Что?
— Что?
— Что колеблется при умеренном ветре?
Что может, то и колеблется. Как Нина: ехать ей в Москву, не ехать. Колеблется.
— При умеренном ветре колеблются тонкие ветви деревьев. Такой ветер подымает пыль и клочки бумаги.
— И женские платья.
— Про женские платья расскажешь потом, а сейчас ответь на вопрос.
— При умеренном ветре колеблются тонкие ветви деревьев.
— Что еще?
— Такой ветер подымает пыль и клочки бумаги со стихотворением ветер, ветер на всём белом свете, не стоит на ногах человек…
— В угол!
— Есть в угол! На колени?
— Да!
— На уголь?
— Да!
— Но у нас нет угля!
Ладно, хватит паясничать. В Стокгольме для нас строится судно, а мы тут дурака валяем! Ветер свежий!
— Ветер свежий!
— Что при свежем ветре?!
— Сучья колеблются!
— Они колебались и при слабом ветре, а сейчас ветер свежий! Ну?!
— Если при слабом ветре колебались мелкие сучья, то при свежем колеблются уже крупные.
— Большие.
— Да, большие.
— А волны?
— Поднимаются. Поднимаются! Всё выше и выше! Все и выше и уже достигают неба, и летят уже по небу и дома, и деревья, и цистерны, и обломки самых надёжных судов, и люди, и животные, и…
Пасмурно, тихо, прохладно.
Входит человек в белом плаще.
Его имя Борис Петрович.
— Можно у тебя немного полежать?
— Пожалуйста.
— Подустал я, честно говоря.
— Есть будете?
— А что есть есть?
— Картошка в мундирах, селёдка, перец, баклажаны, орехи…
— Самогон есть?
— Где-то есть, но нужно поискать.
— Он в шифоньере, под тряпьём.
Порылся, нашёл, сказал, что он у нас не очень хорошего качества.
— Ничего, — ответил он. — А ты пьёшь?
— Нет, почти нет, разве только сухое вино.
— Красное, белое?
— И то и другое.
— Родители на работе?
— Да.
— Как у тебя с ними?
— Всяко бывает.
— А в целом?
— Что вы имеете в виду?
— Они тебя любят?
— Думаю, да.
— А ты их?
— Думаю, да.
— А остальных?
— Кого вы имеете в виду?
— Жителей города, соседей, родственников.
— В целом… как бы сказать…
— Ты любишь свой город?
— Да.
— А Слободку, где проживаешь?
— Не очень.
— Почему?
— Из-за агрессивности.
— Понятно. Что с девушками?
— Они то есть, то их нет.
— Друзья есть?
— Да.
— Кто?
— Когда-то их было много, сейчас остались Миша, Коля и Федя.
— Враги есть?
— Конкретно нет, но случаются.
— Долг Киргизу отдал?
— Нет.
— Почему?
— У меня нет денег.
— Он может тебя убить?
— Не знаю.