Я попросила мужа открыть портал неподалеку от дозорной башни.
Она стояла на высоком холме, который в летние месяцы полностью покрывался алыми, кремовыми и ярко-желтыми асире, очень похожими на земные саранки. А у его подножия, на огромном лугу, где когда-то пали тысячи воинов, защищавших древнюю крепость Самар’Ин, символ единства кланов, струились нити плакучего таиля. Как память, как слезы, пролитые по погибшим матерями, женами, дочерьми и сестрами.
Моя просьба Эриара не обрадовала. По взгляду, который он торопливо отвел, я сразу догадалась, что моя первая после разлуки встреча с собственными владениями не будет радостной.
Но я даже представить себе не могла, как пронзит болью сердце, когда вместо поднятых над воротами вымпелов я увижу покрытые сажей тряпки.
– Простите…
Князь остановился у меня за спиной, словно опасаясь, что от представшего перед моим взором зрелища я лишусь чувств. Признаться, у меня на мгновение возникло подобное желание. Но я не могла позволить себе слабость. Не сейчас, не перед детьми, которые стояли чуть в стороне, окруженные дюжиной воинов, одетых в форму цвета ночного неба.
Лишь ночь и день отделяли их от привычного прошлого. Лишь ночь и день – пропасть, в которую я падала, не надеясь на спасение.
Разговор с детьми дался мне легче, чем я предполагала. Но тем не менее он был трудным. Из-за лжи, которой я щедро перемежала свой рассказ.
Даша и Саша поверили мне сразу. Еще и заявили, что сами выдумывали разные истории, в которых я была то королевой в изгнании, то принцессой, которая вынуждена скрываться от злобного отца. Слишком чуждой, на их взгляд, была я для этого мира. Вроде и такая же, как все, но от меня веяло тайной и приключениями.
Если бы они знали… Им рано было знать всю правду. Потому говорила я, а Эриар лишь стоял рядом и кивал, когда я переводила на него взгляд, подтверждая, становясь моим соучастником.
Когда-нибудь они узнают правду. Когда-нибудь они будут иметь право бросить обвинения нам с ним в лицо. Но прежде чем это случится, они должны полюбить этот мир настолько, чтобы простить.
– За что?
– За все, за что сможете.
– Нам с вами предстоит много работы. – Я догадывалась, чего ему стоило произнести это. Впрочем, многое из того, что он сегодня сделал, для мужчины его ранга и титула казалось невозможным. – Сколько воинов осталось в крепости?
Он принял мой тон. Тут же встал рядом, помня, что он равный, но зная, что это далеко не так. Я дала ему шанс, которым могла не позволить воспользоваться.
– Из тех, кому можно полностью доверять – не более четырех сотен. Многие покинули границы клана, когда вас изгнали. Я надеюсь, когда станет известно о вашем возвращении, они вспомнят, кому клялись в верности.
– Мы не можем ждать, когда это произойдет. Прикажите отправить гонцов в Вольные земли с известием, что я готова принять под свой флаг наймитов. Из тех, что придут за зов, вы отберете шестьсот лучших. Еще нужны работные и мастеровые.
– Не торопитесь ли вы, моя лери? – Эриар чуть отодвинулся, чтобы видеть мои глаза. Но любой, кто смотрел в этот миг на нас, не увидел бы в этом движении ничего, кроме желания лучше рассмотреть давно не ремонтированный мост через наполовину заполненный затхлой водой ров. – На то, о чем вы говорите, потребуется много золота, которого у нас нет. Кланы готовы помочь, но вряд ли эта помощь будет столь значительной.
– Я понимаю ваши опасения, князь. – Я обещала себе быть сдержанной, но уверить себя в том, что мне это по силам, оказалось легче, чем следовать сказанному. Между нами не было и не могло быть теплоты, но произнесенное ледяным тоном: «Князь» грозило отбросить нас на двадцать лет назад. – Но вы не подумали, ради чего моя сестра перекрасила правду в ложь и почему настаивала не на изгнании, а на моей казни?
Он думал об этом. Это читалось в его глазах, в пролегшей по лбу морщинке, в том, как губы тронула кривая усмешка. Но ответа он так и не нашел.
Наш клан умел хранить собственные секреты от тех, кто к нему не принадлежал.
– Князь Тамиран, – он назвал своего старшего сына официально, как подобало тому, кто больше не входил в семью, – отправил в крепость полсотни работников и сотню воинов. Малый джейсин готов к вашему приему. И… – он замялся лишь на мгновение, но и его мне хватило, чтобы догадаться о том, что я услышу дальше, – ваш родовой перстень с восстановленными нитями силы ожидает вас на алтаре святилища Великой Арлак.
Моей радости он не увидел, боль была слишком сильна, чтобы поглотить ее. Но я была счастлива, потому что лишенная собственного дара я чувствовала себя неживой.
Маркирер
Я стоял на верхней террасе и равнодушно наблюдал за тем, как скрывается за дальней вершиной солнце. Даже мысль о том, что через несколько мгновений тело скрутит неконтролируемой трансформацией, не могла лишить меня холодного спокойствия. Эта боль стала привычной и сладостной. Она напоминала о той мести, ради которой я продолжал жить.
– Князь Маркирер…
Гонец из клана Тароков не понимал причины затянувшегося молчания. Я же… Возвращение охраняющей в свой замок не могло изменить решения: война между нами была неизбежна. А время… Я готов был дать ей время, чтобы, победив, доказать ей нашу силу.
Мы были прокляты, но это не значило, что мы отступились.
– Передай своему князю, что я настаиваю на своем. – Вместо светила – тонкая ленточка, сияющая нить, обрамляющая изломы гор. – Или он намерен пойти против меня?
Его ответом стал глубокий поклон. Я не увидел его – ощутил, как колыхнулся воздух за моей спиной. Посланец не вызывал у меня интереса, чтобы заставить обернуться. Он был всего лишь юным потомком тех, кто принял на себя всю тяжесть сделанного выбора. Не знающим горечи поражения, тоски, безнадежности, не имеющим веры, не ведающим надежды. Он был лишь тенью тех, кто посмел выступить против могущества давно ушедших…
Моего глубокого вздоха, которым я успокаивал растревоженное сердце, он уже не услышал. Закон требовал, чтобы высшие князья в часы проклятия оставались одни.
Я предпочитал эту террасу, встречая здесь закаты и рассветы, получая силу для своей ненависти.
Боль разрывала тело, ломая кости и выкладывая их заново, как только в звездном кружеве померкла последняя ниточка дня.
Но страшна была не сама боль, а та память, которая тщательно хранила чарующую легкость воплощения, когда огонь мягко менял форму, наделяя то мощью кугуара, то универсальностью человека.
Теперь все это было в прошлом, а в настоящем лишь осознание потери и ненависть к тем, кто обрек нас на это.
Вот уже несколько сотен лет каждое мгновение ночи становилось для меня бесконечностью. Первые годы я крушил зеркала, брезгуя смотреть на то, что со мной совершали наложенные волей древних заклинания.
Потом искал забвения в чужой крови, уничтожая тех, кто в ужасе отворачивался, узрев мой второй облик. Но оно не приходило, только все больше становилось тех, у кого отвращение вызывала не только моя внешность, но и мое имя. Имя великого рода…
Кресло с мягкими подушками приняло мое искореженное тело. Не человек, не зверь…
После того как я разрешил себе вкусить яд ненависти, ночь стала моей самой верной подругой, позволяя вновь и вновь наслаждаться той местью, которую я приготовил для Круга шести.
Но прежде чем возмездие настигнет князей, его почувствует на себе она – лери клана охраняющих, нимера. В ту ночь полнолуния, когда наша жизнь раскололась на до и после, она не должна была допустить призыва древних сил. Но она произнесла последнее слово, определившее нашу судьбу.
И меня не остановит то, что виновная уже давно ушла к предкам. Ее правнучка ответит за содеянное.
Мысли сменились дремой. Сопоставляя доходившие до меня слухи, я догадывался, что князья других кланов предпочитали проводить это время несколько иначе – унимали свою боль, отбирая чужие жизни. Жажда убивать была и у меня, но я научился с нею бороться и предпочитал день отдавать заботам о подданных, а ночь – мечтам и отдыху. Придет время, и я возьму все, ради чего укрощал свою звериную сущность.
Открыл я глаза, когда рассвет окрасил горные вершины в искрящийся розовый цвет. В который раз отметив странность, на которую уже давно обратил внимание. Возвращение в человеческую форму не было столь болезненным, как ночное превращение в зверя. В последнее время я ее совсем не замечал.
Старый слуга (присутствие которого мои инстинкты игнорировали, так как я безоговорочно принял его верность), заметив, что я проснулся, протянул мне чашу с дымящимся отваром. Неполная трансформация отнимала много сил.
– Что нового от смотрящих? – Первый глоток смочил пересохшее горло, унося с собой боль.
– Над Самар’Ин поднялся белоснежный вымпел. Говорят, всплеск силы ощутили даже маги в Вольных землях. Гонцы принесли в наемничьи кланы весть – лери охраняющих зовет воинов под свои знамена. Смотрящие рассказывают о разговорах на торговых дворах. Есть сведения, что лери успела скрыть от своей сестры место, где хранится золотой запас рода.
– Только не скрыла, – скривился я. Я не мог судить, насколько годы изгнания изменили Талину, но тот ее поступок меня не столько удивил, сколько заставил задуматься. Ей достаточно было привести совет к потайному месту, и ложь не коснулась бы ее имени. Нарушившая клятвы рода просто не смогла бы прикоснуться к древним символам – страх мучительной смерти не позволил бы ей этого. – Спасла.
Хартиш уточнять ничего не стал, лишь кивнул, принимая мои слова на веру.
– Кроме воинов она собирает в замке мастеровых и ремесленных. К началу холодов хочет полностью восстановить крепость.
Я ценю мужество и силу. Даже у врагов. Если ей это удастся… что ж, тем интереснее будет схлестнуться с таким противником.
– А еще рассказывают, – слуга наклонился к самому моему уху, словно опасаясь, что пустота террасы станет невольным свидетелем нашего разговора, – что вернулась она не одна, а с детьми. Двое их: сын и дочь. Рождены в один день, но очень разные. Девушка темная, как ночь, а сын похож на светлый день. А сопровождал ее князь Эриар. Просил он у нее милости консорта, судя по всему, и получил.