Увидев, как Маришка с мертвенно-бледным лицом двинулась в сторону Арены и как ажурная вязь неизвестного, но такого знакомого ментального заклинания разворачивается у неё вокруг головы, у меня внутри всё закаменело. И даже Ульяна не старалась остановить сестру, лишь молча склонила голову, как бы принимая происходящее.
В этот момент я для себя решил, что директор умрёт. Вот прямо сейчас. И на Арену выйдет не моя сестра, а я.
Перехватить Маришку я успевал перед самой Ареной. Поэтому стоило поспешить.
Отдав команду своей банде ждать и ничего не предпринимать, если что Вермайер их прикроет, я прямо по головам сидящих, рванул в сторону Арены.
Краем глаза я увидел, как подобрались маги, окружившие беловласку. Как подобралась сама беловласка, медленно и неторопливо доставая из-под тёплой одежды какие-то массивные артефакты.
Я видел как директор стрельнул глазами в сторону Вермайера, так и не двинувшегося следом за мной, и на его лицо вылезла довольная улыбка.
Мне было наплевать.
Маришка не должна переступить границу Арены.
Рыцарь Порядка не должен погибнуть!
Поддавшись эмоциям, я перестал следить за окружающей обстановкой. Злость и ярость ослепили меня, сделали моё зрение туннельным, а внимание узконаправленным. Я следил за Сухаревым. Следил за беловлаской с магами, следил за Ареной. Краем глаза поглядывал на трибуны. И считал, что контролирую ситуацию.
Идиот!
Я совсем забыл про запах гари, пепла и смерти и про ту тварь, которая его распространяет.
Это случилось, когда мне оставалось буквально протянуть руку, чтобы схватить Маришку за плечо.
Пространство над Ареной как будто треснуло и в воздух буквально ниоткуда попали тысячи тонн вязкой тьмы. Тьмы тяжёлой, словно планета и обжигающей, словно Солнце. Тьмы удушливой, воняющей гарью, пеплом и смертью.
Не понимая, что происходит, на рефлексах я сжал вокруг себя энергию костяного двора, формируя купол и защищаясь им внешней атаки, которая тут же и последовала.
Крак!
Показалось, что сверху вдарили чем-то очешуенно тяжёлым, удар распределился по всей поверхности защитного купола и мои ноги по щиколотку вошли в землю.
Крак!
Второй раз я не устоял и рухнул на одно колено. В глазах помутилось и мне показалось, что тьма за границами купола мерцает багрянцем.
Крак!
Третий удар был слабее второго, а моя поза более устойчивой, поэтому на брюхо я не рухнул. Но в голове шумело, перед глазами всё плыло, дышать было совершенно невозможно.
— Тук — тук — тук, — над ареной разнёсся сухой скрипучий голос, в котором отчётливо слышались нотки безумия и веселья, — здравствуйте, адепты Порядка и те, кто убивает ради знания.
Тьма вокруг меня забурлила и плотные, осязаемые клубы рванули куда-то в сторону, переплетаясь и втягиваясь во что-то огромное, мерцающее багрянцем, постоянно распадающееся на дымные облака и собирающееся обратно, существующее на стыке реальностей. Малой частью в нашем мире, большей частью в мире ином.
— Здравствуй, Пан, Здравствуй, Бур, — тем временем продолжал свой монолог голос, — Рад вас видеть. Скучал. А вы?
Я помнил, что Паном Вермайер называл директора. А это значит, что гость обращался к нему. И лицо директора, которое я сейчас прекрасно видел, это подтверждало.
Перекошенный рот, широко распахнутые глаза, в которых застыл ужас напополам с неверием.
Аналогичную картину я ощущал по связи с Вермайером. Шок. Паника. Неверие. Сумбурный коктейль, говорящий, что Буром гость назвал именно его.
От остальных по связи шла только боль, парализующий ужас и тоскливое нежелание умирать.
— Вижу, вижу, — засмеялся гость, — у вас нет слов, как вы мне рады.
И тихий безумный смех накрыл, кажется, весь город.
В этот момент я смог рассмотреть говорившего.
У самого края котлована, с той стороны, где сидела беловласка со своими магами, стоял старый дедан, настолько старый на вид, что я затруднялся даже приблизительно определить его возраст. Двести лет? Триста?
Гость был старым и сморщенным, как курага, закатившаяся за диван ещё при царе Горохе. Каким-то неправильным. Перекошенным. Кожа цвета свернувшейся крови. Лицо, потерявшее всю индивидуальность в пользу уникального рисунка морщин. Одетый в непонятные тряпки.
За спиной дедана молчаливыми тенями стояли два здоровяка ещё более странного вида. Какие-то полулюди — полудемоны. Кожа того же цвета, что и у дедана, выкрашенные в чёрный цвет губы, красные буркала, рога, растущие изо лба и загибающиеся над башкой к затылку. Все утыканы металлом. Кольца в ушах, какие-то шипы в переносице, что-то совершенно неудобоваримое в губах. Голые по пояс, на ногах плотные штаны свободного покроя, высокие сапоги. Обнажённый торс исписан какими-то письменами, исполосован шрамами, татуировками.
Ни у дедана, ни у полудемонов не было видно никакого оружия.
Отсмеявшись, дед шевельнулся, его лицо, треснуло, явив нам его глаз, такой же красный, как и у сопровождения, который он вперил в директора.
— Вы думали, что меня убили? — ещё больше безумия стало слышно в этих словах, — вы хотели, чтобы меня забыли?
В этот момент меня по связи ударила волна истерики, в которую впала Игла. Видимо, она узнала этого дедана. Или полудемонов. Или что-то вспомнила. Её трясло, колотило, она пыталась спрятаться, одновременно с этим паралич сковал её мышцы, и девушка начала тихонько подвывать от ужаса.
— А теперь вы ещё решили, — снова тихий скрипучий смех, пробирающий до самых потрохов, накрыл Арену, — оставить меня без работы? Я всегда выполняю то, за что беру оплату! Мне! Заплатили! За! Апраксиных! Они умрут от моей руки! Как и все, кто пытался украсть у меня добычу!
Глава 18
Степан Карпович Сухарев искренне считал, что Российская Империя слишком многое позволяет своим соседям. В мире, в котором все взаимоотношения определяются силой, нет и не может быть никаких дипломатических способов урегулирования конфликтов.
Рыпнулся кто-то на тебя — выбей ему все зубы, оторви голову, насади на пику и воткни её рядом с домом, в назидание. Не можешь — молчи, терпи и ищи того, кто сможет. Потом перессорь их между собой и ожидай, пока голову твоего недруга насадят на пику, а пику воткнут в землю. И хоть это будет не твоя пика, но голова там будет твоего врага.
Пытаться же увещевать, что-то объяснить, грозить пальчиком и сотрясать воздух перед лицом того, кто только что вкусил крови твоей Империи — глупо. А уж разводить какую-то дипломатию, и, тем более, чем-то жертвовать — глупо вдвойне.
Отдавать своих чужим, выполняя абсурдные требования… Даже если свои в чём-то и виноваты… Они — свои!
Ситуацию с Морозовыми, отданными на откуп якобы оскорблённому альянсу Планов Яростного-Пламени, даже спустя многие годы, понять и принять Степан Карпович не мог. Будь его воля, он бы перебил хребет наглым соседям, задавил в зародыше любую агрессию в сторону империи, а потом собственными руками уничтожил бы Морозовых. В назидание всем!
Но, Степан Карпович прекрасно осознавал, что не он управляет Российской Империей, и не имел ни сил, ни желания это менять. Императора он уважал. За силу. За дух. За целеустремлённость.
Он гордился своим двоюродным дядькой.
Уважал его за то, что тот не дал огромной стране окончательно развалиться в кровавые десятилетия. За то, что, будучи молодым идеалистом, верящим в добро, тот отринул все сопли и сделал то, что должен был сделать.
Собрался с духом. И сделал.
Залил страну ещё большей кровью, показал всем за кем сила и восстановил порядок среди кровавой анархии.
Вот, только возведя Российскую Империю на вершину и плотно её там утвердив, император остановился. Замер. Посчитал, что этого достаточно. Решил, что не нужно прирастать землёй, не нужно подминать под себя новые нации.
Его право. Сильнейший правитель сильнейшего государства имеет право самостоятельно решать и за весь мир и за себя.
Но!
Десятилетия спокойной жизни, отсутствие реальных угроз и активных конфликтов, расслабили императора, возраст взял своё, и пришло то время, когда соседские шакалы стали сильнее старого льва. Ну, или они так посчитали.
Покусывая неподвижного царя зверей, и не видя от него никакой реакции, шакалы осмелели.
Пану было больно осознавать, что шакалы могут оказаться правы, считая, что лев сдох.
Когда его отправили сюда, за Урал в Екатеринбург, с приказом спасти Порядок, присмотреть за Апраксиными, найти Некроманта и не уничтожить угрозу империи в зародыше, а договориться, Пан лишь вздохнул, понимая, что время окончательно сточило зубы и когти льва.
Лишь захват новых территорий Планом Башни-Из-Слоновой-Кости радовал верного сына своего рода. Пан понимал, что он не видит всей картины и, возможно, именно тут, на Урале, Апраксины действительно нужны империи. Не он император. Не ему решать.
Его дело — выполнить приказ, приложив максимум сил и старания. Своей службой продолжать держать империю, отдавая всего себя на благо своей стране.
Что он и делал.
Его первый доклад о ситуации, первых результатах расследования и первых выводах породил в Москве буквально бурю.
Устный приказ, готовиться к взятию главенства в роду Апраксиных, хоть и мягкому и, по возможности, бескровному, был подкреплён широчайшими полномочиями и просто великолепной помощью.
Чтобы присмотреться к Некроманту и его «друзьям», ему прислали Мирославу!
Любимая племяшка Пана, к восемнадцати годам успевшая получить негласный титул гения Воплощения. Для всех, таланты девушки ограничивались великолепной связью с Планом Башни-Из-Слоновой-Кости. К своим восемнадцати годам она Воплотила в Москве две пристройки к уже Воплощённым её дедом-императором зданиям, тем самым усилив проходящих через них в наш мир созданий и смогла сделать то, что не получилось у её деда — Воплотить в окрестностях Москвы Лесопилку. Германская империя была этим недовольна, их монополия на фервальт в этой части света была нарушена, но сделать что-либо они уже не могли.