ть это будет для них небольшим подарком. Мы слегка погорячились с выбором… И принесите счет.
Ему удалось безошибочно выбрать из всех посетителей именно тех, кто наверняка оказался в дорогом ресторане впервые. Катя рассмотрела скромно одетую женщину и троих детей, которых той никак не удавалось утихомирить. На столе стояла всего одна порция, которую, по всей видимости, мать собиралась разделить на всех.
Что это было? Девушка не могла знать наверняка, но в нарядно одетом мальчугане предположила «виновника» скромного торжества. А обручальное кольцо на пальце у матери отсутствовало. Сколько месяцев ей пришлось откладывать деньги, чтобы подарить детям праздник? И сколько еще времени в будущем она станет отказывать во всем самой себе, чтобы расплатиться с долгами? Катя невольно вспомнила своих одноклассниц, высказывающих недовольство, когда ей случалось прийти в школу в новой одежде или встретить кого-то из них возле элитных ресторанов, где она бывала с отцом. Девчонки почему-то считали подобную жизнь вершиной счастья и откровенно завидовали ей. Возможно, эта женщина также пошла на поводу у наивной детской мечты о роскошной жизни…
Созерцание грустной попытки доставить радость никогда не видевшей ничего подобного ребятни отвлекло девушку от ее спутника. Она не заметила внимательного, именно к ней обращенного взгляда и удовлетворенной улыбки. Антон в третий раз махнул рукой официантке, и когда та подошла, сказал очень тихо, однако так, чтобы Катя наверняка услышала:
– Добавьте сумму их заказа к нашему счету. Скажете, что это подарок от ресторана. Или придумайте что-то другое, на Ваше усмотрение.
Он широко улыбнулся растерянной работнице, вкладывая несколько бумажек в карман белоснежного фартука.
– Сдачу оставьте себе. И спасибо, все было потрясающе, – обратившись уже к Кате, уточнил:
– Правда, солнышко?
Ответить девушка не успела, Антон подхватил ее под руку и потянул прочь.
– Пойдем скорее, пока эта дамочка с детьми не опомнилась и не начала искать своих благодетелей. Вдруг Алена скажет им правду?
– Зачем ты это сделал?
Он пожал плечами.
– Просто так. Им приятно, а мне – не трудно. И ты улыбаешься. Угодил?
Катя в самом деле не смогла сдержать улыбки. Иногда своей непосредственностью он напоминал ребенка. Но только было похоже, что подобные поступки для него – не редкость. Широкий жест, благородное действо – и точное попадание в цель: высший балл в оценке самого себя. Он хотел произвести впечатление? Что ж, это удалось… Во всяком случае женщина с детьми точно получила незабываемый подарок.
– Спасибо тебе.
Совершённый поступок не вписывался в уже сложившееся впечатление об этом человеке. Антон оказался… добрее? Но ведь она и не считала его злым. Человечнее? До этого момента у нее просто не было возможности оценить данное его свойство. Умнее? Безусловно, хотя глупый человек никогда бы не достиг того, чем обладал парень.
В любом случае Катя не могла не признать, что все негативные моменты этого вечера по большей части концентрировались в ее голове. Может быть, все только показалось? И его излишняя заинтересованность, и самолюбование, и стремление выглядеть в глазах окружающих неповторимым? Другая на ее месте была бы счастлива… Почему же она не испытывает ничего подобного?
Глава 17
В следующие недели Антона было… много. Более чем. Катя устала от его звонков, доброжелательных и вроде бы абсолютно нейтральных. Парень каким-то необычайным образом угадывал моменты, когда она оставалась одна, чтобы позвонить именно в это время. Всякий раз придумывал какой-то банальный предлог, заводил разговоры почти что о погоде. Каждый день. Утром. Вечером.
А с Кириллом они по-прежнему встречались только на лекциях. Девушка так скучала, что ощущения уже причиняли физический дискомфорт. Смотрела на него во время пар, не в силах унять дрожь в пальцах – так хотелось прикоснуться. Ей казалось, что это невозможно не заметить со стороны, и все окружающие видят, что она испытывает, но ничего не могла поделать: ни справиться с желанием, ни даже отвести глаз.
Им оставались только ничтожно короткие мгновенья в пустующих во время лекций коридорах или в его кабинете, когда удавалось случайно оказаться без свидетелей. Минуты, в которые не было места словам. Выхваченные у реальности капли, которые, хоть и не могли утолить жажду, но смачивали иссохшие от одиночества губы и смягчали одно на двоих дыхание.
Кирилл почти начал ненавидеть собственную работу, лишающую его возможности побыть рядом с девушкой. То, что прежде казалось спасением от одиночества, превратилось в невероятную муку, которую он испытывал всякий раз, когда был вынужден разрывать объятья. Хотелось срастись с ней, унестись прочь от суеты, от надоедливых дел и привычного шума. Туда, далеко, где шумело море и распускались почки на проснувшихся после зимней спячки деревьях. Раствориться вместе с ней в запахе цветущего миндаля. Утонуть в нескрываемом обожании, которое излучали ее глаза.
Мужчина несколько раз пытаться отбросить все в сторону и погрузиться в то, чего хотелось больше всего на свете, но Катя неожиданно воспротивилась. Тени на его уставшем лице были красноречивее любых слов. Девушка не сомневалась в том, что он действительно занят и тратить и без того ограниченное время на свидания не соглашалась. Была готова ждать, сколько потребуется. Только ее понимание не приносило облегчение никому из них, и, вроде бы поступая правильно и разумно, оба изнемогали от голода, утолить который можно было единственным способом.
А дома ее неизменно встречали феерические букеты от Антона. Благодарность за прошедшую встречу, за вдохновение, посетившее его после разговора с ней, за очередной чудесный ужин, на котором он присутствовал вместе с отцом, за… Эти предлоги увеличивались с каждым новым днем. Как и цветы. Ее комната стала похожей на цветочную лавку. Их следовало бы выкинуть, но как-то не поднималась рука уничтожать подобную красоту. Хотя… эта красота и так была мертвой. Катя любила живые цветы. Ромашки, маленькие и забавные, которые смешно пачкали нос в далеком детстве, когда она опускалась в траву, чтобы понюхать их. Тянущиеся к солнцу подсолнухи, налитые сочными, ароматными семечками. Крохотные бутоны роз, гроздьями рассыпавшиеся на кустах и покрытые прохладными каплями росы. И еще орхидеи, величественные и одновременно нежные, от которых было просто невозможно оторвать глаз.
То, что присылал Антон, было прекрасно, но не находило отклика в сердце, лишь с каждым разом вызывало все больше вопросов. Для чего он это делает? Какую преследует цель? И как ей спастись от утомительных подарков, чтобы при этом не обидеть человека?
Ответ пришел совершенно неожиданно. В один из вечеров, опуская в вазу очередной букет, Катя наткнулась на внимательный взгляд отца.
– Антон не теряет времени даром, да, девочка?
Она пожала плечами, не слишком понимая, о чем идет речь.
Отец выглядел довольным. Очень. Это было так на него не похоже. Последнее время девушке все чаще приходилось сталкиваться с упреками. Улыбка, да еще и такая широкая и открытая, заставила насторожиться.
– Я не могу представить для своей дочери лучшего мужа, чем этот мальчик.
Катя смутилась в ответ на подобное заявление.
– Папа, о чем ты? Мы с ним знакомы совсем недавно, да и он говорил, что не хочет ничего, кроме дружбы.
Мужчина рассмеялся.
– Какая же ты наивная, Катерина. Дружба, говоришь? А не замечаешь, как он смотрит на тебя? Антон влюблен по уши, и я удивлен, что ты до сих пор этого не поняла.
– Нет…
Ей как будто нанесли удар в спину, неожиданный и безумно болезненный. Это не может оказаться правдой. Папа ошибается, наверняка…
– Парень только вчера советовался со мной, как лучше завоевать неприступную красавицу… – отец вдруг подмигнул девушке.
А ей было совсем не до веселья. Даже возможная дружба с Антоном напрягала, а о большем и думать было неприятно. Она совсем не хотела его чувств.
– Я бы радовался на твоем месте, – заметил отец, видя ее растерянность.
– Но я его не люблю!
Это же было очевидно. Катя вообще не могла понять, как и почему обсуждает сейчас такой нелепый вопрос. Ее сознание, все ощущения, сконцентрированные вокруг другого, оказались неготовыми воспринимать такое посягательство. Неужели Антон сам не осознает, что не интересен ей?
Отец хмыкнул.
– Ты настолько хорошо разбираешь в любви? Что тебе вообще об этом известно?
Что она могла ему ответить? Рассказать о трепете сердца при одном только воспоминании о любимом человеке? О желании удержать мгновения мимолетных встреч, растягивая их на часы и дни? О непрекращающейся жажде ощущать ЕГО рядом? О затаенной мечте проснуться, разбуженной прикосновением горячих губ?
Сумел ли бы отец понять ее? В этом Катя сомневалась и вместо собственных признаний произнесла совсем другое:
– А тебе… известно? Ты любил… маму?
Она сама не ожидала от себя подобного вопроса. Тема о матери была табу в их доме, и сейчас девушка приготовилась встретить гнев отца. Но его не последовало. Мужчина лишь заметно побледнел и надолго замолчал, погрузившись в собственные мысли. Не радостные, Катя была в этом уверена. Он вспоминал. В ставшем отрешенным взгляде мелькали отблески прошлого, лицо приобрело странную гримасу, жесткую и одновременно страдальческую.
– Папа?
Он дернулся, словно от удара, и медленно проговорил:
– Да… любил.
Эта фраза как будто приоткрыла какую-то дверь, разделяющую ее с отцом. Девушка шагнула ближе, почти вплотную к нему и впервые за многие годы почувствовала родной аромат, проступивший на покрывшейся испариной коже. Запах был слабым, почти неразличимым, но Катя внезапно его узнала. Мгновенной вспышкой полыхнуло в сознании чувство покоя и надежности, которое существовало раньше. Когда-то давно. Эти руки, сейчас почему-то сжатые в кулаки, умели ласкать. Они могли быть нежными, сжимая маленькое тельце смеющейся девочки и перебирая волосы жены.