– Я бы с удовольствием пригласил тебя в кабинет: помогла бы справиться с угощением. Только лекция уже началась…
– Тогда побежала, не буду тебя задерживать. Не забудь поесть, пожалуйста. И вернись домой вовремя. Хотя бы сегодня.
– Слушаюсь, мамочка… И спасибо тебе.
Кирилл развернулся слишком неожиданно, и девушка, метнувшись в сторону, не смогла остаться незамеченной.
Его лицо вмиг стало серьезным, будто и не звучал только что задорный, почти мальчишеский смех.
– Катя? Почему Вы не в аудитории?
Надо было поздороваться… с деканом, а она не могла выдавить ни звука. Боль в висках не унималась, заострившись почти до тошноты. Хотелось закрыть глаза и отключиться от реальности, проснувшись совсем в другом месте. Как можно дальше отсюда. От НЕГО. От этой ухоженной красавицы, чей взгляд теперь слишком внимательно изучал девушку.
– С Вами все в порядке?
Получилось кивнуть. Выдавить какое-то банальное приветствие. Она сама не поняла, что именно сказала. Нашла глазами спасительную дверь в аудиторию. Нащупала в сумке зонт, который собиралась отдать после занятий.
Кирилл забрал его, нахмурившись при этом еще сильнее.
– Мне не нравится, как Вы выглядите…
Глотнула пересохшими губами воздух, внезапно ощутив, как сильно он впитал ЕГО запах. Мотнула головой и неожиданно для самой себя рассмеялась.
– Вам и не должно это нравиться. Спасибо… за зонт.
Прошла мимо женщины, скользнув глазами по ее лицу. Красивая. Слишком. Она сама не будет такой никогда, как бы сильно к этому не стремилась. Да и не было в том никакого смысла. Ни для кого. Поскорей бы только закончилась эта сумасшедшая сессия!
Катя почти добралась до дверей аудитории, когда различила сзади негромкий голос:
– Кир, может быть, стоит обращаться со студентами помягче? Они же тебя боятся…
Дернула дверь, торопясь зайти внутрь. Как и хотела – раньше НЕГО. Не слышать ответа. Не думать ни о чем. Просто учиться. Осталось всего две недели.
Глава 31
Это было незнакомое чувство. Совсем. Она никогда не испытывала ничего подобного. Считала себя не способной… ревновать.
Да и не возникало прежде причин. Катя, конечно, допускала мысль о других женщинах в его жизни. Но какое-то прежде отвлеченное представление, никак не связанное с реальностью, в действительности оказалось слишком болезненным. Нестерпимым.
Голос профессора доносился откуда-то издалека. Она почти не различала слов. А вот смотреть самой себе запретить не могла. Иначе – другими глазами.
Раньше, еще в школе, Катя никогда не понимала подруг, влюбляющихся в звезд эстрады или кино. Именно звезд – манящих, но недосягаемых. Невозможно далеких. Как можно было страдать из-за человека, принадлежащего к другому миру?
Ей вспомнились наивные, почти детские россказни девчонок о волшебных встречах с кумирами, о необычайных страстях, якобы вспыхивающих между абсолютно разными людьми. Все понимали, как далеки эти истории от реальности, но почему-то продолжали их сочинять.
Как и Катя. В кого она влюбилась? В человека, затронувшего потаенные струны ее души? Самые чувствительные ноты? Он знал слова – именно те, в которых девушка нуждалась. Чувствовал ее мысли. Угадывал желания. Оказывал поддержку именно в те моменты, когда этого больше всего не хватало. Был ближе самого близкого родственника.
Ее чувство стало неизбежностью. У Кати не существовало никаких шансов спастись от наваждения, не заболеть собственной мечтой, сконцентрировавшейся в этом мужчине.
Она будто видела его впервые. Не преподавателя, способного заинтересовать своим предметом даже самых никчемных студентов. Не романтического возлюбленного, дарящего такую нежность, от которой срывало дыхание. Просто мужчину. Живого. Настоящего. С реальными потребностями, которые она, Катя, даже не знала, как удовлетворять. Нуждающегося не во влюбленных взглядах глупой девчонки, а в гораздо более приземленных вещах, но оттого не менее важных.
В приготовленном заботливыми руками завтраке. После бессонной ночи… Очередной… У нее бы точно ничего не вышло, ведь Катя и понятия не имела о его предпочтениях. Ни в еде, ни в…
Щеки залил румянец, когда девушка вспомнила позолоченное загаром лицо незнакомой женщины. Ее руки с безупречным маникюром. Руки, которые готовили ЕМУ завтрак… и дарили наслаждение. Не принятое от нее.
Девушка неожиданно заметила, как смотрят на Кириллы другие студентки. Они посылали ему многозначительные взгляды, бросали усмешки, стараясь завладеть вниманием. Не профессора – мужчины, привлекательного и впечатляющего. Было ли им известно о женщине в его жизни? Таких не бросают. Такие сами никуда не отпустят любимого человека… Не станут ни с кем делить…
Почему-то о соперницах принято думать, как о холодных, расчетливых стервах, врывающихся в отношения неожиданно и безжалостно, готовых смести все на своем пути, лишь бы достичь желаемой цели. Только та красавица даже отдаленно не напоминала стерву: она любила его. Это чувство было настолько очевидным, что Кате хотелось кричать. Выть от бессилия, оплакивая собственную глупость.
Даже равнодушие Кирилла не казалось таким мучительным, как одна только мысль о наличии в его жизни другой женщины. Такой. Идеальной. Любящей. Фантастически красивой.
Она и не являлась соперницей. Если бы Катя и решила бороться, ее действия были бы обречены. Воевать с любовью – все равно, что стрелять в самого себя. Смертельно опасно. Бесчестно. Бессмысленно. Да и силы слишком неравны…
– Я хочу слышать именно ваши мнения. Критические взгляды на произведение мне хорошо известны и неинтересны. Говорите. Все, что хочется. Все, что приходит в голову. Только ваши мысли, не чужие.
Аудитория оживилась. Катя даже не сразу поняла, какую книгу все обсуждают. Впервые в жизни не слышала ЕГО лекцию. Вообще ничего не воспринимала, кроме собственных переживаний. Как оказалось – напрасно. Судьба, будто в шутку, даже тему подкинула такую, которая слишком сильно пересекалась с ее метаниями.
– Не может быть неправильных ответов. Но если вы уверены в чем-то, сумейте это доказать. Пробуйте.
Девушка плохо помнила содержание повестей Айтматова, а ту, о которой говорили сейчас, читала только однажды. Подобрала капельки воспоминаний, смутный образ женщины, оскорбленной самым главным в жизни человеком. Сильного мужчины, готового отпустить любимую, отдать другому, неверному, нечестному, но значащему для нее так много.
Картинка получилась очень живой, особенно сопровождаемая ЕГО словами:
«Как увидела его, так и посыпались поленья на пол. Однако никто из нас и виду не подал. Будто встретились впервые. Тем более я должен был держать себя в руках, чтобы каким-нибудь неосторожным словом или намеком не причинить им боли, не помешать заново понять друг друга. Я тут ничего не решал. Они решали: между ними было их прошлое, между ними был их сын, с которым я лежал на кровати, прижимал к себе и ласкал.
В эту ночь никто из нас не спал, каждый думал о своем. И я о своем.
Асель может уйти с сыном. Это их право. Пусть они поступят так, как велит им сердце и разум. А я… да что говорить, не обо мне речь, не от меня зависит, я не должен мешать…»
Прошлое должно остаться в прошлом, каким бы светлым оно не было. В ЕЕ прошлом. У Кати, в отличие от героини, не оставалось надежды даже на общие воспоминания. То, что таилось в девичьем сердце, вряд ли имело хоть какую-то ценность для мужчины, пристального вглядывающегося сейчас в лица студентов.
А поучиться у сдержанного, мудрого героя и правда было чему. Разве можно удержать то, что не твое? И нужно ли это делать? Сколько стоит счастье, построенное на чужой боли и слезах?
Она ничего не значит для него, но если бы и случилось иначе, сумела бы Катя переступить через жизнь той женщины? Забыть ее наполненные любовью глаза? Принять осуществленную мечту, растоптанную в чьем-то сердце?
Кирилл отвечал на чей-то вопрос, но его слова зазвенели в разуме, словно он говорил лично для нее:
– Твое вернется к тебе… А чужое… Зачем тебе чужое счастье? Пусть оно и вожделенно? Сможешь ли ты насытиться украденным? Тем, что никогда для тебя не предназначалось? И разве осознание того, что твой любимый человек счастлив, не станет для тебя лучшим утешением? Даже если источник этого счастья – не ты сам?
Ее – не утешало. Нисколько. Катя понимала, что должна была бы радоваться устройству в его жизни. Но не могла. В груди опять закипала обида. Даже злость. На себя за то, что взрастила эту привязанность в своей душе. Но гораздо больше – на него. За непростительную сладость. Упоительную нежность. Обещания, которые он не исполнил. Которых не давал. За то, что счастлив… без нее. С другой. Много лучше…
С последнего ряда прозвучал тихий голос невысокого скромного парнишки: Катя так и не запомнила до сих пор его имени.
– А если это ошибка? Если человек все понял неправильно? И может лишиться собственного счастья?
– Ошибка? – Кирилл задумчиво повернулся к говорившему. – Ошибки надо исправлять. И как можно скорее.
Катя склонила лицо к тетради, не обращая внимания на расплывающиеся от влаги строчки. Если бы кто-то подсказал, как все исправить. Как ей простить… Забыть…
– Подумайте обо всем, что мы обсудили сегодня. – Мужчина пустил по рядам стопку листиков. – Здесь задания по теме лекции, разные для каждого. Я очень надеюсь в следующий раз увидеть ВАШИ ответы. Хотя бы несколько строк, но личных. Пропущенных через сердце.
Катя растерянно взглянула на выпавший ей вопрос: «Нравственный выбор героев повести Ч. Айтматова». Такие банальные слова. И такие знаковые. Как специально…
Конец лекции показался спасением. До завтрашнего дня она успеет успокоиться. Должна успеть. Хотя бы постараться это сделать. Все обдумать, взвесить, в очередной раз доказать самой себе, что Кирилл ей ничего не должен. Что любви нельзя требовать и тем более обижаться на ее отсутствие. Просто… так все сложилось, и с этим ничего не поделаешь. Для нее же самой будет лучше, если она наконец-то смирится.