приятно, что я таю от его рук? Я не могу…
Колени подгибались, почувствовать что-то, кроме страха, у меня не выходило.
Горячие пальцы коснулись плеча, сдвинули волосы в сторону, и застежка молния с тихим шорохом расстегнулась. Я подняла руки к груди и задержала падение платья, но Ренат тут же появился спереди и рванул ткань вниз, позволяя ей упасть к ногам, облизнулся и нагло коснулся моей груди двумя руками. Смял до боли, покрутил соски между пальцами прямо через кружево бюстгальтера, а потом, раскрыв застежку, для этого ему пришлось меня обнять и, плавно освободив грудь, выбросил белье через плечо. В его ладонь уткнулся сжатый в камень сосок, Ренат скользнул по нему и небрежно сорвался вниз по животу, вызвав во мне нелепый протест. Пришлось закусить губы, чтобы стон не вырвался.
Я отступила, отчаянно перехватила руку мужа и услышала чей-то жалобный шепот:
— Пожалуйста, не надо.
— Разве ты сама не желаешь этого? — Ренат сощурился и, глядя вниз, судорожно сглотнул. — Дрожишь от моих прикосновений, дышишь едва ли, глаза прикрываешь… Даже разделась для меня, — рука прижалась к низу живота и ловко скользнула между ног.
Воздух выбило из груди.
Я схватилась за его плечи, справляясь с противоречивыми эмоциями. Я его не знаю и боюсь. Вообще не доверяю, но его руки невыносимо умелы, ни одна женщина не отказала бы в близости, напротив требовала бы продолжить, уверена. Почему же я так противлюсь?
Ренат был все еще в пальто, полностью одет, а я стояла перед ним практически без ничего. В сапогах и чулках. Это так унизительно и… волнующе.
— Я…
— Не говори, что не нашла в чемодане кружевные трусики, — он перекосил губы в подобие улыбки и, раздвинув горячие лепестки, проник в меня пальцами. Я хотела закричать, но Волгин закрыл мне рот жестким поцелуем. Таким, что жар скатился по позвоночнику и замер под его ладонью. Но муж тут же отстранился и съязвил: — Не. По-ве-рю… Ты все продумала, дышала мне в лицо не хуже проститутки. Соблазняла, искушала… А теперь заднюю? Не понимаю, на что ты надеешься. За идиота меня принимаешь?
Я тихо ахнула от властного толчка внутрь, от яростной ласки горячих пальцев узких стенок, щекочущих и вырывающих из меня немыслимые звуки. Признаваться, что это стон — было стыдно. Еще никто меня так откровенно не трогал, никто не смел — даже я сама… Ренат сцеловывал мою дрожь, касался скул и шеи губами, горячо дышал в лицо, слизывал горошины пота на виске, путая жадное дыхание в волосах. Я повисла на его плечах, не в силах противостоять напору. Было больно в какой-то степени от его власти и неотступности. И приятно, что изучает, заставляет меня дрожать от желания, а не нагибает и насилует.
Но все еще было страшно, что я ошиблась, и Ренат сорвется… станет монстром.
Вопреки отзывчивости тела, я не хотела продолжать. Это неправильно! Я мечтала о другом, я не хочу так лишиться девственности — яростно, несдержанно, дико. Я… совсем другого хочу.
Дернулась, сильно сжав в кулаках лацканы его пальто, жжение в ранах отрезвило, крупные пальцы ударились в глубине куда-то в сторону, причинив резкую боль. Это вытащило меня из плена невыносимой и такой несвоевременной жажды. Я не собираюсь ему подчиняться! Нужно это остановить.
— Отпусти меня… — зашипела раненной кошкой и, пользуясь, что у Рената занята вторая рука, заколотила его по плечам и лицу. Оттолкнулась изо всех сил. — Убери руки! Не нужно так!
На миг он отпрянул, чтобы снова налететь и ввести в меня два пальца, придавливая к себе, сжимая ягодицу до сильной отрезвляющей остроты.
— Ты же сама игралась, отвечай за свои действия. Я предупреждал. Давал тебе возможность избежать этого сегодня, ты сама настояла.
— Я не… н-не буду больше. Отпусти, Ренат, умоляю, — замотала головой, когда он наклонился, хищно оскалился, облизнулся, уронил взгляд на мои губы и снова нырнул в глаза — убивая ледяным безэмоциональным взглядом. Он ласкал меня, не останавливаясь, выбивая из груди остатки воздуха. Я сжималась, сучила ногами, но не получалось вырваться из его мощных лап.
— Как не будешь? Искушать меня? — мягко поглаживая пальцами воспаленную плоть, муж потянул меня к кровати. Буквально поволочил, потому что я сопротивлялась, царапалась и кусалась, но он словно ничего не чувствовал — ледяная глыба! — А кто сказал, что я запрещаю? Я тебя и так хочу, разве не видно? — он перехватил мою сжатую до бела руку и резко передвинул ее вниз, заставив прикоснуться к себе. Твердый, каменный, слишком большой. — У меня так давно никого не было, что я сейчас любую захочу, а ты женщина привлекательная, тем более официально МОЯ — не вижу причин себе отказывать.
— Ренат, п-пожалуйста, д-дай мне несколько дней. — От плавных, поступательно-входящих движений и подрагивающего в моей руке органа у меня заплетался язык. — Я… обещаю. Отпусти. По-жа-луйста…
— Нет. — Он отпрянул, убрал руки, чтобы перехватить меня и бросить на постель. Как перышко. — Ты моя жена. Я тебя хочу сейчас.
— Я не хочу тебя! — попыталась отползти назад, перебирая локтями, но сапог зацепился за покрывало и затормозил движение. Я запуталась, перевернулась, дрыгала ногами, чувствуя, как жестко вцепились в мои бедра руки мужа.
— Это и не нужно, — грубо отрезал он, рванув меня на себя. — Потерпишь. Ты ведь ради денег замуж шла и понимала, что тебя ждет, — рука обожгла ягодицу легким шлепком, отчего я закричала и захлебнулась новыми ощущениями. Пока хватала воздух ртом, Ренат меня прижал к кровати и перевернул к себе лицом, лег сверху, обездвижил.
— Урод! — запротестовала я, уклоняясь от поцелуев, кусая его и выворачивая руки из плена до хруста. Уже не чувствовала боли, боролась из последних сил и понимала, что еще два-три вдоха, я проиграю.
Волгин привстал, съехал вниз, придерживая мои кисти без особых усилий одной ладонью, схватил мою лодыжку, а я ударила свободной ногой по его руке, хотя метила в лицо, но муж увернулся. Громадный медведь, но быстрый, как тигр.
Я потянулась, чтобы впиться в его волосы, но меня бросило на матрац, вмяло в него, выбивая воздух из груди.
— Еще раз так сделаешь, я тебя свяжу и все равно трахну.
— Свяжи! Я не дамся тебе добровольно! — мне хотелось плюнуть в его рожу, но было страшно, что ударит… А мне с ним еще жить, пусть недолго, но все равно — я должна быть хитрее. Только все это зашло слишком далеко, остатки сил твердили мне смириться, подчиниться, ведь он красивый и привлекательный мужчина, но я не могла. Не могла!
— Не брыкайся! Так больнее будет, — в его голосе не было страсти, отчего-то мне казалось, что он преодолевает боль. Ренат поднялся, уперев колени по обе от меня стороны, скинул пальто, пиджак, спокойно стал расстегивать пуговицы на рубашке, не отрывая от меня глаз, а я дышала глубоко и набиралась сил для нового рывка.
Когда Волгин скинул с плеч рубашку и разорвал ее пополам, я замерла от ужаса. Он давно мог меня сломать, но не сделал этого.
— Ренат… прошу, — потянулась руками, чтобы себя прикрыть, сбросить стокилограммовую тушу с себя все равно не получится. — Я не хочу такой первый раз!
— Поздно. Будет уроком, что со мной играть нельзя, же-на, — он бросился вперед, крепко привязал мне руки рваной рубашкой к кованому изголовью кровати, отчего я задрожала и покрылась пупырышками. Соски превратились в камешки, а любое прикасание кожи или ткани вызывало во мне тысячи искр. — Я ненавижу строптивых женщин, Сеня. Запомни это, — налетел на губы, два три-глотка, оторвался и переместился на грудь, укусил сосок, чтобы побежать дальше, к животу и еще ниже.
Я выгнулась, дернула коленом и сильно ударила его в подбородок. Растяжки хватило перекрутить ногу и, пока Ренат приходил в себя, выбраться из-под тела мужа, но привязанные руки не позволили сбежать, только кости захрустели сильнее, заныли мышцы.
Волгин встал, его глаза горели, как два черных угля, потер ударенную скулу, хрустнул пальцами, а потом в один рывок расстегнул молнию брюк и скинул их вместе с трусами.
Я не успела толком что-то увидеть, как муж уже лег сверху и, сковав собой, развел мне ноги.
Глава 19
Ренат
Я был до отчаяния разозлен. Жаждал наказать Есению за то, что искушала, играла, но изначально планировала оттолкнуть, ссылаясь на мое обещание дать ей время. Наверное, во мне взыграло что-то звериное, необъяснимо острое и мощное. То, от чего не отмахнуться.
Желание.
Пробудившаяся страсть.
Вожделение.
Навалился на девушку всем весом, развел ей ноги, зажал перебинтованные руки над головой и придвинулся до горячего соприкосновения. Есения замерла, натянулась, как тетива, захрипела, глотая слова, хватая губами воздух.
А потом внезапно опала, будто сдалась, и отвернулась от меня. Нас разделяли какие-то несколько миллиметров, звенящие моей яростью и желанием погасить пламя, вырвать у жизни несколько секунд наслаждения, чтобы забыться на эти мгновения, почувствовать себя живым. Неуязвимым.
Шрамы на спине больно потянули, словно напоминание, что я несвободен, что я давно отдал свою душу и сердце, но тело, бренное тело, требовало разрядки.
Есения — моя жена. Будущая мать моих детей, и это не изменить, не перечеркнуть.
Она продалась. Она моя. Навсегда.
Сердце болезненно сжалось, выплеснуло в кровь новую порцию ненависти к себе.
Есения не Валери. Не та, кого мне хочется видеть рядом больше жизни. От этой куклы, что дышит в сторону и кусает губы, мне нужен лишь наследник, а лучше несколько. Это пока единственный выход из сложившейся ситуации. Я не имею права все потерять, все, чего добился тяжелым трудом. Мне придется изменять любимой, но покойной жене с другой. Я все равно иду на это ради Валери. Она поймет. Она простит меня. Дождется на небесах и выслушает.
Я буду в это верить.
Есения сильно дрожала, но больше не сопротивлялась. Лежала подо мной, как полено. Мертвое, сухое и безжизненное.
Хорошенькое начало семейной жизни.