— Ты в порядке? — муж оказался сверху, оглядел меня, лаская взглядом и ладонями. Немного разведя мои ноги, провел пальцами вдоль входа, плавно погрузил их в лоно, чтобы выйти и прошептать: — Потерпи немного…
Я кивнула, вцепилась в большие плечи и выгнулась дугой, чувствуя, как его мощь наполняет меня, растягивает, разрывает между нами преграды, ломает стены…
Перед тем, как боль пронзила промежность, я успела вырвать у нашего единения пик сладости. Такой силы, что остальное было не важно.
Выдержав небольшую паузу, Ренат толкнулся вглубь несколько раз. Мощно, до упора. Его сильно тряхнуло, из горла вырвался не то рык, не то стон. Муж упал на меня всем телом, вмял в диван так сильно, что я чувствовала, как трепещет в его теле оргазм. Горячая влага ударила между ног, а я, задыхаясь, всхлипнула и проколола кожу мужчины ногтями.
— Охренеть… — пророкотал Ренат, сотрясаясь в последний раз.
И я поняла, что все это невозможно будет отпустить. Слезы подобрались незаметно, сдавили горло, и чтобы не выглядеть глупо, я плотно закрыла глаза.
Ренат отстранился, холод полоснул по разгоряченной коже, обжигая, но лица вдруг коснулись теплые пальцы, побежали по щеке, задели слезинку, что выбежала из-под ресниц, а в губы толкнулись слова:
— Ты великолепна…
И над нами, будто кромешную тьму пробил солнечный луч, ослепительно загорелись лампы.
Представление закончилось, а я, вместо того, чтобы увидеть новую коллекцию Флобера — стала женщиной.
Глава 34
Ренат
Есения попросилась в уборную, а я, расслабленный разрядкой и довольный, что дело сдвинулось с мертвой точки, разрешил ей. Отправил следом Егора, как верную тень.
Меркулов даже бровью не повел, когда мы с женой, задержавшись в ложе, растрепанные и разгоряченные, вышли в коридор. Уверен, каждый из присутствующих понял, что за ВИП-дверью происходило, и от этого было только приятней.
Хотя непрошенная горечь все же расползалась по венам, будто раковая опухоль. Я предал Валери… Отдавался другой женщине столь же отчаянно, как когда-то любимой. Хотел Есению так же сильно, а может, и больше…
Проводив тоскливым взглядом тонкую фигуру жены, я вышел на широкий балкон, чтобы вдохнуть полной грудью сырого воздуха. Дождь только закончился, с крыш скатывались крупные звонкие капли, небо вдалеке, озаренное алым, полыхало вспышками молний.
В моем теле догорали такие же разряды. Скулы сводило от тоски и боли, сердце, как заведенное, барабанило в висках, а в мышцах была приятная нега удовлетворения. Стало тошно. Я перегнулся через перила и, сцепив зубы, безмолвно закричал.
Она хорошая девочка, я не должен был ее трогать, нельзя было покупать не глядя. Есения будет мучится, и я сам выкопал для нее бездну.
Хоть бы она забеременела быстрее. Чтобы я не привязывал себя к ней еще больше. За пять дней брака она точно не успела бы влюбиться, а дальше я уж постараюсь оставаться для нее противным и злобным монстром. Так нужно.
И кого бы ей взамен предложить?
Флобер! Точно.
Я выпрямился. Он меня заменит, ведь, казалось, ему можно доверять. Меркулов француза проверил и убедил меня, что парень не проблемный. Ершистый, но с правильным вектором.
И хотя стало мерзко до одури, а голова закружилась, заставив меня наклониться вновь и едва не выпасть через парапет, я понял, что это выход. Андрэ любит Брагину, ждет и верит, что она одумается и увидит в нем единственного. Такие всю жизнь могут ждать, по себе знаю. Нужно лишь глаза жене открыть, хорошенько искусить наслаждением и мягко к нему подтолкнуть.
Замутило сильней.
Я намеренно включил прожженного циника в себе, чтобы отстраниться от непонятных мне эмоций.
Всего-то нужно зачать ребенка и после переключить Есению на другого мужчину… Бабам только дай правильную ласку — они сразу растекаются лужицами.
Но не Брагина. Не моя Есения…
Она не смотрела на охранников, хотя среди когорты телозащитников были видные ребята. Она не оглядывалась и не заигрывала с Егором — достойным партнером и самцом. Да она даже Флоберу много лет отказывала!
В необузданной страсти и отчаянной покорности жены было что-то нужное мне, не мог объяснить, что, но оно тонко так тянуло из души ниточку и дергало, когда она была рядом — будто предупреждало, что еще одной потери я не переживу. Но мне и не придется. Не так много времени осталось, не успею слишком отравиться любовью, а если и так — заберу чувства с собой.
В словах и искренности Есении вдруг нашлось то, что я так долго искал, но оно не успокоило, а наоборот, обрушило с неба на землю. Я предавал себя, вглядываясь в звонко-чистые глаза, находя в них понимание, сочувствие, ласку… А еще жена гармонично и идеально совпадала со мной во всех смыслах — она мне действительно нравилась. Сеня даже целовалась так, что я захлебывался жаждой. А как она… облизывала меня. С ума сойти — неопытная, но такая… настоящая — кровь закипала от одного воспоминания.
Я был уверен на тысячу процентов, что она станет замечательной матерью, жаль, я не из образцовых отцов.
Надеюсь она мне это когда-нибудь простит.
В кармане неприятно запиликало. Я вытащил мобилку и долго не отвечал, потому что разглядывал свои дрожащие руки. Зацепила меня Есения. Знать не знаю, чем она дышит, чем увлекается, а все равно тянусь. Маразм какой-то. Разве бывает так, чтобы любить без условностей? Просто так.
Не бывает. Не верю. Да и не собираюсь в это впутываться и ее впутывать. Все. Точка.
Нужно теперь быть осторожней. Трахать, чтобы не задавала вопросов. Главное, не приближать к своему сердцу и не раскрывать свою душу. Ей же хуже будет. Влюбится ведь…
Я ответил на докучливый звонок:
— Принес мне очередную благую весть? — голос не выравнивался, был таким же сиплым и хрустящим.
— Благую — это ты к гидрометцентру обращайся. Они на завтра, вон, солнце обещали, — Давид хмыкнул и замолчал.
— Ну обещать можно, только вот исполнять не обязательно.
Я уперся локтями в парапет и опустил взгляд на ночной Париж. Темное полотно пробивалось полосками молний, подсвечивая кварталы и улочки, будто наливая кровеносные системы магией.
— И это говорит мне Волгин? Человек слова? — Аверин был в приподнятом настроении, впрочем, как всегда.
— Таким был мой отец. К сожалению, я вобрал его суть с кровью.
— Еще скажи с генетическим набором. Ой, хватит, а то челюсть сломаю от скуки. Ты лучше скажи, — врач сбавил обороты, — таблетки пьешь?
Я мотнул головой, а в трубку сказал:
— Куда ж я денусь?
— И как?
— Ничего не болит.
— Знаю я таких обманщиков, проходили уже. Ренат, может, все-таки попробуем оперировать? В Европу? К лучшим специалистам мотнем?
Я вытер ладонью лицо и почти гаркнул:
— Нет! — выдохнул сквозь зубы и как-то жалко договорил: — Я ничего не хочу. Дай спокойно умереть, Давид, умоляю. Без этих жалких лиц вокруг…
— Это ты кого имеешь в виду? Жену?
— Нет. Тех, кому внезапно понадобится мое наследство. Да и больничной суматохи не хочу. Не нужно это мне, я же подписал отказ…
Аверин молчал какое-то время, цокал языком, а я дышал в небо и унимал накатившую на плечи дрожь. У меня и правда эти несколько дней голова почти не болела, даже странно.
Но это я комментировать не стал.
— Ладно, жду вашего возвращения домой. Вместе с женой, естественно. Насколько помню, ты собирался хорошенько над ней поработать…
— Да, я как раз этим и занимаюсь, — уголок губ дернулся непроизвольно в улыбке. Вспоминая наш первый секс, я теперь вечно буду помнить свет софитов. Или наоборот.
— Работай-работай, Волгин, — хохотнул Аверин. — Пока противопоказаний нет, но если станет худо — лучше не усердствуй чрезмерно. Пусть жена трудится.
— Да пошел ты. Трудяга. Секретутку свою уже замотал?
— Неа. Уволил. Надоела.
— А теперь как? Ты же болен! Как его там…
— Воспалением хитрости, ага. Пока обхожусь. Уже пару недель воздерживаюсь. Закипаю иногда, но терпимо. Надо больше мяты пить…
— Бабу тебе надо нормальную, а не травяной чаек.
— Так, где ж ее взять такую, чтобы мои пошлые забаганки выдержала? Купить? У меня нет столько денег, как у некоторых.
— Одолжить?
— А отдавать потом как? На небеса к тебе слетать? Не, я еще пожить хочу.
— Как хочешь, мое дело предложить.
— И я отказываюсь.
Давид несерьезно относился к своей гиперсексуальности и не понимал, что играет с огнем. Однажды обязательно сорвется, только хуже сделает. Но он же врач, ему ничего нельзя посоветовать, да я и не собирался. Мне своих бед и болячек хватает. Как например, опухоли и нескольких последних лет жизни. Наверное, у Боженьки рука дрогнула, отмеряя мне век. Как и для Валери…
— Ладно, пойду, — я попытался свернуть наш нелепый разговор.
— Ты жене подливаешь то, что я тебе дал?
Я моргнул. А ведь точно, он что-то давал, совсем забыл.
— Напомни для чего оно?
— Чтобы хотела тебя, как дикая кошечка.
Я рассмеялся до звона в ушах.
— Все, отбой, Давид, — сквозь смех, сказал я. — Кошечка и так голодна.
— Серьезно? — удивление Аверина едва ли не выплеснулось через трубку, но дальше я уже не слушал — отключил связь. Этому голодающему любая дырка подойдет, жену свою ему не отдам, даже не обсуждается. Флобер — лучшая кандидатура.
Я направился в гримерку модельера, чтобы пригласить его с нами на ужин. Есения точно будет рада его видеть, а мне нужно понимать, кому я отдаю самое ценное — свое потомство. Я осознавал, что мечтать о сыне с первого раза — наивно, и девочке буду рад, если доживу. Самое главное, передать свою фамилию дальше и отстоять наши земли. Да, я мог на Есению сразу все переписать, но пока решил не спешить. Не последний же день живу…
— Скажи Егору, чтобы вел Есению сюда, — шепнул я одному из охранников, когда мы подобрались к коридору, ведущему за кулисы. Он послушно кивнул, перехватил взгляд других ребят, чтобы с меня глаз не сводили, и скрылся в коридоре.