Здесь было тихо и свежо, слабо пахло сухими листьями и сеном. Ветер шелестел в ветвях деревьев за домом и издалека доносились ржание лошадей и лай собак. Дышалось легко, воздух будто наполнял меня, по-особенному приятно, ласково обволакивал прохладой и свежестью.
Ренат внес меня в темную комнату и, не включая свет, раздел до белья.
— Спи, Есения, — прошептал он, нежно целуя меня в темечко и мягко опуская на кровать.
Оказавшись в холодной постели, я слепо потянулась, притянула мужа к себе и, свернувшись калачиком, спрятала лицо на его широкой груди. Уже на грани сна удивилась, как заполошно бьется его сердце, но сил спросить, что Рената тревожит, не осталось.
Когда очнулась, было уже солнечное утро, и мужа рядом не оказалось. Странная тревога разлилась по крови высокой волной. Откинув одеяло, я подхватилась с кровати и чуть не скинула с тумбочки вазу со свежесрезанными хризантемами. Белоснежными и крупными.
Провела кончиками пальцев по верхушкам цветов и позволила себе улыбнуться. Впервые за много дней тоска не съедала меня живьем, ныла под ребрами еле слышно, напоминая о том, что я потеряла, но не убивала, медленно и мучительно.
Не хочу больше терять. Не могу.
У меня есть за кого теперь держаться, и пусть не все гладко, пусть нам с Ренатом еще стоит притереться, я верю, что все получится.
Бегло осмотрев довольно простую комнату с двухспальной кроватью, светлым ковром и большим окном с видом на бесконечные поля, я нашла в деревянном шкафу, стоящем у стены, клетчатую рубашку мужа. Что это его одежда, было понятно по медвежьему размеру, и смотрелась она на мне, как балахонистое платье. Мои вещи должны были после свадьбы передать из дома, нужно только спросить, куда их поставили.
Я побежала умываться, предвкушая знакомство с моим будущим жилищем, но что-то тревожно колотилось внутри. Где Ренат?
Неужели я так долго спала?
Когда я спустилась на первый этаж, дом показался мертвым и пустым. В нем не было домашних запахов и звуков. Полная тишина и стерильность. Словно здесь никогда никто не жил.
Я обошла гостиную, несколько уборных, нашла несколько пустых комнат, заглянула в холодную кухню, где никто лет сто ничего не готовил, и, пробравшись в самый край дома, открыла последнюю дверь. Тупиковую. Только здесь чувствовалось, что кто-то все-таки в доме есть живой: пахло соленой водой и потом. Пройдя по небольшому коридору, я в попала в огромное помещение с бассейном. По периметру стояли тренажеры, в углу большая душевая кабинка и много комнатных цветов на полу в больших горшках.
Но и тут сейчас было пусто. Ни души.
Выглянув на улицу через окно, я примерно прикинула температуру и глянула на свои голые ноги. По идее не должна замерзнуть без брюк.
Вернулась в гостинную, позвала несколько раз Рената, но никто не откликнулся.
И решила все-таки поискать мужа во дворе, вдруг он управляется по хозяйству — у него же конюшни. Одела пальто, сапожки и выбежала во двор. Сегодня было солнечно, но ветрено — волосы вздернулись от порыва, пряди запутались между собой и перекрыли видимость. Я закрутила быструю косичку и отбросила ее на спину.
И где тут конюшни?
Их я нашла довольно быстро. Коричневые крыши двух вытянутых зданий заканчивались где-то на опушке леса. Верхушки деревьев на горизонте поднимались по склону и царапали чистое голубое небо. И где-то в облаках прятались горы. Смотрелось впечатляюще. Я даже застыла, разглядывая вид. Не думала, что Волгин живет в таком месте, я думала у него все более помпезно и дорого, а здесь… скорее, уютно и по-старинному. Бревенчатый дом в два этажа, беседка около дома, сад слева, уже покрасневший и облысевший частично.
Я миновала площадку перед домом, где не нашла ни машины, ни признаков людей. Где охрана, рабочие? Осторожно прошла в сторону, как мне показалось, доносящихся мужских голосов.
— О, наша новая хозяйка! — навстречу из конюшен вышел светловолосый молодой мужчина в темной футболке и джинсах. На первый взгляд модельных, но вилы в его руках намекнули, что это простой рабочий. — Добро пожаловать, — он прижал ладонь к груди и поклонился. — Я — Паша, работаю на Рената Эдуардовича.
— Очень приятно. Есения, — я сдержанно кивнула и пошарила глазами по периметру. Где все? Егор, Костя да и Волгин где? Ничего не понимаю.
— Ваш муж час назад был в той конюшне, чистил Вороного, загляните туда, — Павел показал мне на противоположное здание, сам примерил в руке вес инструмента и вернулся за работу, откидывать сено, как я смогла увидеть через щель в дверях.
Я так спешила увидеть Рената, что даже не попрощалась и не сказала спасибо. Буквально бежала к приоткрытым дверям, чтобы поймать теплые объятия и услышать слова поддержки. Без Волгина было как-то холодно в этом доме, а еще непривычно и немного страшно.
НЕужели его бывшая жена тоже здесь жила? И умерла здесь? Мороз по коже шел, когда я думала об этом, но не остывшая боль по Андрэ волновала меня больше — сердце сжалось, и слезы подступили, стоило вспомнить. Отмахнулась и взяла себя в руки. Другу бы не понравилось, что я себя так убиваю, нужно продолжать жить. Жить с Ренатом, с тем, кто мне действительно нравится и действительно близок.
Внутри конюшни было тихо. После слепящего дневного света, я не сразу сообразила куда идти. Еще и ветер снова расшалился и, бросив мои волосы вперед, нахально расплел косичку. Постояла, привыкая к темноте, а потом ступила, ориентируясь на шорох.
— Ренат, ты здесь?
Входная дверь качнулась, заскрипела, я машинально обернулась и отступила назад. Сквозняк пробежался по оголенным коленям, подхватил створку и захлопнул ее с грохотом, оставив меня внутри.
Фу… Ну и жутко.
Я еще отступила.
За спиной что-то зашуршало.
— Ренат?
Я обернулась. Мне в лицо, проникая через решетку, полетели мощные копыта. Успела отпрянуть, испуганно вереща. Черная лошадь дико заржала в ответ, забилась в загородке, вставая на дыбы, а потом выбила планки, будто они из трухи, и мне ничего не оставалось, как прижаться к стене.
Глава 38
Ренат
— Дед, чем ты занят, что не можешь с нами поужинать?
Я присел в тени раскрашенных осенью деревьев и откинул затылок на твердую кору. Дома и дышалось легче, хотя я так и не придумал, что делать дальше. И это угнетало, мяло в груди сердце, словно кто-то пытается испечь пирог, не беспокоясь о том, что я не выживу после запекания.
— Не думаю, что вы без меня скучаете. Пару дней потерпите, — дед снова откашлялся. Что-то последнее время он совсем слаб стал. — Я сейчас не в городе.
— Не понял. Ты не говорил, что куда-то уезжаешь?
— А я что маленький, что должен отчитаться?
— Но мог бы внуку, почти сыну, намекнуть, — я картинно надулся, а потом заулыбался и проговорил веселее — так хотелось с ним поделиться мыслями: — Ты знаешь, дед, она чудесная. Есения. Только я сейчас совсем к этому не готов. Не ожидал, что смогу подпустить к себе кого-то, но… тоскливо немного, будто сам себя предаю. Дашь мне еще времени немного?
— Некуда тянуть, Ренат. Я стар, ты не молод. А я хочу успеть увидеть внуков, так что — никаких поблажек. Если не заведешь детей, останешься один и все это, что нажито таким тяжелым трудом — останется кому-то с улицы.
— Я оставлю все жене, — ляпнул, не подумав.
— Это я старый, помирать собираюсь, а тебе еще детей на ноги поднять. Жену я тебе выбрал самую лучшую, способную к чувствам и заботе, так ты шанс не проиграй. И не мели чепухи, внучок, будто на тот свет собрался вперед меня. Тебе еще жить и жить…
Я промолчал, только губы поджал, чтобы не сорваться на мат. Деду точно не нужно знать о моей болезни, ведь я согласился на его аферу только потому, что узнал о диагнозе. Тогда и от лечения, и от дополнительного обследования отказался. Попросту руки сложил и приготовился уходить вслед за покойной женой. А теперь не хочу.
Сейчас все изменилось, я почувствовал сильную тягу к жизни, вопреки всему, что себе обещал и чего боялся. И я не могу отмахнуться — старик подтолкнул меня к Брагиной, это он приоткрыл мне глаза. Как он понял, что мы подходим друг другу — не понимаю, об этом я с ним лично поговорю, по телефону такое не спросишь.
Но все эти чувства, что кипели, разгорались в моем сердце, погружали меня в пучину под названием Страх. Я копаю Есении яму, глубиной в бесконечное несчастье, потому что знаю, как это терять родного человека. И то, как она прижималась, тянулась ко мне после смерти Андрэ, как отдавалась в ложе — красноречиво говорит о том, что я ей близок. И дальше будет только хуже.
— Если бы я не подтолкнул, — ворчал дед, — ты бы так никогда и не решился.
— Ты прав. Я бы не женился снова.
— Ну я же говорю! Упертый баран!
— Потому что потерял ту, которую любил больше жизни! — я перебил его тираду, заставив замолчать. — Если ты этого не понимаешь, я не знаю, что еще сказать.
— Понимаю. Очень понимаю. Та-а-ак, меня зовут, — быстро протараторил дедушка.
— Господин Волгин, — послышался еще один голос в трубке. Женский и отдаленный. — Ждем вас. Вы готовы?
— Да, — ответил дед и обратился ко мне снова: — Ренат, послушай внимательно. Я знаю, что поступил с тобой строго, понимаю, что вынудил тебя жениться, пригрозив, что лишу наследства, но ты еще скажешь мне спасибо.
— Спасибо, — что мне еще оставалось ответить? Я, правда, был рад, что Есения разбудила во мне что-то новое, яркое и теплое. И в глубине души был благодарен, что дед вмешался. Пусть это последние два-три года счастливой жизни, но я хочу их прочувствовать, хочу…
Договорив с дедом, я еще с час занимался старой конюшней, убирал мусор, подкрашивал деревянные стойки, ремонтировал старую загородку, в конце, изрядно утомившись и проголодавшись, убрал листья на плацу. Именно здесь я впервые заездил Вороного. Он для меня был первенцем во всех смыслах — не только рожденный от нашей лошади жеребец, но и первый ездовой конь в нашей коллекции с Валери. Но жена его боялась, как огня, и, как оказалось, боялась не зря…