— Пройдет… — вдруг прошептал он. — Но останется с тобой навсегда.
— А если я не хочу?
— Чтобы оставалось?
— Чтобы проходило.
Муж дрогнул всем телом, переплел наши пальцы и потянул меня к кровати. Мягко уложил на спину, придерживая лопатки. Он целовал мне шею, ключицу, спустился к груди. Ловко расстегнул пуговицы рубашки, раскрыл меня, обнажая грудь, и я ахнула, стоило горячим губам сомкнуться на затвердевших сосках.
Дыша через раз, выгибалась ему навстречу, что-то шептала и постанывала. Это было острее, чем я представляла. Вчера, в самолете, тоже пылала от его прикосновений, хотела, чтобы он продолжал, и сейчас, находясь на грани непреодолимого желания, я отдавала себя тому, кого полмесяца назад совсем не знала.
Ренат на миг отстранился, чтобы скинуть с себя одежду, но взгляд не разрывал. Следил за мной, как хищник, облизывал губы и, оставшись передо мной обнаженным, неспешно наклонился. Плавные движения рук уничтожали мои сомнения, ладони поплыли по бедрам, распаляя тело, слегка нажали на колени, заставляя развести ноги в стороны.
Муж целовал меня везде. Будто хотел попробовать на вкус каждую клеточку тела, и когда я уже трепетала и стонала, не стесняясь быть шумной, приподнялся выше, оградил руками с двух сторон и придвинулся вплотную, коснувшись горячей точки.
Он смотрел в глаза, не моргая несколько секунд, а я тонула в его черных безднах зрачков. Рывок, я вскрикнула от несущейся по телу волны. Стоило Ренату плавно, но настойчиво, войти на всю длину, я затрепетала под ним, как будто меня пронзило током.
Я выгнулась до хруста, сильные руки придерживали спину и тянули на себя. Толкаясь в мою глубину, Ренат заставлял меня подрываться на пиках снова и снова, пока сам не замер. Прорычал в потолок что-то матерное, а потом навалился и вбивался в меня неистово, по-звериному, так, как мне и хотелось, вырывая из моего тела новый виток наслаждения. Высекая искры из напряженных мышц, выжимая из моих губ сдавленный крик.
Я еле пришла в себя через несколько минут, захлебываясь в чувствах и эмоциях. Все тело подрагивало от горячих спазмов. Из глаз текли счастливые слезы, и я не пыталась их удержать — позволила себе высвободиться.
Ренат приподнялся на руке, убрав вес с меня, будто намеревался отодвинуться, но я снова за ним потянулась, спрятала заплаканное лицо, уткнувшись лбом в мощную грудь, царапнула его плечи, впиваясь в кожу, будто умоляя, чтобы не отстранялся. Ренат обнял меня и, не разрывая единения, перекатился набок, уткнулся носом в ключицу, приласкал губами шею, распуская по коже вереницу мурашек, и низко прошептал:
— Приму, Есения.
И меня будто прорвало. Разревелась так, словно все слезы мира ударили по глазам и хлынули из-под ресниц. Я жмурилась и ревела, содрогаясь от истерики.
Если бы Волгин знал, что я его сейчас проверяла — он бы возненавидел меня. Почему муж так и не признался, зачем ему ребенок? Почему? Я ему совсем безразлична? Все повторяется и продолжается, только теперь я встала на острую грань, путь по которой — только в пропасть. Влюбилась? Быть не может, но случилось. Плевать. Я справлюсь, но муж должен принять меня полностью, иначе ничего не выйдет. Хоть Волгин и беспокоится обо мне, обнимает, ласково ухаживает, но это не любовь, это обязанность какая-то.
Долг.
Причиняющий мне боль… долг.
Я не хочу такого счастья. Я хочу знать, что нужна ему вся, от темечка до пяток, вместе с достоинствами и придурью, вместе с моими интересами, которые мало кто из богачей разделяет, вместе с моими болями и драмами. Всю, а не частями.
Не признался.
Потому и не пытался со мной сблизиться, не пытался говорить или расположить. Только смерть Андрэ расставила все по местам, Ренат не смог остаться в стороне и подпустил меня к себе — раскрыл душу, но любить ведь не обещал. Не обещал.
Я решила, что пока не признается мне в чувствах — беременность не случится, я буду защищать свою душу и сердце. Буду ограждать себя от лиха под названием — мать-одиночка. Пусть Ренат меня возненавидит за это в будущем, но я не буду жалеть о решении.
Папа прав, нельзя любить на всю жизнь, потому что такие чувства причиняют боль другим. Я знаю, что Волгин страдает, но страдает не по мне, к сожалению, а по той, что ушла. Его жене. И пока эта константа между нами растянулась глубокой пропастью, я не готова идти на жертвы.
Глава 41
Есения
Через несколько месяцев
Выбравшись из душа, я надолго задержалась у зеркала. Смотрела на свои щеки, что разрумянились после ласк Рената, и понимала, что больше не могу. Люблю его. Хочу получить целиком. Вдруг я допускаю самую банальную ошибку? Ведь ребенок может связать нас крепче.
Вернувшись в комнату, залезла в аптечку, спрятанную в шкатулке из-под рукоделия, и вытащила экстренные противозачаточные. Выдавила одну за другой на ладонь и, побежав в ванную, смыла все в унитаз. Пусть Ренат не говорит, что любит, но он мой муж, я позволю себе ему доверять. Скоро Новый год, начну жизнь с чистого листа, возможно, даже успею порадовать Волгина о пополнении. Он так этого желает, каждый раз спрашивает, отслеживает мои месячные, высчитывает дни.
Сначала пугалась такого внимания, но когда Ренат пару недель назад до ужаса напился, узнав, что я все еще не беременна, поняла, что для него это важнее жизни. Он даже к врачу меня возил, сдавали анализы… Я спокойно все пережила, но продолжила пить таблетки, а вот сегодня все изменилось.
Ренат, после того, как разрядился, долго лежал рядом, обнимая меня и жарко выдыхая в затылок, а потом прошептал на ухо «отдыхай» и ушел.
Я тихонько вышла следом и услышала его разговор по телефону:
— Дед, я понимаю, — промолчал, дернул волосы и уперся лбом в окно гостиной. Его сутулая спина мне совершенно не понравилась, что-то все равно его тревожит. — Не дави, прошу тебя, и так тошно.
На улице мелко сыпал первый снег, камин потрескивал, и муж не услышал, как я замерла за спиной.
— Ты когда вернешься? Завтра? Да хватит завтраками кормить, я хочу тебя увидеть, мне нужно тебе признаться в кое-чем. Нет, по телефону не могу. Да! Это важно. Что там такого в столице, что ты второй месяц туда катаешься?
Волгин хлопнул по стеклу, я слегка подпрыгнула и, прижавшись лопатками к холодной стене, спряталась в коридоре. Не хочу, чтобы муж думал, что я подслушиваю.
— Хватит, дедушка, — взмолился Ренат. — Да пойми, не от меня это зависит, не получается у нас. Да! Я что маленький, не знаю, как детей заводить? Де-е-ед…
Снова пауза, тяжелая.
— Я выполню обещание, — ниже, совсем потухшим голосом, — а ты выполни свое. Вот и отлично, завтра свидимся. Я приеду на этот раз с женой, не отвертишься. Ты увидишь ее, я очень этого хочу. Тогда ты дашь мне больше времени, потому что я не могу дышать, когда на меня давит время. Прошу тебя, смилуйся. Ты же понимаешь, как это… жестоко.
Еще одна пауза. Тишина дрожала перед глазами, билась в висках, заглушая мысли и разгоняя тревогу. Я прислушалась и смогла разобрать:
— Если доживу… — прошептал Ренат. Был ли это ответ дедушке или что-то другое, но сами слова полоснули круче ножа. Я сорвалась с места и убежала в комнату. Может, потому что я не доверяю Ренату — и он мне не доверяет? Я обязана сделать первый шаг, потому, глядя, как в водостоке исчезают таблетки — стало легче.
За осенние месяцы мы обновили дом, комнаты преобразились, задышали жизнью. Хотя снаружи и было с каждым днем все холоднее, внутри нашего гнездышка было тепло и уютно.
Только в душе что-то мучило холодом и предчувствием.
Так прошло еще несколько недель.
Все хорошо, все замечательно — успокаивала я себя, глядя в зеркало, но не верила в это. Что-то между нами с мужем не срасталось. Что-то мешало. Любовью каждый день занимались, но Ренат становился мрачнее и мрачнее, похудел, появились мешки под глазами. Его наши отношения не радовали.
Я больше не искала информацию о покойной жене Волгина, не бередила раны, он сам, когда придет время, раскроется. Расследование смерти Андрэ зашло в тупик, ничего нового я не получала, хотя прозванивала следователю каждую неделю. Все одно и тоже. Какой-то фанатик, скорее всего, свел личные счеты. Я не верила в эту версию, но и доказать что-то без помощи все равно не смогу. Я честно пыталась просто отпустить друга, помнить о нем лучшее и улыбаться, листая наши с ним общие фото.
— Ой, — я посмотрела на часы. — Кошмар, я же опаздываю!
Нашла в шкафу брючный костюм, приготовила чемоданчик с инструментами и, переодевшись, побежала в кухню. Ренат уже успел нагреть завтрак, нарезать салат и даже заварить кофе.
— Готова? — он чмокнул меня в висок, втянул запах еще влажных волос после душа и потрепал меня по кончикам прядей на спине. — Мокрая еще. Хочешь, сегодня я тебя отвезу?
— Нет, Ренат, у тебя дел на конюшнях до ночи, Егор справится. Тут пять минут до школы, чего ты будешь дергаться лишний раз, увидимся после обеда. — Сделала глоток кофе, укусила бутерброд и засмотрелась, как Ренат возвращается в гостиную, чтобы натянуть свитер и переодеть домашние штаны на рабочие джинсы.
Так привычно: просыпаться в объятиях любимого, ждать его с тяжелой работы на фермах, чтобы снова обнять и принять в себя. Он научил меня ласке, научил быть собой и не стесняться своих желаний.
Я покраснела, вспоминая, как утром встала перед Ренатом на колени и подмахивала навстречу, пока он врезался сзади. Хоть бы получилось у нас с ребенком, Рената это обрадует. Сумасшествие, но я без него не смогу теперь. Пусть не любит. Пусть. Как-нибудь проживем без любви. Зато он точно будет любить нашего сына. Или дочку.
— Все, Сень, я побежал, пока больший снег не выпал — нужно крышу подлатать на крайнем сарае, — муж подошел снова, поцеловал меня в губы, скользнул нежно по ним языком. — Шапку надень, Сеня.
— Обязательно, — улыбнулась я.
— У тебя сегодня сколько уроков?
— Четыре. Набилось деток очень много, пришлось поделить на группы.