— Понимаю, — Ренат кивнул, согрел взглядом и убрал локон моих волос за ухо. — Ты точно не хочешь что-то… более престижное? Мы можем себе это позволить, — наклонившись, провел носом по моей щеке и глубоко вдохнул.
— Мне нравится моя работа. Спасибо, что разрешил.
Он снова кивнул, отступил от меня и ровной походкой пошел к двери, на ходу накидывая куртку.
— Никогда не спрашивай у меня разрешения делать то, что тебе по душе, — сказал через плечо и исчез в гостиной.
— Ренат, — я хотела что-то еще сказать, но дверь хлопнула, и по ногам скользнул слабый холодок.
Чаще всего до школы меня сопровождал Егор, изредка Костя. Как бы я не отказывалась и не умоляла, в этом Ренат был, как камень, тверд. Чего боялся, я так и не поняла, но выезжать за пределы усадьбы без компании мне запрещалось.
Алечка разревелась на уроке. У нее не получилось правильно сложить цветок. Я пыталась ей показать опять, но девчушка очень расстроилась и хныкала. Семь лет малышке, крошка совсем. Остальные ребята были немного постарше.
Закончив занятие, я попросила учеников убрать материалы и инструменты на место, а сама повела Алю в туалет. Егор ринулся следом, но я его остановила взглядом. Еще в уборной мне охранников не хватает.
— Давай, умоемся, а завтра ты придешь на первый урок, и мы с тобой попробуем еще раз. Это ведь просто.
Малышка заплакала снова, кулачками потерла глаза.
— У меня не получится, ничего не получается, так мама говорит.
Я провела ее к рукомойнику и заметила около зеркала подтянутую темноволосую девушку. Новая учительница? Директор говорила, что давно ищет по пению.
Темноволосая сдержанно улыбнулась нам с Алей, тщательно вымыла руки и остановилась около сушилки.
Пока мы умывались, а это заняло много времени, потому что малышка измазала клеем не только ладошки, но и щечки, я и забыла о девушке.
— Все, а теперь беги, — и показала Але на дверь. — Собирай вещи, мама тебя на улице ждет. Обещаешь завтра попробовать еще раз?
— Обещаю, — хмуро произнесла ученица и быстро сбежала в коридор.
Облегченно выдохнув, я вернулась к зеркалу. Следы клея и синего маркера, которым я рисовала на доске, оказались и на моем лице.
— Трудный возраст? — неожиданный вопрос застал врасплох. Я шарахнулась от зеркала.
Темноволосая все еще была здесь. Стояла у свободной стены, скрестив ноги перед собой и сложив руки на груди.
Я слабо улыбнулась ей и снова повернулась к крану. Быстро стерла следы рукоделия и собралась уже выходить, как девушка сказала:
— Есения? Волгина? Жена того самого Рената Волгина? Здесь? В школе творчества? Серьезно? — она некрасиво рассмеялась, а я поежилась. Решила на колкость не отвечать, мою работу давно уже обсмаковали журналисты, я привыкла. Хорошо, хоть муж их приструнил, и акулы пера перестали меня преследовать.
— Стой, — окликнула девица, стоило мне потянуться к двери. — У меня есть кое-что лично для тебя.
— Не думаю, что я в этом нуждаюсь, — я отмахнулась, но взгляд через плечо уже полетел и наткнулся на развернутый ко мне экран телефона. На нем занимались любовью двое.
Я зажмурилась.
— Да-да, смотри, это он, твой муженек, со мной, трахает во все дыры, а знаешь, когда?
Я похолодела внутри. Либо это было до меня, либо…
— В вашу первую брачную ночь, красотка.
Я ударилась плечом о дверь, закрыла глаза, пытаясь прогнать картинку, но звуки впивались в виски, как иголки. Я знаю этот голос. Рык, когда он на пике, когда изливается. В другую…
Стало тошно, я дернулась в сторону и наклонилась над умывальником. Плеснула в лицо холодной воды, провела дрожащей рукой по уже сухим волосам.
— Мне нужно всего пару сотен тысяч, и это видео не появится в сети, — проворковала девица.
Я засмеялась. Истерично, даже Егор услышал и просунул голову в уборную.
— Все в порядке, Есения?
— Да, я уже иду, — с трудом выдавила. — Дай мне минутку.
Охранник окинул оценивающим взглядом черноволосую и скрылся.
— Странная ты, — подступив ближе, оценила ее яркую красоту. Я со своей бледностью против этой смуглянки кажусь мертвенно-невзрачной. — Кажется, ты мужа должна шантажировать, чтобы я не узнала. Как-то у тебя все не так получилось.
— Волгин — жесткий человек, а ты, вон, с детками сюсюкаешься. Тебе его чистое имя будет важнее одной измены, ведь так?
Я мотнула головой.
— Можешь выложить в сеть хоть сейчас, — на мою кривую усмешку девушка отреагировала удивленно приподнятой бровью.
— Да ты его не любишь, — подытожила она и скривилась. — Значит, правду писали, что он тебя, суку, купил.
— Купил. Довольна?
— Ты его пальца не стоишь, тварь продажная, — зашипела барышня и бросилась наутек.
Колени подогнулись, и я чуть не упала, меня подхватили крепкие теплые руки.
— Есения, что случилось? — тревожно оглядываясь, допытывался Егор. — Она что-то сделала?
Я еле-еле выдохнула:
— Привет… передала из прошлого. Поехали.
Когда я зашла в дом, готовая к серьезному разговору с мужем, он встретил меня в гостиной и был темнее тучи. Значит, уже все случилось, и мне не придется повторять то, что я видела, и уличать его во лжи. Я понимала, что у них произошло в тот день, когда Ренат ушел от меня, но произошло!
Сначала он получил пощечину. Потом я хотела высказать ему все в лицо, но он перехватил мою руку и прорычал:
— Ты обманывала меня… Все это время пила таблетки! — и бросил мне на ладонь пустую упаковку. Рылся в моих вещах?
— Это я обманывала?! Я?! — переложила в его руку пластик, прихлопнув его, как наши отношения. — Ты изменил мне! Или станешь отрицать?!
Ренат попятился, сжал блистер до жуткого хруста, бросил его в сторону.
— Не буду, — потер тяжелый подбородок, горько посмотрел мне в глаза. — И что дальше?
— Я не хочу здесь больше находиться, — шагнула в сторону спальни, но муж остановил, схватив за локоть.
— Сеня, я… мало что помню из той ночи. Я много выпил и был сильно возбужден.
— Отпусти… — процедила, стаскивая со своей кожи его горячие пальцы. — Я помню, почему ты был возбужден. Помню все! И теперь буду помнить, как ты таранил ее! Скотина, Волгин! Убери от меня свои лапы! Не собирался меня не любить, ладно, но унижать зачем? Я ведь старалась быть с тобой честной.
— Честной? — она ткнул в пол, показывая на упаковку таблеток. — Ты знаешь, как для меня это было важно!
— Было! Но ты не сказал, почему! Не признался! — я закричала, срывая голос, пережала ладонью шею, чтобы не болело горло. Чтобы остановить истерику. — Почему ты решил, что я на это соглашусь вот так просто, без доверия? Я не продаюсь, Ренат. Не продаюсь! Ты мог завоевать меня банальной верностью, но не смог!
— На этом все? — он сжал кулаки и опустил их вдоль тела.
— На этом все. Никто никому ничего не должен. Я тебя не люблю, — мерзко стало от вранья, но я не могла так больше, — ты меня не любишь. Детей у нас нет, совместно нажитого имущества тоже. Разойдемся с миром, а ты быстро прикупишь себе новую игрушку.
Я вышла на ступеньку, чтобы подняться в комнату и собрать вещи. Прилетевшие в спину слова обожгли нутро:
— Я не хотел так… Прости меня, Есения. Я тебя отпускаю.
И, как-то странно шатаясь, ушел. Через несколько секунд хлопнула дверь кабинета, и в доме все стихло.
Глава 42
Ренат
— Я не приеду, — разлепив пересохшие губы, ответил на третий или четвертый звонок Давида, еле поднял тяжелую голову от подушки. Голова трещала вторую неделю так, что я ничего не чувствовал и почти ничего не слышал.
Кто-то приходил, кто-то что-то говорил… Ничего не помню.
— Твою мать… — послышалось из трубки скрипящее.
— Не ворчи, — я с трудом сел, опустил голову на ладонь, провел пальцами по взмокшим волосам.
Аверин какое-то время молчал, но я слышал, как напряженно дышит в динамик. Хотя отодвинул от себя телефон, чтобы убедиться, что не страдаю маразмом и не разговариваю сам с собой. Вдруг последствия болезни?
— Анализы пришли… — он тяжело и длинно выдохнул. — Плохие, Ренат. Тебе бы подъехать, мы перепроверим.
— Нет. Хватит. Никуда я не поеду. Смысл?
— Какой может быть в жизни еще смысл? — искренне удивился друг. — Поднимайся, или я сейчас машину пришлю.
— Не стоит. Ты все равно меня не найдешь, — я оглянулся. Старый придорожный отель, в котором я осел, стал на пару ночей домом, но сегодня двинусь дальше. Оставлю за спиной все, что когда-то любил и люблю, вырву себя с корнем из этой жизни. Надоело барахтаться.
— Ренат, что ты как девка на выданье? Дед волнуется же! Ты же знаешь, что ему нельзя.
— Он еще всех нас переживет, — я усмехнулся. — Меня так точно.
— Бред, — огрызнулся Давид и матюгнулся в сторону. — Где ты сейчас? Я приеду. Поговорить нужно.
— О чем? — я заставил себя встать, взял со стола пачку сигарет и вышел в одних трусах, несмотря на хороший мороз на улице, на обшарпанный и грязный балкон. Вид из номера открывался пиздец просто — какие-то корявые лесопосадки, а за ними мусорный завод и горы, го-о-оры хлама. И этот запах, от которого выворачивало наизнанку всю ночь.
Как у меня получалось скрывать недомогания — ума не приложу, но когда Есения была рядом — нихрена не болело, я даже наивно подумал, что чудом излечился, когда впустил ее в свое сердце.
Все правильно. Нужно было давно ее отпустить, а я все не решался. О чем думал — не знаю. Мечтал, что рассосется, что свалит эта тяжесть в затылочной части. И вот… Плохие анализы. Чего и стоило ожидать.
— Ренат! Ты там еще живой?! — ор в ухе, заставил очнуться и вернуться в реальность. Я поднес сигарету к губам, чиркнул зажигалкой и с наслаждением затянулся. Лет десять не курил, а сейчас захотелось. Будто никотин поможет мне не помнить ничего и не чувствовать.
— Живой. Не о чем нам говорить, передай мою очередь на операцию тому, кому нужнее. И все оплати за мой счет, мне все равно уже ничего не нужно.