Планета Урал. Через сорок минут после сообщения о событиях на Новом Амстердаме
– Жениться тебе пора, Ясик.
Вассерман с шумом втянул ртом воздух. Каждый раз, когда он навещал предков, мать заводила одну и ту же песню. Такое чувство, для нее свет клином на внуках сошелся. Будто мало ей целой оравы, что уже бегали по дому, благо младший брат и две сестры времени даром не теряли, стараясь на совесть. И ведь не объяснишь ей, что он хоть и выглядит на свои сорок пять, в душе молодой, не нагулялся еще. Да, молодой еще, и душой, и телом – для Урала, где средняя продолжительность жизни, в отличие от большинства менее развитых планет, давным-давно перевалила за сотню, это не возраст. Вот только родителям это не объяснишь, и кое-кто с упорством истинно еврейской матери вдохновенно терроризирует бедного сыночка. Чтоб, значит, плодился и размножался. А главное, эти разговоры идут не только, когда он приезжает, но и во время ответных родительских визитов, а также звонков любимому чаду. Хоть вообще на линкоре запирайся да на связь не выходи.
– Ма-ам, – безнадежно протянул он. – Ну хватит, а?
– А что хватит? Что? Вон, у Хаечки уже третий скоро будет, а ты?
– Ма-ам…
– Ну, сынок, не злись. Я тебе добра желаю, ты же знаешь.
– Знаю, – все так же безнадежно ответил Вассерман.
– Ну и ладненько, ну и молодец. Кстати, сегодня к нам на обед придет Циля Соломоновна. У нее, к слову, дочка – такая красавица…
Известный ученый, храбрый офицер и бессменный главный артиллерист линкора «Суворов» внутренне содрогнулся. Дочь, как известно, имеет свойство быть похожей на мать. Возможно, не сразу, но через несколько лет – точно. Циля Соломоновна же, сколько он себя помнил, формами всегда напоминала пережравшую стероидов грушу. И если дочка похожа на мать, то ой-ой! Судя по лицу отца, молчаливо сидевшего в углу и с печальным видом наблюдающего за происходящим, его догадки были недалеки от истины.
– Мама, тебе не кажется, что я уже в том возрасте, когда сам могу выбирать спутницу жизни?
– Конечно, сынок, конечно, но Роза такая красивая девушка…
– Ну, мама!
– А что мама? – ласковые нотки мигом исчезли из ее голоса. – Мама плохого не посоветует, она сыну добра желает. А сыну пятый десяток, и если его не поторопить, он еще лет двадцать о семье не задумается.
– Мама, не интересуют меня ни Роза, ни Мимоза, ни сама Циля Соломоновна…
– Сынок, если ты будешь так рассуждать, это кончится тем, что ты приведешь в дом русскую.
– Да хоть шведку с итальянкой на пару, что в этом плохого?
– Сынок, такой человек, как ты, должен жениться только на еврейской девушке, чтобы она о тебе заботилась и рожала тебе детей, а не хвостом вертела.
– Мама, я…
– А вот и Циля Соломоновна, – ласково пропела мать, направляясь к двери. Как она узнала о гостье, осталось для Вассермана загадкой – ни звонка, ни какого-либо другого сигнала он не услышал. Оставалось придать лицу максимально вежливое выражение и последовать за матерью, надеясь, что визит почтенной матроны не продлится слишком долго.
Предчувствия его не обманули. За те два года, что прошли с момента их последней встречи, Циля Соломоновна еще более заматерела и раздалась вширь, хотя это и было весьма затруднительно. Однако Циля Соломоновна очень старалась, прилагая к усердию талант и иные природные данные, так что объемы ее и впрямь увеличились. Особенно в бедрах и ниже, так что сейчас она напоминала Гаргантюа из классических иллюстраций, и получившееся великолепие не могла скрыть никакая одежда. Пожалуй, если эту трепещущую, как холодец, бочку целлюлита сбросить в море, то родится цунами. Ярослав Федорович, сам человек, мягко говоря, немаленький, на ее фоне попросту терялся.
Позади матери шествовала ее дочь. Молодая еще, лет двадцати пяти, и лишние килограммы на ее упакованной в дорогущее платье талии пока не очень бросались в глаза. Не очень – но все же бросались, во всяком случае, многоопытному Вассерману. Девочка, конечно, ничего, вид товарный, но с такой можно встретиться раз или два – а потом бежать, пока за шиворот не схватили да на плечо не забросили. Проклятие!
Вассерман, сохраняя на лице приятную улыбку, приложился к ручке Цили Соломоновны. Один лишь Великий Космос знает, чего ему это стоило – он был элементарно брезглив, а запах пота здесь и сейчас не перешибался никакими духами. К тому же он эту даму вообще не слишком жаловал. Помнил те времена, когда при встрече с ним и, кстати, с его матерью Циля Соломоновна лишь брезгливо поджимала губы. В те времена они были еще бедны, этот дом и прочие элементы достатка появились куда позже. Его, Ярослава, стараниями, кстати – ученых его класса в Конфедерации ценили и платили им неплохо. Вот тогда и изменилось отношение очень и очень многих. Родители предпочли это забыть, брат и сестры – тоже, но он, профессор Вассерман, все помнил. И совершенно не хотел сидеть сейчас за одним столом с ними, вести светскую беседу и, плетя словесные кружева, чувствовать себя сапером на минном поле. Одно неверное движение – и взрыв, или, в его случае, нежелательно близкое знакомство со склонной к полноте и засидевшейся в невестах дурой. И ведь никуда не денешься, придется терпеть, ибо недостойное, бросающее тень на семью поведение мать ему не простит.
Спас Вассермана звонок от Александрова. Безо всякого видеоряда, только голос, как всегда уверенный, но при этом чуть взволнованный.
– Ярослав, ты где?
– Я? В гостях.
– Опять какую-то красотку охмуряешь?
– Володь, послушай…
– Нет времени, – голос адмирала стал вдруг сухим и жестким. – Я все понимаю, личная жизнь – святое, но сейчас ты мне нужен. Так что мне плевать, на какой маркизе ты лежишь. Кончай ее окучивать, заправляй брюхо в трусы, и – пулей на линкор. Включай маячок, через полчаса тебя заберет катер с «Суворова». Время пошло.
Вассерман глубоко, скрывая радость, вздохнул:
– Дамы, простите, но мне придется вас оставить. Служба.
– Ярослав, но…
– Мам, ну извини меня, гада, только не получится остаться, никак не получится. Я ведь сейчас не профессор даже, а офицер, капитан третьего ранга. Долг зовет!
Полчаса спустя Ярослав Федорович Вассерман уже сидел в пассажирском салоне разъездного бота и тихонько посмеивался, вспоминая вытянувшиеся лица гостей. Ну и черт с ними, он еще и впрямь слишком молод, чтобы связывать себя узами брака.
На сорок километров южнее. То же время
Поместье рода Корфов выглядело неухоженным. Большой, когда-то выстроенный в английском стиле, а позже не раз перестроенный особняк из местного гранита, зеленовато-серого и очень прочного, сейчас целыми участками оброс вьюном, листья которого свешивались то подобно лопухам, то как непонятная плесень. Его надо было или окультуривать, или убирать, уж больно неряшливый вид был у дома, но последние лет пятьдесят никто этим не занимался.
То же самое произошло и с садом. Тот, кто его разбивал, постарался на совесть, удачно совместив растения, завезенные еще с Земли и некоторых других планет, и местные эндемики. Раньше это выглядело просто здорово, но сейчас парк одичал и зарос травой. Одни деревья давно погибли, превратившись в кое-как убранный, а то и вовсе брошенный как есть бурелом, другие разрослись до безобразия. Словом, черт-те что и сбоку бантик, хотя, конечно, в детстве играть там было одно удовольствие.
Корф вздохнул. Содержание дома – это деньги. Когда-то род фон Корфов прибыл сюда в числе первых переселенцев. Предприимчивые и трудолюбивые немцы добились успеха, стали богаты… В Верховном Совете заседали, из первых семей – это само по себе звучит! И будущее выглядело безоблачно.
Но прошли годы, изменилась жизнь. Постепенно род обеднел, утратил влияние. Ну а последний гвоздь в крышку гроба загнал дед Игоря, неудачные инвестиции которого привели фактически к полному разорению. После его смерти остались долги, до сих пор окончательно не погашенные, и вот этот дом, который Корфы не продавали даже в годы самой большой нужды. Конфисковать его через суд, правда, пытались не раз, но тут спасли заслуги предков, и в конце концов их оставили в покое. Вот только содержать фамильное гнездо как следует средств все равно не было.
Игорь оказался едва ли не первым, кто нарушил семейную традицию. Он не пошел в финансисты, управленцы, политики. Вместо этого молодой человек отправился в военное училище и, благодаря неплохому образованию вкупе с природной храбростью, сделал неплохую карьеру. Во всяком случае, к сорока годам дослужиться до капитана первого ранга получается далеко не у каждого.
– Игорь? Игорь! – из дверей выскочила девушка лет двадцати и, совсем по-девчоночьи вереща, бросилась к нему. Подбежала и повисла на его мощной шее. – И-игорь!
– О-ох, стар я становлюсь и неуклюж, – Корф ловко подхватил младшую сестру на руки и, как делал это не раз, подбросил в воздух. М-да! Раньше она была заметно легче. Но ничего, он космонавт, он сильный. А по лестнице уже спешила мать. Подбежала, обняла… При том, что она едва доставала Игорю до плеча, это уже само по себе выглядело подвигом. Приезд старшего сына, конечно, был внезапным, но от того событием не менее радостным.
Полчаса спустя все трое сидели на веранде и пили чай с самым замечательным на свете домашним вареньем. Семья, правда, была не в полном составе – оба брата находились в городе, ну да это не страшно. Все равно Игорь был им не вполне родным, только по матери, и особых братских чувств друг к другу они не испытывали. В отличие от сестры, которой на мелочи вроде разных отцов было плевать.
Разговор, вначале ни о чем, благо последний глава рода фон Корфов бывал здесь частенько, и о службе и успехах все были в курсе, да и про последние геройства разве что ленивый не говорил, постепенно свернул на будущее. А оно, как ни обидно, выглядело так себе. Как, впрочем, и всегда.
По сути, сейчас весь дом держался на Игоре и его жалованье. Этого хватало, но – впритирку. Все же командир корабля, пускай даже линейного крейсера, в масштабах флота фигура невеликая. Можно сказать вообще не фигура. И жалованье у него соответствующее. На безбедную жизнь хватит, на что-то большее – уже нет. И содержание родового гнезда вкупе с предстоящей свадьбой сестры (пока не на ком, но не век же ей в девках ходить) было ему не по карману. Пока война отодвинула проблемы на второй план, вот только не за горами день, когда они вернутся, и…