Ирбитов?
- Да сам по себе он, кажется, человек неплохой, видимо, крупный ученый в своей
области. По крайней мере постоянно вылетает на зарубежные конференции. Но
вот только гуманитарному направлению он уделяет совсем мало внимания…
- В чем это заключается? – перебил Суровин.
13
- Зарплаты на историческом факультете самые маленькие. Денег на зарубежные
командировки не выдают…
- А как же ученые ездят на конференции?
- Представьте, на свои средства, - глаза Ксении сверкнули злым огоньком. – На
последнюю лондонскую конференцию отец летал на свои деньги.
- А Родский? – спросил Лобов.
- Родский? - немного замешкалась Ксения. – Не знаю… Наверное, тоже на свои…
- Он обеспеченный человек?
- Думаю, да, хотя… кто его знает… Мне он не отчитывается… Вообще-то он еще
где-то работает…
- Но в любом случае сто пятьдесят тысяч евро ему не помешали бы? – Лобов
пристально посмотрел на Ксению.
Девушка смутилась и потупила глаза.
- Если вы думаете, что это он… он сделал это… Так вам нужно ведь это доказать…
Она вдруг замолчала и схватилась руками за грудь.
- Что с вами? – спросил Лобов, но Ксения лишь махнула рукой и выбежала из
комнаты. Вдалеке послышались звуки горловых спазмов, кашель, потом спустили
воду в унитазе. Через некоторое время вошла Ксения и смущенно улыбнулась:
- Простите, все это вынести…
- Конечно, конечно, простите нас, - извинился в свою очередь Лобов. Какое-то
странное чувство на мгновение колыхнулось в нем. Но он тут же забыл о нем и
напомнил девушке:
- Мы говорили о Родском…
- Да. Так вот. Что касается меня, то, зная характер Родского, я совсем не исключаю
возможности, что он… ну, что он мог бы сделать такое…
Повисло тяжелое молчание. Чтобы разрядить его, Лобов спросил:
- Ну хорошо, продолжим все-таки про коллег вашего отца. Почему вы назвали
«кафедралов», - Лобов выделил это слово, - болотом?
- Многие из этих, - презрительно поморщилась Ксения, - пришли уже после того, как выдающиеся люди покинули кафедру и перешли в другие вузы. Один из
новых – профессор Кучин. Уж не знаю, какие у него заслуги. Из его книг я
пыталась читать только монографию «Прогрессивная журналистика в борьбе за
общественное мнение в России в середине XIX века». Не дочитала…
- Почему? Что там плохого, на ваш взгляд? – поинтересовался Суровин.
14
- Не только на мой взгляд, но и на любой, мне кажется, - Ксения рубила воздух
резкими движениями рук. – На любой более-менее развитый вкус – это полная
белиберда! В духе, знаете, советских ура-агиток. Там о Чернышевском, разумеется, о Добролюбове и иже с ними…
- В положительном, разумеется, ключе?
- Разумеется, как ни странно в наше-то время…
- И больше ничего не писал профессор Кучин? – продолжал расспрашивать
Суровин.
- Так, несколько статей в научных журналах, о жестокостях царизма, о ссыльных
писателях типа Полежаева и Шевченко…
- Ну а что он за человек – профессор Кучин?
- По большому счету никакой он не ученый, - безапелляционно заявила Ксения.
- Вот как! А кто же тогда? – изумился следователь.
- Скорее – спортсмен, нет, не спортсмен даже, а культурист!
- С чего это вам так показалось?
- Ничего мне не показалось, - парировала девушка. – Я сама неоднократно видела, как он играет на теннисном корте, бегает кроссы. Едва кончатся вузовские «пары»
- он в охапку свою спортивную сумку (с которой и является на лекции) и на
стадион или в тренажерный зал.
- Сколько ему лет?
- Да лет-то немало, около пятидесяти. А вот здоровье, вы правы, здоровье на
зависть любому юноше. Высокий, стройный, поджарый, мускулистый. Женат
третьим браком на своей бывшей аспирантке.
- Завидное здоровье, - вздохнул Суровин.
- Вы нам, пожалуйста, дайте телефоны Родского и Кучина, - Лобов отвлек
следователя от грустных размышлений.
- Разумеется, - кивнула Ксения и потянулась к сумочке, чтобы вытащить
мобильный телефон, но тут он сам дал о себе знать.
- Алло? – раздраженно ответила девушка, едва взглянув на определитель номера.
- Я тебе позже позвоню! Да, сейчас некогда!.. Тут такое!.. Потом! – резко
выкрикнула она и отключила связь.
Лобов внимательно посмотрел, как взволнованная Ксения убирает мобильник в
сумочку, уточнил время, записал что-то в блокноте и спросил девушку:
- Простите, вы обещали номера телефонов…
15
- Ах да, Родского и Кучина, - спохватилась, как бы опомнившись, Ксения и снова
вытащила мобильник и открыла список телефонов: – Вот, запишите.
Когда Лобов и Суровин записали номера, Ксения спросила:
- Какие-то еще вопросы у вас ко мне будут? А то, знаете, проблем еще куча: морг, организация похорон…
- Конечно, мы понимаем, - спохватился Суровин и начал собираться. – Скажите, с
похоронами проблем не будет? То есть, я имею в виду, есть кому вам помочь?
- Ну, я думаю, что в любом случае, родной университет, - она ехидно усмехнулась,
- отдаст дань памяти известному профессору. К тому же принесшего так много
славы – мировой, можно сказать… Не беспокойтесь, у папы, помимо вузовских
коллег, есть немало настоящих друзей.
- А в личной жизни… - замялся Суровин.
- Понимаю, - кивнула Ксения. – Запишите телефон. Ирина Арнольдовна Тамме.
Это давняя знакомая отца…
- Простите, вы сказали «знакомая»…
- Хорошо, если нужно более откровенно – его подруга, любовница, наконец. Они
знакомы уже более десяти лет – с тех пор, как умерла мама, - голос девушки
дрогнул.
- Извините, если я… - начал было Суровин, но Ксения взяла себя в руки и
постаралась улыбнуться, однако нотки горечи все еще сквозили в ее словах:
- О маме, если позволите, я расскажу вам в другой раз. Сегодня и без того очень
тяжело.
- Разумеется, мы понимаем. Разрешите откланяться, - стал прощаться Суровин. –
Пожалуйста, обо всех неординарных событиях, я имею в виду звонки, разговоры и
прочее, - сообщайте мне, пожалуйста, - и он протянул девушке свою визитную
карточку.
- Конечно, - устало улыбнулась Ксения. – До свидания. И пожалуйста, вы ведь
сейчас поедете мимо того места?
- Конечно, - подтвердил Суровин.
- Скажите, пожалуйста, пусть подгонят машину сюда, - попросила девушка. – Я
немного приду в себя и поеду в город.
- Непременно пришлют, не волнуйтесь, - и Суровин с Лобовым вышли из дома и
сели в фургон.
- Что думаете, Всеволод Никитич? – спросил Суровин.
Тот не ответил, глубоко задумавшись.
16
- Найти убийцу будет весьма непросто, - продолжал следователь.
- Николай Владимирович, я вас попрошу об одном исключении, вы не откажете?
– ушел от ответа Лобов.
- Говорите.
- Разрешите мне присутствовать при ваших разговорах с этими тремя людьми, о
которых мы узнали о Ксении.
- Можно было предугадать вашу просьбу, Всеволод Никитич, - улыбнулся
Суровин. – Хорошо, благодаря вашему реноме, так сказать, разрешаю. Сейчас
вернемся в город, и я начну им звонить. Не думаю, что они загорятся нетерпением
встретиться с нами, так что, скорее всего, встречи будут иметь место лишь завтра.
- Мне, наоборот, почему-то кажется, что они захотят побыстрее поговорить с
нами. Так что сегодня нам предстоит долгий рабочий день.
- Что ж поделаешь, – пожал плечами следователь и стал глядеть на дорогу,
отвернувшись от Лобова.
- И еще, Николай Владимирович, попрошу вас об одном одолжении, - Лобов
приблизил лицо к затылку Суровина, ехавшего на переднем сиденье. – Сейчас
будем проезжать речку Купаву. Так вы меня выбросьте там, а когда приедете в
прокуратуру, пришлите за мной автомобиль, можно обычный, дежурный. Думаю, что у меня найдется, что привезти на стол следователя…
- Все вы загадками да недоговоренностями, - обернулся к нему Суровин. – Да, впрочем, меня предупреждали. Хорошо, Всеволод Никитич, через час, - он
посмотрел на часы, - машина будет у речки. Хватит времени?
- Вполне, - кивнул Лобов, а машина уже притормозила возле небольшого
деревянного моста.
Лобов выбрался наружу и еще раз поблагодарил следователя. Фургон дал по
«газам», а Лобов постоял еще секунду-другую и стал спускаться к берегу, под
откос, прямиком под опоры моста. Хорошо, что было сухо, а то пришлось бы ему
намотать на свои ботинки килограммы сырой глины, которой был покрыт берег
этой шустрой и прохладной речушки.
Ударяясь в опоры моста, вода закручивалась затейливыми косичками, свивала
небольшие воронки, в которых крутились щепки и сухие листья, смыв с берега
кусочки глины и мелкие камешки, неслась дальше. Тяжелые доски и сучья
деревьев, нагнанные под опоры, безмятежно колыхались на волнах, равнодушные
к капризному течению. Разумеется течение бессильно было увлечь за собой и
увесистую кувалду, которую Лобов заметил под одной из опор. Обухом своим
17
кувалда застряла в ветвях небольшого, но густого кустика, вольготно пустившего
свои корни в напоенную влагой почву, а рукоятка инструмента колыхалась на
поверхности потока, тщетно пытаясь стронуть с места цепко угнездившийся
металл. Тут же, неподалеку, зацепившись за черную осклизлую доску, крутилась в
водовороте белая нитяная перчатка, тогда как ее подружка, вся в засохших пятнах
крови, мирно почивала на ветвях того же куста.
Лобов надел перчатки, осторожно высвободил кувалду из сплетенных ветвей и
обследовал ее через лупу. Почти весь обух был выпачкан спекшейся кровью, к
которой пристали несколько волосков. Убрав кувалду в пакет, Лобов то же самое
сделал с обеими перчатками, аккуратно подцепив их пинцетом.