— Не говори чепухи, - раздраженно перебиваю, почувствовав вновь угрызение совести. – На ранчо полно мужчин, которые ей восхищаются и готовы поносить на плечах.
— Ты боишься ему довериться? – вопрос Макса попадает в самое яблочко. Я опускаю глаза на свои руки.
Боюсь. Ведь Герман не раз меня обижал, отталкивал, разбивал мои мечты. Мои слезы, конечно, новый океан не образуют, но их было достаточно выплакано. Сколько было бессонных ночей... А сколько было мыслей о том, как могло все повернуться, если бы... Если бы он был жив. Он жив. Только я вот никак не вижу нас вместе. Я в нем нуждаюсь, но знаю, что дышать можно и без кислорода. Последние годы именно так и живу. Существую. Вчера в меня вдохнули забытый глоток этого кислорода. И боюсь выдохнуть, ведь теперь наверняка умру. Мысленно. Физически я буду жить, потому что у меня есть смысл жизни – моя дочь. Она мой смысл, но не мой кислород.
— В прошлом он много причинил мне боли.
— Не выясняла причину?
— В смысле?
— Человек не просто так причиняет боль. Либо он хочет, чтобы на него обратили внимание, либо, чтобы от него отказались наверняка.
— Либо он садист.
— Он не похож на садиста.
Я могла бы сейчас Максу вывалить все, что знаю о Соболе. Начинает с того, что он был руководителем одной группировки, заканчивая тем, как на моих глазах убивал людей. Интересно, что осталось из прежней жизни в его сегодняшней жизни? В России быть честным бизнесменом невозможно. Нужно поинтересоваться у «гугла», кто такой теперь Герман Александрович Соболь и можно ли ему доверять ребенка.
— Мама, мама! – к нам несется Кэтрин, я сразу же ищу глазами Германа. Он привязывает Шейха к привязи. Макс спешит к нему, вдруг не сильно крепко привязал, лошади могут запросто вырваться на свободу.
— Что котенок?
— Герман повезет меня сейчас в город.
— Что? – удивленно переспрашиваю, кошусь в сторону Соболя.
Он пожимает Максу руку и уверенно направляется к нам. Красивый. Чертовски красивый, чтоб его побрал. В груди теснится волнение от его приближения. Я даже на минутку представляю, что сейчас подойдет ближе, схватит меня и поцелует в губы. Как умеет только он: властно и неистово. Только вот Кэтрин не нужно видеть такие поцелуи, мала она еще для такого.
— Мы поедем в город, есть мороженое.
— Я не разрешаю! – встречаюсь с холодными серыми глазами, он улыбается Кэтрин, так как малышка обиженно от меня отворачивается к нему.
— Ты можешь поехать с нами, если не доверяешь мне.
Никаких эмоций в голосе, полное равнодушие ко мне. Шумно втягиваю в себя воздух, терзая нижнюю губу. С одной стороны, я бы отпустила дочку, уверена, ничего страшного не произойдет. С другой стороны, мне тоже хочется поехать с ними. Побыть с ним. Смириться с тем, что он мне по-прежнему нужен, даже спустя столько времени.
— Так ты поедешь с нами? – Кэтрин поджимает губы, берет Германа за руку и прижимается к нему. Мне ничего не остается, как согласно кивнуть.
26 глава
— Мы зайдем пообедать у Ника, - Марьяна обращается к Кэти, та радостно соглашается.
— И ты мне обязательно закажешь ванильное мороженое с шоколадкой крошкой.
— Только после того, как ты нормально поешь.
— А я не хочу нормально есть, я хочу мороженное!
— Кэти!
— Мама!
Я бросаю задумчивый взгляд в зеркало заднего вида на дочь, молчу. В перепалке не участвую. Кэтрин надувает губы, отворачивается к окну. Всем своим видом выражает недовольство и несогласие с решением матери.
— Ты мог бы меня поддержать! – запальчиво обращается ко мне Марьяна, когда машина останавливается возле кафе.
— В чем? – иронично изгибаю бровь. – Кто я такой, чтобы лезть в ваши разборки, - голубые глаза сердито сверкают, фыркает и демонстративно отстегивает ремень безопасности, выходит из машины.
— Кэти, - оборачиваюсь, дочка жует свои губы и не по-детски дуется. – Твоя мама права. Перед сладостями нужно поесть.
— Я не хочу есть.
— Время обеда, я тоже ужасно проголодался, готов съесть целого слона.
— Слоны не съедобные. И тут их не подают.
— Откуда ты знаешь? Пойдем проверим!
Мне интересно разговаривать с Кэтрин. Она для меня как другая Вселенная, в которой я никак не могу сориентироваться. Умом понимаю, что малышка лучше развита своих сверстников. Ей не сложно поддерживать со взрослыми диалог, строить довольно сложные для своего возраста предложения. Иногда я забываю, что она ребенок и мне хочется с нее спросить по полной программе.
— Хочу на ручки, - тянет ко мне ручки, подхватываю подмышки, устраиваю на согнутой руке. Марьяна задерживается на нас напряженным взглядом, отворачивается.
В кафе немноголюдно, занимаем стол возле окна. Марьяна кому-то приветливо улыбается, я смотрю на человека, который привлек ее внимание. Это какой-то незнакомый мне мужик с широчайшей улыбкой. Прищуриваюсь, сжимая руку в кулак. Желание врезать возникает остро и предсказуемо. Всем особям мужского пола, кто вызывает симпатию у Марьяны, хочется вмазать от души. И кастрировать. Уверен, каждый пару раз подрачивал, представляя ее.
— Выдохни, - слышу серьезный голос Кэтрин, когда Марьяна подходит к мужчине. Непонимающе смотрю на дочь.
— Это Бен, он просто друг, как выражается мама, - снисходительно смотрит, поднимая меню. – А вот его друг, Ред, маме нравится.
Резко поворачиваю голову. Возле Марьяны и Бена стоит еще один мужик. И он с Марьяной выразительно переглядывается, он по-хозяйски поправляет ее волосы, проводит ладонью по плечу, слегка сжимает предплечье. Приходится сжать зубы, схватиться за меню.
Ревность мне не чужда. Я помню, как мне хотелось грохнуть Тимура. От мысли, что он к ней прикасался, улыбался меня накрывала неконтролируемая злость. Я готов был сам лично проломить ему череп. Обстоятельства сложились так, что в его смерти виновен я. И не жалею. Было множество причин ликвидировать Ясина. Сейчас я бессилен что-то сделать.
Слышу ее беззаботный смех, вижу улыбку, утыкаюсь опять в меню. Буквы расплываются перед глазами. Она спит с этим ковбоем? Вчера ночью я настолько был оглушен и ослеплен нашей близостью, что ни о чем не думал, кроме того, как же кайфово рядом с Марьяной и только с ней.
— Ред хороший, - добрая дочка подливает еще масла, устремляя на меня невинный взгляд. – И однажды они поженятся.
— Ты хочешь этого парня видеть своим папой? – слова даются мне с большим трудом.
— У всех детей должны быть папы. Чем я хуже?
— Ничем.
— Я тоже думаю, что ничем. Маме он нравится, мне тоже, я и мама ему нравимся. Когда они поженятся, мы будем жить в северной стороне от города, но это не сильно далеко от ранчо Питера.
Думай, Герман. Думай. Ясное дело, что Марьяна не была монашкой все эти три года. Она думала, что я мертвый, планировала свое будущее без меня. Но черт побрал, я ведь живой! Я приехал к ней и к дочери!
— А потом у меня обязательно появится братик или сестричка, а может оба, - делает контрольный выстрел Кэтрин. – Привет, Джина! – это уже адресовано подошедшей официантке.
— Привет, Кэти. Как твои дела? – Джина с любопытством косится на меня, я пытаюсь понять, что мне делать: заказывать обед или хватать своих девчонок и вылить отсюда, к чертовой матери.
— Отлично. Мама говорит, что мороженое мне нельзя пока не поем.
— Мама права. Тебе принести жаренный картофель и запеченную курочку с сырной корочкой?
— Да!
— И ванильное мороженое потом?
— С шоколадной крошкой.
— Отлично. Что вы будете, сэр?
— Мне тоже жареный картофель и средней прожарки стейк. Вместо мороженого, кофе без сахара, - захлопываю меню, выдавливаю вежливую улыбку.
— Минут через десять все принесу, - официантка направляется в сторону небольшой компании, которая меня раздражает.
Марьяна поднимает указательный палец, кивает на слова Джины. Мельком смотрит в нашу сторону, диктует свой заказ. Что-то говорит Реду и Бену, первый удерживает ее за руку и тянет на себя. Она без сопротивления чмокает его в щеку. Вынужден отвернуться от приторной картины, ибо сотру на фиг все зубы.
— Надеюсь, вы не соскучились, - возвращается к нашему столику. Слишком радостная и воодушевленная. Свидание что ли намечается с этим фермером?
— Нет, - довольно прохладно отвечаю за себя с Кэтрин.
Марьяна прищуривается, потом хмыкает. Мне бы хотелось подробнее с ней поговорить об ее личных отношениях, но без дочери. Джина, как и обещала, приносит заказ через десять минут. Какое-то время мы молча обедаем.
— Что за чмыр возле тебя ошивается? – шиплю сквозь стиснутые зубы, когда Кэтрин, поев, выскользнула из-за стола и пошла в сторону детского уголка.
— Ты ревнуешь? – нагло изгибает бровь, отправляя в рот кусок стейка. – Приятное чувство, правда?
— Ты трахаешься с ним и со мной?
— Тебя что-то смущает? Помнится, ты не чурался трахать двоих по очереди. К сожалению, не помню имя последней пассии, - пытается быть язвительно-равнодушной, а слышу злые нотки. Я не понимаю, о чем она говорит.
— Ты о чем сейчас?
— Я о той, из-за которой ушла от тебя.
— Я тебе наврал, - беру стакан с водой, делаю глоток, Марьяна пытается переварить услышанное. – Я тебе не изменял, когда был с тобой.
— Ты лжешь. Ты всегда мне лгал во всем!
— Это не так, Марьяна.
— Герман, не начинай! – выставляет ладонь перед собой, показывая этим жестом, что разговор ей не нравится.
— Ты должна меня выслушать и услышать!
— Я тебе ничего не должна! – в глазах арктический холод, не отводит в сторону. – Про Кевина я тебе наврала. Я не замужем, но с Редом у меня возможно будут отношения. Он мне нравится. И я хочу создать с ним семью. Настоящую семью, которой у меня никогда не было.
27 глава
— Будешь участвовать в соревнованиях на выходных? – Макс протягивает мне щетку для того, чтобы я почистил Фореста после верховой прогулки.