— Да, - резко отзывается почти сразу же после первого гудка. Я слушаю его дыхание и не могу вымолвить и слова. Я слышу, как возле него постепенно стихает гул голосов. Он либо жестом приказал всех заткнуться, либо вышел.
— Марьяна, почему ты молчишь?
— Кэти потерялась, - шепотом озвучиваю страшный факт.
— Что? Повтори еще раз, я не расслышал.
— Я говорю, Кэти потерялась. Она была возле меня пока вызывала такси. Когда оглянулась, ее уже рядом нет. Она плохо говорит и понимает русский, - всхлипываю, чувствую себя беспомощной, маленькой букашкой. – Найди нашу девочку, - умоляюще шепчу в трубку.
— Марьяна, перестань реветь. Слезами ты ничего не сделаешь. Возьми себя в руки, подойти к администратору торгового центра, сама или попроси человека, знающего английский язык, сделать объявление. Все нормально. Без паники. Я буду через полчаса.
Полчаса — это много. Очень много. За это время я могу умереть и воскреснуть несколько раз. Мне требуется минут пять прийти в себя и сделать то, что сказал Герман. Он прав, слезами себе не поможешь, а вот объявить на весь торговый центр, что потерялась девочка на английском и русском языке – это можно.
Меня, перепуганную, с заплаканными глазами, понимают сразу. По громкоговорителю несколько раз на нескольких языках делают объявление. Всем продавцам по внутренней связи передают информацию о пропаже ребенка. Вежливая девушка администратор просит меня вернуться на место откуда пропала Кэти и ждать. Ждать у моря погоды.
Я не знаю, сколько прошло времени, но сломала все ногти на руках, искусала до крови губы, а перед глазами от перенапряжения все плывет. Когда я вижу шагающего в мою сторону мрачного Соболя, чувствую небольшое облегчение. Я не одна.
Он подходит ко мне, я немедля вскакиваю на ноги и ищу в нем опору, защиту, успокоение, уверенность. Ничего не говорит, не расспрашивает, не ругается. Крепко обнимает, целует в висок.
— Это не ваша пропажа? – раздается рядом вежливый женский голос.
Мы одновременно на него оборачиваемся. Рядом с администратором стоит напуганная Кэтрин. Увидев меня и Германа, выдергивает руку и бежит к нам. Я падаю на колени и крепко обнимаю свою малышку, лихорадочно покрывая мокрое от слез лицо. Плакала солнышко, тоже испугалась.
— Я заблудилась. Я испугалась. Я пошла к витрине, там были игрушки. Я зашла туда, потом шла-шла и, когда решила вернуться к тебе, поняла, что заблудилась. Они меня не понимали, - всхлипывает, прячется у меня на груди, сжимает на мне рубашку своими маленькими ручками.
— Я очень испугалась, правда, - смотрю в ее наполненные слезами глаза, сама плачу, но уже от облегчения, что моя ценная пропажа нашлась.
Герман стоит мрачный и на его лице ничего хорошего не отражается. Я сильнее прижимаю к себе дочь, боясь, что он сейчас сорвется, будет кричать на Кэти. Замечаю Костю. Сто лет его не видела. Он в знак узнавания кивает головой, забирает со скамейки наши пакеты.
— Вас Костя отвезет домой, - ровным голосом сообщает Герман. Кэтрин, словно только сейчас поняв, что папа рядом, отрывается от меня, смотрит на него.
— Я не специально.
— Я знаю, - мягко отвечает, присев на корточки перед нами. Протянув руку, зачесывает волосы дочери за ухо. – Но больше так никогда не делай. Без предупреждения не отходишь ни от мамы, ни от меня. Поняла?
— Да, - кивает, освобождается от моих объятий, иммигрировав в другие объятия. Герман обнимает дочку, целует в ее макушку, позволяет этим объятиям продлиться не больше полминуты.
— Вечером увидимся, слушайся маму, - встает на ноги, протягивает мне руку, чтобы я тоже встала. Когда наши ладони соприкасаются, я понимаю, насколько у меня ледяные руки, в отличие от горячей ладони Германа.
Мы берем Кэтрин за руки, вместе выходим из торгового центра. Нам приходится пройти еще несколько метров. Не разговариваем, каждый в своих мыслях, в своем настроении. Меня с Кэтрин поджидает Костя возле черного джипа, сам Герман без прощаний направляется к черному седану. Вечером мы увидимся.
41 глава
Адреналин, бушующий весь день в крови, продолжает щекотать нервы и вечером дома. Атмосфера наигранно легкая. Кэтрин без умолку болтает. Перескакивает с одного языка на другой, задает сто вопросов в минуту, не всегда дожидаясь ответа. Марьяна спокойно, с расстановкой отвечает дочери. Только вижу по глазам, по натянутой улыбке, как держит в себе истерику. Ту самую, которая не накрыла ее в торговом центре, когда пропала Кэтрин.
Это событие выбило и меня из колеи. Грешным делом, подумал о худшем: кто-то из «друзей» выследил и решил «поиграть» со мной в прошлые игры. К счастью, к облегчению ничего подобного не произошло.
Мы поздно ужинаем. Девочки решили дождаться меня. Как бы сильно не старалась уладить дела в кратчайшие сроки, из офиса вышел в седьмом часу. Около часа потребовалось на дорогу. Когда переступил порог квартиры, первая кто кинулась мне на шею, была дочь. И черт побрал это было неожиданно приятно. Еще вчера чужая квартира меня дико раздражала, сегодня я внезапно почувствовал какой-то уют. Наверное, это из-за аппетитных запахов еды, света во всех комнатах, работающего телевизора, свиста чайника.
— Я уложу, - говорю после ужина. Встречаемся глазами, Марьяна благодарно мне улыбается. Держится на честном слове. Ей нужно время побыть одной, возможно, пустить слезу, выплакать то, что пережила днем.
Кэтрин визжит от радости, узнав, что купать и укладывать спать буду ее я. В ванной, я понимаю, что мне следовала переодеться, а не мыть ребенка в рубашке и брюках. В итоге выносил дочь на руках с мокрыми штанами, зато проказница была довольна.
Разрешаю ей попрыгать на кровати, пользуюсь моментом, чтобы переодеться в футболку и трико. Вернувшись в спальню, обнаруживаю дочь все еще скачущей.
— Спать, - командую, сдергивая покрывало.
— Ну, пап! - начинает канючить Кэтрин, перескакивая через одеяло. – Еще рано.
— Я сказал спать, это не обсуждается.
— А сказку?
— У меня нет здесь детских книжек.
— Придумай сам.
— Я просто полежу рядом.
Взглядом указываю дочери на подушку, они строит рожицу, вздергиваю вверх бровь. Малышка слегка приподнимает подбородок, с хитринкой смотрит на меня, не отводит глаза в сторону. Ловлю себя на мысли, что она прищуривается, как я, и улыбается, когда нужно сделать вид, что слушаешься, но на самом деле нет. Еще маленькая чертовка пытается меня пересмотреть. Взрослые мужики не всегда выдерживают моего взгляда, Кэтрин даже не моргает.
— Ты моргнул! – радостно хлопает в ладоши и подпрыгивает.
Ей точно три? Это какой-то инопланетный ребенок. Я не знаю, какие там дети должны быть в таком возрасте, но мне хватает ума понять, что дочь не то что опережает развитие своих сверстников, она взрослым может дать фору. Кто-то мне говорил, что если природа отдохнула на родителях, она щедро одаривает талантами и способностями детей. Наверное, это как раз про мою дочь. Я в детстве ничем не выделялся. Из меня делали холодного убийцу, шагающего по головам, перешагивающего через чувства. Не скажу, что рад и доволен своим сегодняшним положением, но глядя в искрящиеся глаза дочери, понимаю – все не зря.
— Давай, Екатерина, ложись спать.
— Как ты меня назвал? – любопытствует малышка, плюхнувшись на попку. Если она будет каждый вечер прыгать на кровати, матрацу хана.
— Екатериной. Так твое имя звучит по-русски, - ложусь на кровать, улавливаю запах розы – так пахнет гель для душа Марьяны.
— Я плохо понимаю русский.
— Если останешься жить в России, ты со временем научишься понимать и разговаривать.
— Мы не вернемся на ранчо? – укладывается рядом, подложив ладошки под щеку. Протягиваю руку, с удовольствием перебираю ее влажные темные пряди.
Вернутся? Не вернутся? Не знаю.
— Я говорю «если». Я не знаю планов твоей мамы.
— Планы? А какие должны быть планы? Мы должны быть вместе. Ведь семья – это мама, папа и я. Нет, бывают, когда папы живут отдельно, но я так не хочу. Ты тоже?
Вот что ей ответить? Вайоминг - это не то место, где я бы хотел себя реализовывать. Из меня ковбой, как из Марьяны врач. Возможно, окончи она медицинский, а не юридический, уверен медицина обрела бы отличного доктора. Юриспруденция вот потеряла прекрасного адвоката.
— Ложись спать, - натягиваю на Кэтрин одеяло, уходя от ответа.
— Ты не ответил на мой вопрос. Ты тоже?
— Тебе пора закрывать глазки.
— Упрямый, - бормочет малышка, сладко зевнув.
Ласково поглаживаю ее по спинке, прислушиваясь к дыханию. "Упрямыы", - да ты, сладкая, недалеко от меня ушла. Не зря говорят, что яблоко от яблони недалеко падает. И яблоня не стоит на горе. И чем больше я всматриваюсь в лицо дочери, тем сильнее мне хочется ее защитить от не идеальности реального мира. В свое время я не смог защитить Марьяну от себя, от своей жизни, проблем. Отмотать бы время назад, не стал отталкивать. У меня тогда была бы возможность увидеть, как растет дочь, как улыбается, как делает первые шаги.
Спит. Сладко.
Тихонько встаю, покидаю спальню, приглушив свет. На кухне застаю Марьяну в той же позе, что и оставил. При моем появлении она заметно вздрагивает, вскидывает на меня расширенные сухие и красные глаза. Озабоченно на нее поглядывая, убираю со стола посуду, гружу в посудомоечную машину. Достаю два бокала, бутылку вина. Выпить нам нужно после этого напряженного дня. Ставлю перед Марьяной бокал, сажусь напротив. Она облизывает губы, осторожно придвигает бокал.
— Я до сих пор не могу успокоиться. У меня внутри все сжимает от одной мысли, что она могла потеряться, - прикрывает ладонями рот, шумно втягивает воздух. Отпиваю вино, кручу в руках бокал.
— Нечто подобное я испытывала четыре года назад, когда я думала, что ты умер. Я должна была жить, зная, что тебя нет, - резко хватает бокал и залпом выпивает содержимое. Прикрывает глаза.