Глушу стон в подушке, скребясь ногтями по его руке, оставляет борозды. Герман сильнее меня прижимает к себе, да так сильно, что мне становится немного больно. Расслабляется и отпускает меня. Сразу же поворачиваюсь к нему лицом.
— Доброе утро, - шепчет, целуя меня в губы.
Улыбаюсь, наблюдая, как он встает. Диван жалобно скрипит под его весом. Натягивает на голое тело трико, выходит из комнаты, я продолжаю неподвижно лежать на диване.
«Выходи за меня замуж» - это не вопрос, даже намека на вопрос не было. Скорей выгодное такое предложение. Если к нему подойти с трезвой головой, отбросив в сторону все чувства и сантименты, брак к Соболем может быть вполне выгодным и успешным. Останавливает то, что я люблю его, а вот он – любит или нет – без понятия. Он скорей всего исходит из того, что со мной ему комфортно, удобно, дочь рядом. Все его приличное поведение, легальный бизнес – все это ненастоящее, ему в тягость эта правильная жизнь.
— Если тебе так тяжело быть правильным, зачем ты себя ломаешь? – задаю вопрос, как только Герман возвращается с гостиную с костюмом и рубашкой.
— Ты же хотела семью? – аккуратно развешивает одежду, устремляет на меня немигающий, пробирающий до мурашек, стальной взгляд. – Все ради тебя, Марьяна. Подумай хорошенько, каждый ли мужик, готов ради женщины перевернуть свою жизнь. Потом дашь свой ответ. Я по-прежнему предоставляю тебе право выбора.
Если бы усмехнулся, я бы улыбнулась и посмеялась, но Соболь секунду удерживает на мне свое внимание, потом опять выходит. Лихорадочно анализирую каждое его слово.
Для меня? Все, что сейчас его окружает, чем занимается, все ради меня? В это сложно поверить, почти невозможно, но факт остается фактом.
Я помню его другим, помню ту мрачную ауру, которая за ним шлейфом следовала. До сих пор помню привкус пороха на языке и оглушительные выстрелы, разрывающие барабанные перепонки. По-прежнему иногда во сне ощущаю, как по мне течет теплая кровь, а обмякшее тело меня придавливает сначала к полу, потом к холодной земле. И зажмурившись, вспомню глаза Германа: холодные, безжалостные, равнодушные до чужой жизни. Ему раньше не составляло большого труда оборвать чье-то дыхание, кошмары по ночам его не мучали, совесть спокойно спала.
Так какой мне нужен Соболь? Вот этот успешный бизнесмен, который если и темнит, то только ради уменьшения налогов перед государством. Или тот убийца без тени улыбки на надменных губах.
Если бы... Если бы не Кэт, нырнула с головой в омут страстей и пусть все горит синем пламенем. С ним я словно дышу полной грудью. С ним я словно вижу мир другими глазами. Но есть маленькая девочка, которая полностью от меня зависит, которой еще учиться и учиться жить в этом циничном мире. Кто ее поддержит, защитит, как не мама? Или папа.
Герман возвращается с гостиную посвежевшим, побритым. Не глядя на меня, переодевается. Я воровато слежу за каждым его движением, смущаясь от вида расцарапанных рук и спины. Хорошо, что он носит рубашки с длинным рукавом, вопросов у подчиненных не должно возникнуть, чем их босс занимался этой ночью.
— Постараюсь сегодня приехать пораньше. Придумай на завтра какой-нибудь семейный досуг, - его желание мне угодить, подстроиться под мои представления о семье греет душу.
— Хорошо.
— С Кэти не спускай глаз, - улыбается, но глаза серьезны.
— Да-да, куплю поводок.
— Это, кстати, отличная идея.
— Ты завтракать будешь? – откидываю одеяло, под его горящим взглядом, преодолев некую неловкость от обнаженности, встаю с дивана. Он накидывает на шею галстук, глаза замирают на моих грудях, ноздри расширяются и дышит тяжко.
— Тебе стоит одеться, - севшим голосом замечает Герман. – Дочь может проснуться.
— Вся одежда на кухне.
— Я принесу.
Отворачивается, но через мгновение припечатывает меня к стене, жадно припав к губам. Его внезапная вспышка желания пронизывает меня с ног до головы. Обхватываю руками его голову, сама нагло просовываю язык ему в рот, прикусываю нижнюю губу, потом беру в плен его язык и нежно посасываю.
— Черт! – ругается в губы, немного отстранившись. – Надо валить мне из дома, пока я еще в состоянии от тебя оторваться. Почему ты такая зараза?
— Зараза? – улыбаюсь, с неохотой отпуская Германа.
— Зараза. Неизлечимая. И любимая.
От последнего слова я теряю способность говорить. Глупо хлопаю глазами, губы против воли расплываются в улыбке и никак ее не удержать. К счастью, Герман это не видит, он уходит, чтобы через пару минут вернуться с моей одеждой.
Любимая, значит любит? Другого ведь это слово не подразумевает?
— Чему ты улыбаешься? – темные брови сдвигаются к переносице, поглядывает на меня напряженно.
— Настроение хорошее, - мне хочется подойти к Герману, обнять его. И сказать «да». Вместо этого, игриво на него поглядываю, поспешно одеваюсь. Не дай Бог меня в неприлично виде обнаружит Кейт. Папа ее уже при параде.
— Так что насчет завтрака? – кручусь возле Соболя, пока он застегивает на запястье часы. Самовольно поправляю галстук, заглядывая в его смеющиеся глаза.
— Тобой не успею позавтракать, кофе выпью на работе, - обхватывает мой затылок, с готовностью подставляю губы, но он нагибает мою голову, целует в лоб. – До вечера, моя сладкая малышка.
— До вечера, - с придыханием шепчу приятную формальность, не представляя, как дожить до этого вечера. Радует то, что впереди выходные и судя по всему, Соболь планирует их провести, как образцовый муж и отец. Забавно, но сердце плавится и млеет.
44 глава
Взгляд опускается на пассажирское сиденье. Я смотрю на голые коленки и у как у пса срабатывает слюновыделительный рефлекс. Тут же хмурюсь. Это получается, что на коленки Марьяны сейчас в парке будут пялиться другие мужики? Епт.
— Мне бы хотелось, чтобы ты носила платья и юбки длиной ниже колен.
— Серьезно? – насмешливо улыбается, поворачиваясь корпусом в мою сторону. – Ты вроде не мусульманин. И раньше тебя не напрягали открытые и короткие платья.
— Сейчас напрягают.
— Ревнуешь?
— Очень, - встречаюсь с удивленным взглядом.
Сказал правду. Ревную до безумия, стараясь держать серьезное, местами безразличное лицо. Меня раздражают любые взгляды, брошенные в сторону Марьяны особями мужского пола от восемнадцати до бесконечности лет. Хочется к каждому подойти и без объяснений врезать в морду. Кажется, нужно возобновлять походы к психотерапевту, проблема как была, так и осталась. Моя агрессия никуда не делась, просто сейчас она видоизменилась.
— Не стоит. У меня нет привычки изменять, - выразительный взгляд и откровенный намек на прошлое. Усмехаюсь. Будет сложно Марьяну убедить, что мне тоже неинтересно видеть возле себя другое лицо кроме нее. Вряд ли забыла брюнетку, с которой целовался в служебном помещении, женщину, с которой разговаривал по телефону. Именно после этого звонка Марьяна уехала в Крым.
Бросаю взгляд в зеркало заднего вида. Улыбаюсь. Внутри при взгляде на Кэтрин все смягчается и на душе становится спокойно. Моя малышка сладко спит в автокресле. Прошлые выходные мы втроем провели в торговых центрах, покупая в магазинах самое необходимое для жизни с ребенком. Некогда большая квартира для одного резко стала маленькой для троих. Я всерьез задумался о доме.
— Где бы хотела жить: в комфортабельной квартире в жилом комплексе или в собственном доме? – сворачиваю машину в сторону парка в Сокольниках. Марьяне захотелось прогуляться именно там, без разницы, главное с ними.
— Я не думала. Мне нравился твой дом.
— Я его продал. Но могу обратно выкупить.
— Не стоит, - улыбается, накрывает мою руку, спокойно лежащую на подлокотнике, своей горячей ладошкой. – Новая жизнь, новый дом. Думаю, дом самый лучший вариант.
— Я тоже так думаю, - на секундочку отрываю взгляд от дороги, чтобы заглянуть в спокойные глаза Марьяны.
Она выглядит умиротворенной, словно поймала дзен жизни и понапрасну не нервничает. Я еще на пару секунду задерживаюсь на глазах любимой женщины. И тут меня озаряет глупость: а ведь Адаменко моя гавань, моя пристань, к которой я стремлюсь вернуться побыстрее после своего одиночного плаванья. Только вот сколько ей пришлось пережить рядом со мной штормов, тайфунов, смерчей мне неизвестно, чтобы вот сейчас ласково улыбаться и не тревожиться.
— Я люблю тебя, - выпаливаю на одном дыхании, сбрасывая скорость машины. Сердце гулко стучит, трепетно жду реакцию, потому что мне важно знать, что все взаимно, искреннее.
Марьяна не мигает. Кажется, что меня не услышала, настолько ее взгляд сейчас пустым и непонимающий. Трясет головой в неверии, недоверчиво смотрит, сводит брови к переносице.
Без понятия, что еще должен добавить. Может надо как-то объяснить, как это понял? Когда понял? Тупость. Это ведь не нужно подробно разъяснять. Это есть и точка, и дополнять ничего не хочется.
— Я тоже тебя люблю, - почти робко, неуверенно, с большим сомнением произносит Марьяна.
Сворачиваю на обочину, не глушу мотор. Останавливаемся ненадолго, мне надо ее поцеловать. Жизненно необходимо.
Ее губы с готовностью меня встречают, сама раздвигает их, переплетаемся языками. Одно дыхание на двоих, и это не метафора. Мне хочется как-то извиниться перед ней, попросить прощения за то, что пережила. Пообещать, что больше никогда не будет плакать, если только о счастья.
— Ты выйдешь за меня замуж? – спрашиваю срывающим голосом, удерживая голову Марьяны ладонью. Ее глаза близко-близко, вижу набегающие слезы. Слезы радости. Притягиваю ее к себе, прижимаюсь губами к прохладному лбу.
— Да, - соглашается. Мне этот ответ уже и не нужен, потому что она согласилась еще с первого раза. Прикрыв глаза, слушаю ее взволнованное дыхание, чувствую на своей груди ее подрагивающие пальчики. Вот бы растянуть это мгновение.
— Мы приехали? – сонно трет глазки Кэт, выглядывает в окно.