Вуд перевел взгляд с тела Тальбота на жесткие глаза Мосса, в которых не было и тени страха. Хирург даже не сделал никакой попытки защищаться, даже не вздумал позвать на помощь охраняющих дом бандитов. Он смотрел на них, сохраняя почти нечеловеческое самообладание.
— Конец вашим планам, — выплюнул Гилрой.
Мосс пожал плечами в вежливом презрении.
— Какое значение имеет для меня его смерть? Его общество никогда не доставляло мне удовольствия.
— Возможно. Но удовольствие вам доставлял запах его денег. Однако теперь его нет, и он не сможет помешать нам опубликовать вот это.
Гилрой вынул из кармана несколько листков и протянул их Моссу.
Небрежно прислонившись к стене, хирург с интересом прочитал их. Дойдя до конца, он снова взял первый листок и внимательно его перечитал. Потом вежливо вернул рукопись Гилрою.
— Все ясно, — сказал он. — Меня обвиняют в том, что я поменял личности собаки и человека. Более того, вы даже описываете якобы разработанный мной метод.
— «Якобы»! — яростно закричал Гидрой. — Вы что же, намерены все отрицать?
— Разумеется. Ну, не фантастика ли? — Мосс улыбнулся. — Но суть не в том. Даже признайся я, на основании каких доказательств меня могли бы осудить? Как мне представляется, у вас есть только один свидетель — собака по имени Вуд. А я что-то не припомню, чтобы собаки выступали свидетелями в суде.
Вуд был ошеломлен. Он не ожидал, что Мосс так нагло опровергнет все обвинения. Любой другой человек на его месте давно сломался бы.
Съежившийся редактор растерянно повторял одну и ту же фразу: «У нас есть доказательства преступной вивисекции».
— Но нет доказательств, что хирургом был именно я.
— Вы единственный человек в Нью-Йорке, способный совершить подобную операцию.
— И что с того?
Вуд слушал, чувствуя, как в нем нарастает гнев. Каким-то образом они позволили Моссу перехватить инициативу, и теперь он хладнокровно и насмешливо парировал их удары. Ничего удивительного, что он даже не пытался бежать. Он был уверен в полной безнаказанности. Вуд с ненавистью зарычал. Мосс лишь окинул его презрительным взглядом.
— Хорошо. Допустим, в суде мы доказать ничего не сможем, — сказал Гилрой, стиснув в руке револьвер и сжав палец на спусковом крючке. — Но нас это не так уж волнует. Ваше любопытство ученого может найти себе удовлетворение в операции, которую вы сделаете Вуду, чтобы вернуть его в его собственное тело.
Презрительная мина на лице Мосса не изменилась ни на йоту.
Он смотрел на палец, напрягшийся на спусковом крючке, с выражением полнейшего безразличия.
— Ну? — выдохнул Гилрой, многозначительно поведя револьвером.
— Заставить меня оперировать вы не можете. А к своей смерти я отношусь также безразлично, как и к смерти Тальбота. — Улыбка его стала еще шире, углы рта опустились, обнажая зубы в гримасе, которая была цивилизованным подобием оскала Вуда. — И, тем не менее, эта ваша история о якобы возможной операции подобного рода заинтересовала меня. Я готов попробовать за мое обычное вознаграждение.
Редактор отпихнул Гилроя и торопливо закрыл дверь.
— Они идут сюда, — запинаясь, пробормотал он. — Бандиты Тальбота.
Двумя прыжками Гилрой оставил Мосса между собой и дверью. Ствол его револьвера твердо уткнулся в спину хирурга.
— Вы, оба! Быстро станьте так, чтобы дверь прикрыла вас!
Вуд и редактор послушно отступили в сторону. В холле послышались шаги. Потом кто-то хрипло крикнул: «Эй, босс! Грузовик пришел».
— Велите им убираться, — тихо сказал Гилрой.
Мосс крикнул в ответ: «Я в задней комнате».
Гилрой злобно толкнул его стволом под ребра.
— Вы сами напрашиваетесь. Я ведь велел вам…
— Вы не посмеете убить меня, я нужен вам для операции.
— Если вы не боитесь нас, то зачем зовете этих бандитов? Что у вас на уме?
Дверь распахнулась. На пороге появился гангстер. Он замер на месте, его глаза окинули труп Тальбота и стоящих рядом с ним Мосса и Гилроя. Быстрым движением он выхватил оружие.
— Что случилось с боссом? И кто это с вами?
— Уберите оружие, Пинеро. Босс умер от сердечного приступа. Вас это не должно удивить, вы же знаете, что он был смертельно болен.
— Да, знаю. Но как сюда попал этот тип?
— Он здесь находится с самого начала. Отошлите грузовик. Я никуда не еду. А о теле Тальбота я позабочусь.
Гангстер неуверенно переминался с ноги на ногу, но за неимением другого начальства решил выполнять приказ Мосса.
— Хорошо. — Он закрыл дверь.
Мосс обернулся к Гилрою.
— Так на чем же мы остановились? Ах, да. Пока вы тут тряслись от страха, я успел обдумать ваше предложение. Я буду оперировать бесплатно.
— Еще бы, — помахал револьвером Гилрой.
Мосс презрительно отмахнулся.
— Вот уж никак не из-за этого! Смерти я не боюсь, как не боюсь и ваших обвинений. На операцию я соглашаюсь лишь потому, что хочу удовлетворить интерес, вызванный идеей столь смелого эксперимента.
Вуд перехватил взгляд издевающихся, жестких, зловещих глаз Мосса.
— И конечно же, — мягко добавил Мосс, — я выполню операцию. В конце концов, я даже настаиваю на этом.
Угроза, скрытая в его словах, не прошла мимо Вуда.
Как только он ляжет под нож Мосса, ему конец.
Неверное движение, скальпеля, умышленная небрежность в приготовлении газовой смеси, умышленно занесенная инфекция и Мосс навеки снимет с себя обвинение. Ему достаточно будет сослаться на то, что такая операция оказалась ему не под силу. Следовательно, экспериментатором вообще был не он. Вуд отпрянул, бешено тряся головой.
— Вуд прав, — сказал редактор. — Он-то Мосса знает. И знает, что этой операции ему не пережить.
Гилрой нахмурился лоб. Револьвер в его руке стал воплощением бесплодной силы. Даже Мосс знал, что он им не воспользуется. Не сможет воспользоваться, потому что хирург был им нужен только живым. Их цель заключалась в том, чтобы заставить Мосса сделать операцию. «Что ж — подумал он, — мы своего добились, Мосс сам вызвался оперировать». Но все четверо отлично знали, что в этой операции Вуд был обречен. Мосс искусно обернул их победу полным поражением.
— Что же, черт побери, нам теперь делать? — взорвался Гилрой. — Ты что скажешь, Вуд? Рискнешь? Или лучше останешься жить в собачьей шкуре?
Вуд оскалился, отползая в угол.
— В собачьей шкуре он хоть наверняка жить останется, отрешенно сказал редактор.
Мосс улыбнулся, заверяя их любезно-издевательским тоном, что сделает все возможное, пытаясь вернуть Вуду его тело.
— За исключением несчастного случая, разумеется, — сплюнул Гилрой. — Не пойдет, Мосс. Он и так проживет, но вы свое получите.
Он хмуро посмотрел на Вуда и многозначительно кивнул в сторону Мосса.
— Пошли, шеф, — сказал он, выводя редактора за дверь и закрывая ее за собой. — Старые друзья хотят остаться наедине. Им есть о чем потолковать…
Мгновенно Вуд прыгнул вперед, отрезая Мосса от двери, угрожающе впившись в него полными ярости глазами. И в первый раз за все время с хирурга слетела маска безразличия. Он осторожно сделал шаг в сторону и вдруг понял, что перед ним зверь…
Вуд медленно шел на него. Мосс нервно наблюдал за огромной собакой, с надеждой поглядывая на дверь. Но Вуд подходил все ближе и ближе. Мосс закрылся руками…
И тут нервы его сдали. Он не мог заговорить эти бешеные звериные глаза, как заговорил человека с револьвером. Он нырнул вбок и мотнулся к двери. Вуд прыгнул, сбив Мосса с ног. Зубы его сомкнулись. Хлынула кровь.
Мосс проиграл, но остаток своих дней Вуд был обречен прожить в собачьей шкуре. Да и остаток этот был невелик: продолжительность жизни собаки всего пятнадцать лет. В лучшем случае, Вуд мог рассчитывать еще лет на десять.
Вуд так и не нашел себе работы в обличье человека. У него была специальность, он был образован, но в мире рыночной конкуренции не было места для таких, как он. Конторы по найму не могут пристроить избыток нормального человеческого разума, содержащийся в сильных, ловких, полных желания работать человеческих телах.
Но тот же человеческий разум в красивом теле колли стал ценным рыночным товаром. Это была диковинка, феномен, на который стоило поглядеть за свои кровные, уплаченные за билет.
— Люди всегда питали слабость к уродам, — философствовал Гилрой по пути в театр, где Вуд выступал в тот день. Безобидным уродам люди платят, чтобы они их развлекали. Настоящим же уродам всегда достаются власть и сила. Рассуди это, Вуд, а я не могу понять. Но, думаю я, а нашем мире только тогда можно будет жить по-человечески, когда всех этих уродов уберут в надлежащее место.
Такси остановилось у служебного входа. С зазывающих красно-желтых афиш на стене театра скалилось приукрашенное изображение морды Вуда.
— Бог ты мой! — раскрыл рот таксист. — Будет о чем детишкам рассказать! Вез Говорящую Собаку. Вот ведь честь выпала.
Сбившиеся в толпу прохожие пялили глаза на Вуда: визжа тормозами останавливались рядом машины, и их водители присоединялись к почтительному созерцанию.
— Какой он хорошенький, — взвизгнула женщина. — И умненький!
— Ну да, — услышал Гилрой хвастливый голос таксиста, — я их сюда и привез. Как он себя ведет? — голос таксиста снизился до доверительного шепота. — Тот парень, что ехал с ним, его менеджер, наверное, разговаривал с ним так же по-человечески, как мы с вами. Как будто пес понимал каждое его слово.
— А он и понимает, — авторитетно заявил один из зевак.
— Бросьте ерунду городить, — сказал другой. Дрессированный он, вот и все. Мне бы такого.
Специальный наряд полиции быстро разогнал толпу зевак и проложил проход к двери.
— Стыдно должно быть, — сказал полисмен. — Такую бузу подняли, и из-за кого? Из- за какого-то пса!
Вуд обнажил клыки и заворчал на него. Полицейский сразу попятился назад.
Вуд и Гилрой специально разработали эту сцену для рекламы. Действовала она безотказно: ретивый страж порядка всегда подворачивался под руку, а публика всегда наслаждалась его испугом.