– Какой работе? – подмигнув, переспрашивает он.
Насколько я знаю, Спенсер все еще работает по ночам и получает зарплату наличкой на руки.
– На заправке?..
– Ну, у нас проходит очень интересная акция – раздача бесплатных наборов винных фужеров, это вызвало очень большой резонанс, а тут еще цена на бензин «четыре звездочки» [50]позавчера резко пошла вверх, и это тоже всех взбудоражило. Короче, я еще никогда не был столь взволнован со времен той истории с шоколадками «Кит-кат». А, еще на прошлой неделе компания студентов укатила, не заплатив…
– Надеюсь, ты за ними погнался, – встревает Тони.
– А вот и нет, Тони, не погнался, по той причине, что они были на машине, а я – на своих двоих. Кроме того, мне платят по фунту восемьдесят в час. Мне надо платить намного больше, чтобы я стал бегать сломя голову.
– Откуда ты узнал, что это были студенты? – спрашиваю я, глотая наживку.
– Начнем с того, что они были плохо одеты. Длинные шарфы, маленькие круглые очки, плохие прически… – Он заговорщицки улыбается Тони, затем поворачивается ко мне: – Как у тебя со зрением, Брай?
Это издевательский стеб между Тони и Спенсером, которые свято верят, что я обманул окулиста только для того, чтобы получить очки.
– Спасибо, Спенсер, я понял, – говорю я и ухожу за чипсами.
По пути к стойке бара я на секунду задумываюсь, а не уйти ли мне отсюда вовсе. Я люблю Спенса и Тони, особенно Спенсера, и мне кажется, что это взаимно, хотя, видит бог, мы никогда не говорили друг другу этого слова на букву «Л», по крайней мере в трезвом виде. Но к примеру, на мой восемнадцатый день рождения Спенсер и Тони привязали меня голышом к краю саутендского пирса и насильно накормили слабительным, так что эта любовь порой принимает весьма причудливые формы.
Когда я возвращаюсь, идет обсуждение сексуальной жизни Тони, и до меня очередь не дойдет еще как минимум час. Барменши, парикмахерши, учительницы, сестры школьных друзей и даже их мамы – никто, кажется, не может противостоять нордическим чарам Тони. Этот список просто бесконечный, подробности весьма откровенны, и через какое-то время мне хочется пойти принять душ, но в Тони определенно что-то есть, что-то отличное от чувственности, нежности или вежливости. Мне гораздо легче представить, как он трет голову своей любовницы костяшками пальцев после занятий любовью. Мне интересно, занимается ли Тони безопасным сексом, но я не спрашиваю его об этом, потому что подозреваю: Тони считает, что безопасный секс – для ботаников, как и ремни безопасности и защитные шлемы. Если бы Тони выбросили из самолета, он все равно был бы уверен, что парашюты – для ботаников.
– А у тебя как дела, Брайан, есть подвижки?
– Да не очень. – Это звучит не слишком впечатляюще, поэтому я как бы мимоходом добавляю: – Есть у меня одна знакомая, Алиса, и она пригласила меня завтра в гости, в свой коттедж, так что…
– Коттедж? – удивляется Спенсер. – Она кто такая? Доярка?
– Да нет, у нее дом в деревне, а ее родители…
– Так ты ее трахаешь? – перебивает меня Тони.
– У нас платонические отношения.
– А что такое «платонические»? – спрашивает Спенсер, хотя наверняка знает, что это такое.
– Это значит, что она ему не дает, – гогочет Тони.
– Я ее не трахаю, потому что не хочу трахать ее, по крайней мере не сейчас. Если бы хотел, то трахнул бы.
– Хотя последние события показывают, что дело вовсе не в этом, – подсказывает Спенсер.
Тони находит это невероятно смешным, поэтому я снова решаю отступить и ухожу, чтобы принести еще пару джинов с пивом. Выходя из-за столика, я слегка запинаюсь, значит выпивка уже начала делать свое дело, а мне нужно помнить, что карманные деньги в наши дни имеют свойство очень быстро заканчиваться. Хотя «Черный принц» – весьма дешевое заведение; здесь три молодых человека вполне могут дойти до кондиции и при этом получить сдачу с десятки.
Когда я снова сажусь на место, Спенсер спрашивает меня:
– Так чем ты вообще занимаешься целыми днями?
– Разговариваю. Читаю. Хожу на лекции. Спорю.
– Да, настоящей работой это назвать нельзя, правда?
– Это не работа. Опыт.
– Ага, опыт. Я очень рад, что обучаюсь в Школе Жизни, – провозглашает Тони.
– Я тоже подавал документы в Школу Жизни. Не прошел по конкурсу, – добавляет Спенсер.
– Ты ведь это не первый раз говоришь? – спрашиваю я.
– Конечно же нет. А как насчет политики?
Я воспринимаю этот вопрос в штыки:
– А что насчет политики?
– Ходил в последнее время на какие-нибудь хорошие демонстрации?
– Да, на парочку.
– Какие? – интересуется Тони.
Самое мудрое сейчас – сменить тему, но я не вижу причин, по которым должен идти на компромисс со своими политическими взглядами ради легкой жизни, поэтому выкладываю все как есть:
– Апартеид…
– За или против? – уточняет Спенсер.
– Здравоохранение, права голубых…
Это задевает Тони за живое:
– И какая же сволочь пыталась ущемить твои права?!
– Не мои права. Муниципалитет, в котором засели сплошные тори, выступил с инициативой запретить изображать гомосексуализм в положительном свете: это же узаконенная гомофобия…
– Значит, там этим занимаются? – спрашивает Спенсер.
– Где?
– В университете. Потому что я не припомню никого, кто учил бы нас этому в школе.
– Нет, там этого не делают, но…
– Тогда по какому поводу вся эта шумиха?
– Ага, вот ты, например, оказался голубым без всякого обучения, – говорит Тони.
– Ага, именно так, Тони, это ты сильно сказал…
– А я считаю, что это форменный скандал, – с притворным возмущением заявляет Спенсер. – Думаю, этому надо учить. По вечерам во вторник. Придет дядя и скажет: «Я – ваш педагог, но вы можете называть меня просто „педик“».
– Извините, мистер, я забыл свою гомашнюю работу…
– Гей-би-си!
Мы пытаемся родить еще какую-нибудь шутку, но не можем ничего придумать, поэтому Спенсер говорит:
– Знаете, а мне кажется, это так классно – бороться за что-то важное. Иногда это нас всех касается. Вот ты, например, вступил в Движение за ядерное разоружение. Был у нас с тех пор ядерный холокост? Не-а.
Тони вскакивает с места:
– Ну что, повторим?
– Только, Тони, пожалуйста, на этот раз без джина, – умоляю я, не сомневаясь, что он все равно добавит джина.
Когда Тони уходит, мы со Спенсером сидим и сворачиваем пустые пакеты из-под чипсов в маленькие треугольники, зная, что еще не все высказали друг другу. Джин сделал меня раздраженным и мрачным: что толку идти в бар с друзьями только для того, чтобы они поиздевались над тобой. Наконец я говорю:
– А ты бы против чего стал протестовать, Спенс?
– Не знаю. Разве что против твоей прически…
– А если серьезно?
– Поверь мне, я это серьезно…
– Но послушай, ведь есть хоть что-то, за что ты готов бороться!
– Не знаю. Много за что. Но уж всяко не за права голубых…
– Есть не только права голубых, полно и других проблем, которые касаются и тебя тоже: падение уровня жизни, сокращение пособий, безработица…
– Большое спасибо, дружище Брайан. Я рад, что ты борешься за мои права, и жду, когда я стану получать больше бабок.
Мне здесь нечего добавить. Решив пойти на примирение, я дружеским тоном говорю:
– Слушай, а приезжай ко мне в следующем году!
– Типа как на день открытых дверей?
– Да нет, просто поприкалываемся… – Тут мне пора менять тему разговора на секс, или фильмы, или еще что-то, но я спрашиваю: – А почему бы тебе не пересдать выпускные экзамены?
– Хмммм, да просто не хочу…
– Но ты ведь зря…
– Зря? Ни черта не зря! А ты собрался учить поэзию и дрочить в носок три года подряд – вот это зря.
– Но необязательно изучать литературу, можешь получить более востребованную профессию…
– Брайан, может, сменим тему?
– Хорошо…
– …Потому что я уже наслушался вот таких, блин, добрых советов в органах здравоохранения и социального обеспечения и не хочу выслушивать эту срань в пабе в День подарков…
– Ну ладно, давай сменим тему, – говорю я и в качестве оливковой ветви предлагаю: – Сыграем в викторину на автомате?
– Отлично. Сыграем в викторину.
Владельцы «Черного принца» разорились на один из новомодных компьютеризованных автоматов для игры в викторину, и мы ставим на него свои свежие кружки с пивом.
– Кто играл Кегни в телесериале «Кегни и…»? [51]
– «С» – Шэрон Глесс, – говорю я.
Правильно.
– Трафальгарское сражение было в…
– «В» – в 1805 году, – говорю я.
– Какое прозвище получил футбольный клуб Нориджа?
– «А» – «Канарейки», – говорит Тони.
Правильно.
Может, сейчас самое время упомянуть о «Вызове»?..
– Чья настоящая фамилия была Шикльгрубер?
– «В» – у Гитлера, – говорю я.
Правильно.
Вот прямо сейчас взять и бросить ненароком: «А кстати, парни, представляете, я попаду на „Университетский вызов“!»
– Какой американец стал семикратным олимпийским чемпионом?
– «D» – Марк Спитц, – говорит Тони.
Правильно.
«Ну, знаете, „Университетский вызов“, его по ящику показывают?..» Может, над этим они не станут прикалываться. Может, они подумают, что это клево – «молодец, Брай», – ведь как-никак мы старинные друзья…
– Еще один вопрос, и мы выиграем два фунта!
– Ну давай сосредоточься…
Мне обязательно нужно рассказать им про «Вызов»…
– На сколько «Оскаров» были номинированы «Звездные войны»?
– «В» – на четыре, – говорю я.
– «С» – ни на один, – говорит Тони.
– Я точно знаю, что на четыре, – возражаю я.
– Ни фига, это вопрос-ловушка. Они ничего не получили.
– Не победили в номинации, а были представлены…
– Поверь мне, Спенсер, они и не были номинированы…
– На четыре, Спенс, клянусь, «В» – на четыре…