— Руки! — расслышал я ее крик, и в тот же момент — очередь.
Пулемет стих, но машина продолжала метаться. Вероника выбросила второй труп протянула руку ко мне.
— Прыгай, подхвачу!
Легко ей говорить, а для меня это все равно что песчаного червя оседлать или приручить Икрана…
Я прыгнул что есть силы. Не рассчитал — упал грудью на броню. Торопливо поднял ноги, боясь, как бы их не зажевало в гусеницы.
— Ей богу, куль с дерьмом, — чуть ли не восторженно сказала Вероника, хватая меня за шиворот.
Объяснять задачу мне не требовалось. Я скользнул в люк и оказался один на один с трупом, которого очередь из АКМ прочертила ровно посередине. Крови почти не было, или же вся она скопилась под герметичной одеждой… Меня чуть не вырвало от этой мысли, я замотал головой.
— Уснул? — крикнула Вероника сверху. — Подай мусор, я выкину.
Почему-то от этих слов стало легче. Стараясь думать о мертвом солдате как о мешке с мусором, я взял его за грудки и потянул вверх. Вероника подхватила его подмышки сверху и, зарычав от напряжения, вытянула наружу.
Усевшись за руль, я бросил взгляд на монитор и увидел в пугающей близости освещенную прожектором палатку. Руль в сторону, сцепление, тормоз… Транспортер чуток тряхнуло, и он встал.
Заглушив двигатель, я откинулся на спинку и закрыл глаза. Сердце постепенно успокаивалось, в ушах перестало звенеть. Как же быстро все произошло…
— Эй! — Вероника просунула голову в люк. — Ты чего, закаляешься? Комбез застегни, дурень.
Говорит так же бодро, как обычно. Будто и не убила только что троих человек из своего дома. Я застегнул «молнию», с удивлением отметив, что руки не дрожат, хотя моего эмоционального двойника буквально колотило.
— Ты зачем под пули кинулся? — спросила Вероника.
— Джеронимо… Палатка…
— По-твоему, я начала бы перестрелку, не будучи уверенной, что справлюсь? — Она вздохнула. — Слушай, Ник… За рулем от тебя, может, и есть какая-то польза, но и только. Давай ты больше не будешь лезть в чужие дела, хорошо?
— Да, как скажешь.
Она, кажется, насторожилась.
— Ты чего это?
— Ничего. Буди брата. У нас теперь есть транспорт с обогревом и синтезатором воздуха. Можем вернуться в дом Альтомирано.
Вероника покачала головой.
— Иногда тебе в голову приходят мудрые мысли, но никогда — вовремя. Мы поедем к Толедано. Мне очень нужно побеседовать с отцом, и теперь я бы хотела, чтоб во время разговора между нами было несколько сот километров, на всякий случай. Жди, я за братом.
Прежде чем уйти, Вероника сбросила вниз три автомата, отобранных у поверженных воинов. Потом исчезла, оставив меня наедине со своими демонами. Вернее, с одним демоном — равнодушия. Почему я бросился под пули? Потому что так требовалось по правилам игры, вот и все. И теперь, когда инстинктивный испуг прошел, не осталось ничего. Кроме, разумеется, очередной дозы. Тысячу раз прав отец. Я, Николас Риверос, бездарь, моральный урод и безнадежный наркоман в придачу.
Я прильнул к прицелу, увидел белую фигурку Вероники, шагающую к палатке. Рука легла на джойстик. Где-то снаружи шевельнулся пулемет, и фигурка оказалась точно в перекрестье. Палец коснулся кнопки. Одно нажатие, и…
Вероника остановилась, повернулась к бронетранспортеру, будто почувствовав. Стоит, смотрит, ждет.
Я вспомнил нашу первую встречу: на ней был этот же белый комбинезон. Она искала брата и, должно быть, бегала по улице, не зная, чего от него ждать — побега? самоубийства? теракта? Она плакала, чтобы сбить меня с толку и разжалобить, и у нее это получилось лишь потому, что слезы были настоящими.
— Ба-бах, — шепнул я. — Нет, малышка. Ты — слишком драгоценный экземпляр.
Может, отец и прав, но чего же он от меня ждет? Чтобы я в одночасье изменил свою природу?
Я нашел микрофон и, включив репродуктор, проорал на всю равнину:
— Прием, как слышно? Хватит на меня пялиться. Николас Риверос бьет только в спину и никак иначе. Возобновите движение к палатке, дабы получить очередь между лопаток.
Вероника подняла руку с выставленным средним пальцем, и лишь такой старый упырь как я мог уловить в этом жесте облегчение. Она скрылась в палатке, и я, отпустив джойстик, принялся считать секунды. Внутренние часы, запущенные в тюрьме, судя по часам на панели, пока работали бесперебойно. Половина четвертого утра.
Глава 19
— Мне снилось яркое солнце, нудистский пляж и загорелые обнаженные красотки! — прохныкал Джеронимо, плюхнувшись рядом со мной на сиденье. — Чем, скажите на милость, я заслужил возвращение в этот чудовищный мир, где меня будит страшная престарелая дьяволица с душой, черной, как… Ай!
Вероника немного не рассчитала с подзатыльником, и Джеронимо стукнулся маской о приборную панель.
— Карга! — прошипел он, ощупывая маску. — Сломаешь — не будет у тебя больше брата. Ну? Что сидишь? — Он уже обращался ко мне. — Давай, умчи меня в свою страну оленью!
— Он всегда такой спросонья? — поинтересовался я у Вероники.
— О, да, — вздохнула та, задраивая люк. — Иногда приходится колоть карфентанил.
На панели довольно скоро загорелась зеленая лампочка, и мы сняли маски. Я запустил движок и направил могучую машину к дому Толедано. Нас приятно покачивало на пригорках, и я довольно быстро развеселился. Чего нельзя было сказать о моих спутниках. Вероника чистосердечно клевала носом, а Джеронимо продолжал брюзжать:
— Одна из них, блондинка, попросила меня намазать ей спину кремом. До сих пор помню это волшебное чувство, этот контраст — раскаленная на солнце кожа и прохладный крем. А над морем кружили с криками чайки…
— Ты еще маленький, чтобы думать о таких вещах, — пробормотала Вероника.
— Ладно, — не стал спорить Джеронимо. — Чаек убираем. Так вот, когда мои руки опустились ниже спины…
— Слушай, а ты вообще в курсе, что чуть не погиб во сне? — перебил его я.
Джеронимо поперхнулся словами, посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
— Бронетранспортер, в котором ты сидишь — он, по-твоему, откуда?
Джеронимо огляделся, и до меня дошло, что по-настоящему он просыпается только сейчас.
— Вероника спасла тебе жизнь, а ты вместо «спасибо» ей грубишь.
Видимо, мои слова прозвучали очень впечатляюще, потому что даже Вероника прекратила засыпать и покраснела. «Как круто! — прошептал мой эмоциональный двойник. — Давай еще!»
Джеронимо насупился.
— Подумаешь, — буркнул он. — Она постоянно так делает. Если бы я говорил «спасибо» каждый раз, как она спасает мне жизнь, у меня не было бы времени выучить другие слова.
Я не ответил. Вероника тоже. Джеронимо сидел между нами, косясь то на меня, то на нее. Минут через пять он не выдержал и, стукнув сестру по плечу, воскликнул:
— Молодец, старуха, так держать! Горжусь. И, если говорить откровенно, ты на этом пляже уделала бы всех вчистую. Я серьезно! Они были даже без оружия.
Вероника рассмеялась и, обозвав Джеронимо дураком, взъерошила ему волосы.
— Ну, — сказал он, убедившись, что мир восстановлен, — расскажете мне, что я проспал?
Вероника помрачнела.
— Этот БТР в собственности СОБР. Парни, если надо, стремительно приходят, убивают и уходят. Ник с ними хорошо знаком. С доном Толедано у нас мир, поэтому единственная мишень тут — мы. Не знаю, почему, но отец отдал приказ на уничтожение.
Поглядев на спидометр, я обнаружил, что он никуда не торопится и переключил скорость. Полетели с ветерком, правда, немного пошвыривало из стороны в сторону — свежий снег не успел слежаться.
— Все очень просто, — оставался невозмутимым Джеронимо. — Он прикинул, что будет, когда взойдет солнце и подпалит его радиоактивную задницу.
Вероника лишь отмахнулась, а я задумался, пытаясь в мыслях проникнуть на запретную территорию. Вспоминал все, что слышал о Ядерном Фантоме, прокручивал вновь и вновь наш единственный разговор. Кто же он такой, этот монстр в свинцовом гробу?
— Что вообще дает ему это… облучение? — вслух спросил я.
Джеронимо тут же ответил:
— Да ни черта! Нет, он, конечно, сильный и неуязвимый, но толку — чуть. Фон такой, что весь дом насмерть пережарится, приоткрой он крышку своего гроба. Его штатные мудрецы высчитывали, что только следующее поколение будет готово к облучению, он и давай таскать к себе в койку всех подряд девок.
— Джеронимо! — воскликнула Вероника.
— Что? Не мешай! Видишь, я показываю другу семейный фотоальбом и делюсь приятными воспоминаниями? Так вот, как уже было сказано выше, репродуктивная функция у папаши оставляла желать лучшего, но, наконец, усилия увенчались успехом. И — о, великий бог обломов! — родилась девчонка. Правда, как сказали мудрецы, идеально подходящая. Вот если Вероника пройдет облучение — это будет адский ад. Она весь мир в коленно-локтевую опрокинет, не задумываясь, да и период полураспада у нее будет — лет двести минимум. Сможет управлять радиацией, расщеплять атом на расстоянии. Целая уйма развеселых плюшек! И все — девчонке, которая не продолжит род! Разумеется, дон Альтомирано взбесился, и койка его заскрипела с утроенной энергией. Четыре года напряженных трудов — и вот он я! Чудо! Мальчик! Без малейшей предрасположенности к облучению, да еще и «ботаник». То-то же папа взбесился! Говорят, рыдал, как сучка, дней десять подряд. А потом психанул и облучился сам. Теперь у дома Альтомирано есть собственное пугало, чертик в табакерке.
Джеронимо выдержал паузу, давая Веронике возможность защититься, но она, отвернувшись, смотрела в стенку.
— Насчет фэйла со мной, впрочем, есть и альтернативное мнение, — продолжал Джеронимо. — Рикардо говорит, что его комната располагалась рядом с траходромом моего якобы папаши. И каждую ночь доброе сердце Рикардо разрывалось от сочувствия к бесплодным стараниям дона Альтомирано.
— Рикардо такой, да, — кивнул я, вспомнив сердобольного лысого тюремщика и палача.
— И вот однажды он понял, что не вынесет страданий дона и решил помочь. Глубокой ночью, когда дон захрапел, как сытый людоед, а очередная кандидат