24 июня 1918 г.
«4 утра. Неужели Николай II убит? Глубинам совести народной, если остались какие-нибудь глубины, будет нелегко пережить эту кровь. Тут уж трудно будет говорить, как об Александре II, что господа убили Царя. Впрочем, кто его знает, – мож.[ет] б.[ыть] по нынешней психологии народной, чего доброго, еще гордиться будут, бахвалиться! Вот, мол, мы какие-сякие, знай наших! Уж если царю башку свернули, – сторонись, мать вашу так! Всех переколотим, перепотрошим! И сделают. Чего не сделает хладнокровный душегуб, сбросивший лохмотья своей смердящей цивилизации и объявивший себя откровенным зверем!»
24 июня 1918 г.
«6 ч. вечера. Наш рассыльный Новожицкий читал подтверждение ужасного слуха: несчастный царь действительно убит. Второе цареубийство за 37 лет! Боже, какая бездарная у нас, какая злосчастная страна! Итак, родившись в день Иова многострадального, Николай претерпел столько бедствий, сколько едва ли кто из его современников – не только коронованных, но и простых пастухов. Точно чья-то грозная тень из-за гроба наклонялась над Ним и душила все блистательные возможности счастья. Тень ли замученного Алексея? Тень ли Иоанна Антоновича, или Петра III, или Павла? Поневоле начинаешь быть суеверным. Между тем, в самой реальности дело объясняется гораздо проще. Просто Николай II был слабый человек.
Свидетель моего времени, я твердо уверен, что на месте Николая II можно было избежать и японской войны, и теперешней, и тогдашней революции, и теперешней. Как? Да очень просто: глядеть во все глаза на опасность и уклониться от нее. Вот и все. Но для этого нужно иметь не те газельи глаза, не тот изнеженный декадентский мозг, не то размягченное воспитание, не то чутье и характер. Удивительное дело: простой кучер должен быть сильный мужчина, умеющий держать кнут и вожжи. А в кучера 180 миллионов народа попал изящный рамоли (человек, страдающий размягчением мозга, паралитик. – Ю. Ж.) от рожденья. И себя погубил, и нас, как деревянный вал, вставленный в стальную машину. (…) …кстати: несчастнейший царь был одним из громких поклонников моей книжки “Думы о счастье”, как мне передавал Ф. Ф. Веропонов со слов какого-то генерал-адъютанта с Кавказской фамилией. Не знаю, как я поступил бы, но следовало бы на троне сидеть громовержцу и полубогу, а не вырожденцу и слабаку.»
25 июня 1918 г.
«(…) Затяжной холодный дождь. Тупая тоска на сердце, так что приходится подбодрять себя философией. Говорю батюшке Коведяеву: убили Государя. Стало быть, молитвы не помогают: за него ли не молились тридцать лет и больше сотни миллионов народа, и он сам такой религиозный.
– Кощунственно молились, отвечает. Надо молиться, как следует!
Не хотелось обижать человека, но мог бы сказать: почему вы не помолились, как следует, чтобы не попасть из священника в рассыльные?»[55]
Безусловно, на эти откровения валдайского интеллигента-обывателя можно возразить, что июньские известия о гибели Государя были всего лишь слухами, и не более. Но в своих дневниковых записях это отмечает и сам М. О. Меньшиков, хотя постепенно и принимает их на веру. Посему, видимо, запамятовав о правиле «о мертвом или хорошо или ничего», слишком раздражён и резок в своих суждениях.
Но в том-то и дело, что первоначальные известия о гибели Государя были всего лишь только слухами, дошедшими даже до захолустного Валдая. Но в эпоху острых социальных конфликтов, к коим, в первую очередь, относятся революции, слухи вообще играли особую роль. Приобретая функции стихийного оружия массового и индивидуального поражения, они определяли не только сиюминутное действие или поведение, но и формировали мотивацию будущего поведения отдельных групп и индивидов.
Социальные психологи относят слухи, как таковые, к упрощённому образу настоящего и будущего, отброшенному в плоскость прошлого, отмечая их способность как бы «заговаривать будущее». И они же, классифицируя слухи, выделяют из них две основные группы: слух-мечта и слух-пугало.
Мне трудно судить, к какой из этих групп можно было бы отнести слухи о гибели Государя. Видимо, ни к одной из них они не подходят. Или же, наоборот, подходят и к той, и к другой группе, но только лишь в зависимости от среды их распространения. Однако в нашем случае данное явление заключается в том, что при передаче и обсуждении слухов, вероятнее всего, и происходит тот самый процесс адаптации к изменившейся реальности, который, в свою очередь, имеет особое, а порой, и наиглавнейшее значение. Россия, в лице её разномастного населения, ждала гибели Царя, как на осознанном, так и на подсознательном уровне, что позволило ей мысленно быть готовой к этой трагедии… Большевикам же в июле 1918 года оставалось только лишь превратить ожидаемое в реальное, уже нисколько не опасаясь грандиозного народного возмущения, которого, собственно говоря, и не последовало…
А чем же всё это время занимались имевшиеся ещё в достаточном количестве антибольшевистские силы? И почему не двинулись на выручку своего Государя казаки Атамана А. И. Дутова и бойцы сформированной в Сибири Западно-Сибирской Отдельной Армии под командованием Генерал-Майора А. Н. Гришина-Алмазова? Или же им, ещё столь недавно присягавшим на верность Государю и Отечеству, уже стало не до Него?
На этот вопрос даже сейчас не получить однозначного ответа. Однако о кое-каких, связанных напрямую с этим вопросом событиях, было бы всё же уместно рассказать читателю, освежив в его памяти некоторые, так сказать, эпизоды отечественной истории.
Ещё совсем недавно советская историографическая наука внушала отечественному читателю распространённую версию о том, что белогвардейцы яростно рвались к Екатеринбургу освобождать Царя. Посему у большевиков оставался один-единственный выход – расстрелять Государя и Его Семью, что в какой-то мере оправдывает их перед судом истории. (Если, конечно же, подобные действия можно оправдать в принципе.) Но забудем на время привычную для нас всех версию и постараемся взглянуть правде в глаза.
Гражданская война на Урале началась в ночь на 15 ноября 1917 года захватом Оренбурга казачьими отрядами Атамана А. И. Дутова. Сопротивление дутовцев было сломлено к середине апреля 1918 года, и никаких военных действий на территории Урала не велось вплоть до конца мая, то есть до так называемого «мятежа» Отдельного Чехословацкого Корпуса, начавшегося в Челябинске 24 мая 1918 года.
Как известно, центром дислокации чехословаков на Урале стал Челябинск, расположенный на юге этого огромного региона. 26 мая восставшие чехословаки захватили этот город, что, в свою очередь, стало сигналом к открытому выступлению всех антибольшевистских сил и открыло первую страницу в истории Гражданской войны на Урале.
Основной контингент восставших – опытные солдаты, прошедшие горнило Первой мировой войны в боях против германских и австро-венгерских войск. Так что в означенный период сборным красногвардейским отрядам (сформированным по большей части из числа рабочих, имевших весьма отдалённые навыки в военном деле) противостояли части чехов и русских белогвардейцев, состоявшие в основном из казаков и бывших офицеров. (Кстати, в одной из официальных инструкций, существовавших в годы войны, военнослужащим Австро-Венгерской Армии предписывалось вступать в бой с казаками только лишь в случаях пятикратного численного превосходства!) А что касается офицерских частей, то в этом случае было бы не лишним вспомнить о «психической атаке» каппелевцев, столь хорошо известной по хрестоматийному эпизоду фильма «Чапаев». (Правда, показанные в фильме братьев Васильевых каппелевцы почему-то были одеты в мундиры марковцев.)
А вот и ещё одна весьма характерная деталь. Частями, наступавшими на Екатеринбург, будет командовать Полковник С. Н. Войцеховский – один из талантливейших командиров Отдельного Чехословацкого Корпуса и Сибирской Армии белых. (Впоследствии – Генерал-Майор, заменивший умершего во время Сибирского Ледяного похода генерала В. О. Каппеля на посту Командующего Западным фронтом и совершивший в феврале 1920 года беспримерный прорыв от Иркутска к Чите для воссоединения с частями Атамана Г. И. Семёнова.) И вот тут, само собой, возникает вопрос – а кто, собственно говоря, противостоял этому опытному противнику?
К лету 1918 года Екатеринбургский гарнизон состоял из нескольких сотен красногвардейцев, а вместе с Первым батальоном Уральского Областного Комитета РКП(б) и силами «Летучего отряда» ОЧК не превышал 1000 человек. А если ещё принять во внимание тот факт, что большинство красногвардейцев было вооружено охотничьими ружьями и прочим оружием устаревших систем (однозарядными винтовками Бердана № 2 и Гра, револьверами Смит-Вессона и Лефоше), а также и то, что в их среде процветало беспробудное пьянство, картина видится, куда более чем откровенная.
Поэтому не случайно М. К. Дитерихс пишет в своей книге о том, что части Подполковника С. Н. Войцеховского «вошли в город, рассеяв Красную гвардию». Яснее не скажешь – не разбив, а именно рассеяв. А из этого, в свою очередь, следует лишь один вывод – проблем с взятием Екатеринбурга у белых не было…
И ещё. Центром антибольшевистских сил на Урале был в то время Челябинск, находящийся от Екатеринбурга всего в шести-семи часах езды по железной дороге со всеми остановками. А если без таковых, то расстояние до этого города можно было бы покрыть всего за три-четыре часа. Так кто же мог помешать белым совершить этот рывок на север и, что называется, с налёта захватить столицу «Красного Урала»? А главное, при этом было совсем не обязательно удерживать в дальнейшем этот город. Можно было просто ворваться в него на несколько часов, как, зачастую, и случалось в практике Гражданской войны. Так что в случае с Екатеринбургом это тоже было бы вполне возможным, если бы белое командование считало бы для себя спасение Царской Семьи «приоритетом номер один». А что произошло на самом деле?
Ранее уже говорилось, что Челябинск оказался в руках чехословаков уже 24 мая, а взятие Екатеринбурга случилось 25 июля. То есть, без дня, через два месяца! Но за это же самое время чехословаки сумели захватить такие города, как Кыштым, Миасс, Троицк, Верхнеуральск, Магнитогорск, Златоуст. Но все они – южнее и западнее Челябинска, то есть лежат в противоположном Екатеринбургу направлении. Были завоёваны и города, расположенные к юго-востоку от Челябинска: Шадринск, Курган и Петропавловск, а также Тюмень, захват которой вообще трудно прокомментировать, так как о