18 декабря 1927 года постановлением Политбро ЦК ВКП(б) он исключён из партии, после чего арестован и Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ осуждён к четырём годам высылки в Ачинск.
В отличие от «троцкистов», продолжавших занимать по отношению к «линии Сталина» открыто враждебную позицию, «зиновьевцы» уже через 11 месяцев, что называется, капитулировали, став к ней вполне лояльными. Такая «раскаявшаяся оппозиция» как нельзя лучше устраивала И. В. Сталина, посему многие бывшие политические противники были прощены и восстановлены в партии. 9 ноября 1928 года был восстановлен в партии и Георгий Сафаров, который после своего перерождения вновь был поставлен во главе Восточного Отдела Коминтерна.
Крепко запомнив «сталинский урок», Г. И. Сафаров уже более не примыкал к какой-либо политической оппозиции, вёл себя смирно и все последующие годы работал, не сколько как партийный функционер, а, скорее, как востоковед. И, надо сказать, что и на этом поприще он также смог добиться определённого успеха – став, фактически, историком-политологом, он разработал собственную теорию «аграризации» восточных стран. Однако работа есть работа, и теперь ему, помимо восточного направления, приходилось курировать в Коминтерне и африканское. (Ведь задуманная Мировая революция должна была «освободить от ига капитализма» не только рабочий класс Европы и Азии, но и порабощённые народы Африки, над которым также должно было быть водружено Красное Знамя труда!)
В 1933 году в Москве издаётся весьма фундаментальный по объёму труд Г. И. Сафарова «Очерки по истории Китая», в котором он проводит классический марксистский анализ истории этой страны. Развёртывая таковой на основе работ И. В. Сталина по национальному вопросу, он, тем не менее, допускает весьма серьёзную ошибку, приводя в этой работе выдержки из книги Л. Д. Троцкого «Перманентная революция», – книги, вышедшей в Берлине в 1930 году, то есть после выдворения «демона революции» за пределы СССР. (Это ему потом припомнят!)
В декабре 1934 года почти сразу же после убийства С. М. Кирова Г. И. Сафаров арестовывается по делу так называемого «Ленинградского центра».
28 декабря 1934 года на состоявшемся судебном процессе по этому делу, материалы в отношении ряда арестованных были выделены в отдельное производство, получившее название «Ленинградская контрреволюционная зиновьевская группа Сафарова, Залуцкого и др.». (Этому в немалой степени способствовал и сам Г. И. Сафаров, согласившийся сотрудничать со следствием и добровольно взявший на себя роль провокатора-осведомителя. Поэтому и назначенное ему наказание было достаточно мягким…) 16 января 1935 года Особое Совещание при НКВД СССР осудило Г. И. Сафарова на 2 года высылки.
Находясь в ссылке, Г. И. Сафаров продолжал строчить доносы на своих бывших товарищей, но это ему не помогло. Когда в 1936 году пошла вторая волна процесса над «зиновьевской оппозицией», Г. И. Сафаров был приговорён уже к пяти годам лагерей. В 1937 году он содержался в ВоркутЛаге, откуда был этапирован в Москву, где сначала находился в печально знаменитой Сухановской особорежимной тюрьме, а затем был переведён в Саратов, где содержался в бывшем Саратовском централе.
В 1942 году, когда фронт стал приближаться к Поволжью, Особое Совещание при НКВД СССР 27 июня 1942 года приговорило Г. И. Сафарова к высшей мере социальной защиты – расстрелу.
Приговор был приведён в исполнение 16 июля 1942 года. То есть, непосредственно, в канун 24-й годовщины со дня убийства Царской Семьи… И как в таком случае не согласиться с тем, что угол падения равен углу отражения! «Рабоче-крестьянская власть» и в отношении Г. И. Сафарова проявила «крайний демократизм». Она тоже не сделала для него «исключения» – расстреляла вместе с бандитами и уголовниками…
С началом реабилитации жертв сталинских репрессий, пришедшейся на конец 1950-х – начало 1960-х годов, дело «Ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы Сафарова, Залуцкого и др.» было пересмотрено Военной Коллегией Верховного Суда СССР и прекращено в связи с отсутствием состава преступления в действиях всех его участников, за исключением… Г. И. Сафарова. Аналогичная ситуация сложилась и с восстановлением его в партии. В то время, как все участники «группы Сафарова» были посмертно восстановлены в партии в 1990 году, сам он восстановлен не был, поскольку доподлинно была установлена его роль провокатора в этом «громком деле»…
Чуцкаев Сергей Егорович (1876–1944)
И, наконец, последним в списке лиц «еврейской национальности», причисленных к таковым М. К. Дитерихсом, оказался С. Е. Чуцкаев, о котором генералу, тем не менее, сведений «собрать не удалось»…
Сергей Егорович Чуцкаев родился 22 марта 1876 года в деревне Сугат Камышловского уезда Пермской губернии в семье станционного смотрителя. Сын небогатых родителей, он стремился получить хорошее образование и сумел поступить в Екатеринбургскую мужскую гимназию.
Учился Сергей Чуцкаев, судя по всему, отменно, так как в полученном им аттестате было отмечено, что он имел «отличное поведение», «отличное прилежание» и «весьма хорошую любознательность». На выпускных экзаменах Сергей Чуцкаев по большинству предметов получил оценку «отлично», сдав лишь три предмета на «хорошо».
Как он сам позднее писал в своей биографии: «жизнь на старом Сибирском тракте (знаменитая Владимирка) оставила след с детства».
«1881–1883 гг. – продолжал С. Е. Чуцкаев, – были полны разговорами о политических ссыльных. Ярко помню одну большую партию политиков – беззаботную и веселую, которую мы издали, из-за цепи солдат, наблюдали на сугатском этапе. Сочувствие к этим людям было, понимания – никакого.
В 1884 г. переехали в гор. Камышлов. Там учился в приходском училище и уездном. Среда была мещанская. Интересов к общественной жизни не существовало.
В 1887 г. поступил в Екатеринбургскую гимназию. Камышловское воспитание и толстовско-деляновская дисциплина делали из меня смирного и аккуратного гимназиста, усердно занимавшегося классическими языками и математикой. В пятом классе прочитал Писарева. Он перевернул все мировоззрение. Из религиозного мальчика, любившего помечтать над Пушкиным, Тургеневым, графом Монте-Кристо (Дюма), превратился в ярого нигилиста. Купленный ранее на заработанные деньги Пушкин пошел на толкучку. Выписал «Научное Обозрение» Филиппова, когда оно выходило еженедельными тетрадками, и усердно изучал их. Потом появились К. Фохт, Бюхнер, Молешотт, Сеченов. Возникло желание заниматься естествознанием. Последние годы гимназии были годами моральной каторги, так хотелось бросить Т. Ливия, оды Горация, “Антигону”, “Илиаду”, чтобы скорее заняться вопросами синтеза белковых веществ. Переход от писаревского индивидуализма, замыкавшегося на впитывании естествознания, возне с астрономической трубой, резании трупов птиц и кошек, – к общественным настроениям происходил в седьмом классе гимназии (1893–1894 гг.). Принял участие в кружке учащихся. Читали “Исторические письма” Мартова, писали рефераты, спорили, поправляли друг друга. Дома в одиночку читали нелегальную литературу “Народной Воли”. Здесь впервые сложились общественные симпатии и желание работать “на благо народа” и “оплатить ему свой долг критически мыслящей личности”. Тогда же делались первые попытки поработать для революции. Занимался с кружком учениц акушерской школы, печатал на гектографе систематический указатель для чтения легальной прогрессивной литературы и проч. Чтение Добролюбова, Чернышевского, романов “Кто виноват”, “Что делать”, “Знамения времени” – ещё более содействовало закреплению радикального настроения[139].
То есть, как следует из сказанного, свой первый нелегальный ученический кружок «с известным нигилистическим нестроением», Сергей Чуцкаев начинает посещать, будучи учеником 7-го класса. И именно к этому времени относятся его первые шаги на ниве нелегальной деятельности: занятия с кружком курсисток акушерских курсов и «участие в издании на гектографе “Систематического указателя по чтению народнической литературы”».
Но именно эта самая кружковая деятельность не обошлась без последствий. Будучи учащимся 8-го класса, он впервые знакомится с полицией или, по его собственному выражению, получает «первое жандармское крещение». Кружок разогнали, а его участники не пострадали лишь в силу своего малолетства, а также потому, что юные революционеры заранее были предупреждены «одним осведомлённым обывателем».
Окончив гимназию в 1895 году, Сергей Чуцкаев мечтает двигать науку в области химии и физиологии, для чего поступает в Императорский Казанский Университет.
В первые месяцы учёбы он «с величайшим благоговением» слушает лекции профессоров по естественным наукам, а также работает в анатомическом, ботаническом и зоологическом кабинетах.
«Однако сплетни и вообще полная осведомлённость о грызне и склоках между профессорами, – писал он далее, – скоро так оттолкнули от желания ученой карьеры, что университет был заброшен, и всё время отдавалось чтению “Коммунистического манифеста”, исторических статей К. Маркса, “Критических заметок” Струве, Бельтова, Волгина, “Эрфуртской программы” Каутского и происходившей тогда полемики между марксистами и народниками»[140].
После ознакомления с марксистской литературой «налёт народничества» и вера в идеалы народовольцев отпали навсегда. И теперь студент Чуцкаев, по его же собственному признанию, примыкает к наиболее радикальной части марксистской среды студенчества.
В 1896 году он переводится на учёбу в Императорский Санкт-Петербургский Университет. Но в стенах этого старейшего учебного заведения Сергей уже не мечтает о карьере учёного – все его мысли направлены на активную революционную работу. Продолжая своё марксистско-революционное воспитание, он всерьёз поглощён изучением «Капитала» К. Маркса, работ В. И. Ленина, а также различной литературы по политэкономии.