Возможно, что текст этих воспоминаний (как верно заметил в своей книге «Господи… спаси и усмири Россию» Э. С. Радзинский со слов своей «старой подруги» – сотрудницы Государственного Музея Революции СССР) был изъят органами НКВД в связи с арестом дочери Я. М. Юровского – Риммы Яковлевны Юровской, взятой в 1938 году в ходе плановой чистки партийных кадров[395]. А, возможно, что и нет…
(Автор склонен думать, что во время своего посещения Музея Революции СССР 13 марта 1927 года Я. М. Юровский и Г. П. Никулин рассказывали больше о своих «исторических» биографиях, нежели о расстреле Царской Семьи.)
К 10-летней годовщине расстрела Царской Семьи и последующей за ней годовщине вытеснения войск Верховного Правителя с территории Урала у Я. М. Юровского возникает идея выпуска некого издания о расстреле Царской Семьи, в котором, по его замыслу, должны были быть опубликованы свидетельства непосредственных участников этих событий, которые смогли бы окончательно подтвердить факт произведения им того самого «исторического» выстрела. Предварительно он решает посоветоваться со своим старым приятелем по совместной работе на Урале Ф. И. Голощёкиным, занимавшим к тому времени пост Первого Секретаря Казахского Крайкома ВКП(б). На это предложение бывшего коменданта ДОН Ф. И. Голощёкин пояснил, что для решения этого столь важного вопроса необходимо получить «добро» у самого товарища Сталина.
Ибо к тому времени многие «герои» тех дней (А. Г. Белобородов, Г. И. Сафаров, Б. В. Дидковский, С. В. Мрачковский и др.) оказались в троцкистской оппозиции, и прославление их, пусть даже прошлых «революционных заслуг», к тому моменту было крайне нежелательным. Встретившись с И. В. Сталиным в 1928 году, Ф. И. Голощёкин уже от своего имени, что называется, озвучил это предложение Я. М. Юровского и, как и следовало ожидать, получил от «хозяина» резко отрицательный ответ в самой категоричной форме: «Ничего не печатать и вообще помалкивать…» Так ли оно было или нет, но об этом факте в 1992 году рассказывал Э. С. Радзинскому сын цареубийцы М. М. Медведев. А вот спустя годы правдивость его слов подтвердилась. В личном фонде И. В. Сталина в РГАСПИ сохранился «Журнал записи посетителей», в котором имеется запись о том, что Ф. И. Голощёкин был на приёме у И. В. Сталина 28 марта 1928 года.
Тем не менее, начиная с 1927 года, тема «Царской Семьи» вновь появляется на страницах советских исторических журналов.
Так, например, в журнале «Красная Башкирия» за ноябрь 1927 года под заголовком «Как мы перевозили бывшую царскую семью» были опубликованы воспоминания Д. М. Чудинова – бывшего Начальника «Отряда по перевозке царской семьи из Тобольска в Екатеринбург».
В № 3 (27) журнала «Красная Новь» за 1928 год под заголовком «Последний переезд полковника Романова» публикуются воспоминания бывшего Председателя Губисполкома Тюменского Совдепа Н. М. Немцова. А в № 5 (29) этого же журнала под заголовком «Николай Романов в Тобольске и Екатеринбурге (Из воспоминаний коменданта)» вновь публикует свои воспоминания А. Д. Авдеев.
В этом же году бывший Уральский Областной Комиссар печати В. А. Воробьев под заголовком «Конец Романовых» публикует свои воспоминания в № 29 (247) историко-публицистического журнала «Прожектор».
В 1930 году в № 9 (105) журнала «Пролетарская революция» под заголовком «С секретным поручением в Тобольске» А. Д. Авдеев публикует свои воспоминания в третий раз.
В 1933 году в № 1 (145) журнала «Каторга и ссылка» под заголовком «9 января в царской тюрьме» были опубликованы воспоминания М. А. Медведева (Кудрина). Список можно продолжать…
Надо заметить, что хоть воспоминания М. А. Медведева (Кудрина) и не описывали событий июля 1918 года, однако тяга этого человека к литературному творчеству была хорошо известна Я. М. Юровскому. (Проживая постоянно в Москве с 1931 года, М. А. Медведев (Кудрин) периодически встречался с Я. М. Юровским у себя дома, где они неоднократно обсуждали некоторые детали той страшной ночи.)
Говоря о воспоминаниях Я. М. Юровского, нельзя также не сказать хотя бы несколько слов о его выступлении в Свердловске 1 февраля 1934 года на «Совещании Старых большевиков по вопросу пребывания Романовых на Урале». На сегодняшний день эти воспоминания менее всего изучены и представляют собой весьма интересный материал для исследователей. (Даже, несмотря на то, что наименьшее количество «тайн» многие исследователи связывают именно с ними.) Однако всё по порядку.
В конце 1931 года Я. М. Юровский из-за обострившейся болезни сердца выходит на пенсию, однако в порядке партийной нагрузки продолжает выполнять отдельные общественные поручения по линии ЦКК РКИ и КСК при СНК СССР. В это же самое время он начинает собирать документы, необходимые ему для оформления Персональной пенсии.
Кроме того, в декабре 1933 года Я. М. Юровский пишет заявление о приёме его в члены Всесоюзного Общества Старых Большевиков (ВОСБ), с 1921 года состоящего при Истпарте. Этот запоздалый шаг Я. М. Юровского, вызывает некоторое удивление. Будучи членом РСДРП с 1905 года и имея только к 1917 году 12-летний партийный стаж (для вступления в члены ВОСБ необходимо было вступить в партию до 1917 года и на момент приёма в упомянутую организацию иметь общий партийный стаж не менее 18 лет), он мог стать членом этого Общества буквально с первых дней его создания.
(Автор предполагает, что мысль о вступлении в члены ВОСБ появилась у Я. М. Юровского только лишь после смерти основателя ВОСБ – М. Н. Покровского. Никоим образом не связывая этот факт с текстом «записки Юровского», автор всё же считает, что такой шаг не мог быть предпринят просто так, без какой-либо веской на то причины. Ибо куда более вероятно, что основанием для этого шага явилась деятельность Я. М. Юровского в бытность его Председателем Отдела по реализации ценностей Гохрана НКФ Р.С.Ф.С.Р. и связанный с этим скандал, возникший в связи с попыткой продажи за рубеж колоссальных ценностей Российской Империи, которые во все годы Советской власти цинично назывались её руководителями «Достоянием Республики».)
Став кандидатом в члены ВОСБ, Я. М. Юровский в конце января 1934 года выехал в Свердловск, чтобы получить там необходимые ему документы. Собирая эти документы в ставшим ему почти что родным городе, он просто не мог не обратиться за помощью в подборе некоторых из них в Свердловский Истпарт, возглавляемый с 1928 года С. С. Моисеевым. Скорее всего, именно Я. М. Юровский предложил С. С. Моисееву организовать его, Я. М. Юровского, выступление перед членами Свердловского областного филиала ВОСБ (СОФ ВОСБ), поскольку, во-первых, те должны были хорошо его помнить по совместной работе на Урале, а, во-вторых, он имел на то полное право – на тот момент вопрос о его членстве в рядах ВОСБ был, что называется, вопросом времени. (В случае отказа Я. М. Юровский всегда мог сослаться на один из основных пунктов Устава ВОСБ: «Установление тесного товарищеского общения между старыми большевиками».)
Находясь в Свердловске, Я. М. Юровский просто не мог не посетить открывшийся в бывшем доме Ипатьева Уральский Областной Музей революции. А, побывав в одном из его главных залов, – реконструированной комнате, где произошло убийство Царской Семьи, – не поверил глазам. Почетное место среди всех прочих экспонатов, развешанных по стенам этого зала-комнаты, занимал ранее принадлежавший П. З. Ермакову пистолет Маузера, надпись под которым гласила, что именно из этого пистолета П. З. Ермаковым лично «были убиты бывший царь, царица и наследник»…
Так что, посетившему музей бывшему коменданту ДОН, было о чём призадуматься. И уж конечно было что сказать своим старым товарищам, допустившим такую «историческую несправедливость». Посему, выступая на упомянутом совещании, он в самой категоричной форме осудил деятельность некоторых сотрудников этого музея, рассказывающих о расстреле Царской Семьи не со стороны «политической необходимости», а с позиций «зверской кровожадности»[396].
Стенограмма беседы «Совещания Старых большевиков по вопросу пребывания Романовых на Урале», состоявшегося, как уже говорилось ранее, в Свердловске 1 февраля 1934 года, сегодня хорошо известна многим исследователям. (Хотя её полный текст был опубликован только лишь в одном издании.)
Может быть, этим и объясняется своего рода пассивность некоторых исследователей в отношении более тщательного изучения её текста. (Достаточно сказать лишь о том, что запись этой беседы производилась двумя стенографистками, а расшифрованный текст до сих пор представляет собой лишь один вариант из этих записей[397].)
Работая с текстом указанной стенограммы, автор пришел к выводу, что текст её несколько специфичен. А, кроме того, автор глубоко уверен в том, что Я. М. Юровский организовал эту встречу исключительно по собственной инициативе и, как говорится, в собственных интересах, поскольку беседа эта (происходившая опять же таки в присутствии стенографистки) была для него последней возможностью вписать своё имя в историю.
Прекрасно разбираясь в людях, Я. М. Юровский просто не мог не понимать, что С. С. Моисеев ни за что не сможет отказать ему в этой разумной инициативе. С одной стороны, С. С. Моисееву (как более молодому члену партии) будет несколько затруднительно отказать в просьбе заслуженному члену партии. С другой стороны, как Заведующий Свердловским Истпартом, С. С. Моисеев был просто обязан пополнять вверенные ему архивные фонды различного рода документальными материалами. А, с третьей стороны, было совершенно невозможно отложить эту встречу на неопределённый срок – Я. М. Юровский абсолютно не мог ничего сказать о времени своего следующего визита в Свердловск.
Рассказ Я. М. Юровского на «Совещании старых большевиков по вопросу пребывания Романовых на Урале», в общем-то, не таит в себе чего-либо принципиально нового. (Всё те же недомолвки, касающиеся некоторых фактов, имеющих прямое отношение непосредственно к коменданту, за исключением, пожалуй, освещения некоторых, не меняющих существа вопроса, деталей, а также дополнительных штрихов к портретам участников этой исторической драмы.) Однако в нём всё же присутствуют пять весьма важных ключевых моментов, на которые следует обратить особое внимание.