Ясно, что уже в конце XX в. журналистика (как обычная, так и телевизионная) деградировала, изжив себя, и из профессии превратилась в занятие; ясно также, что западный обыватель равнодушен и верит своим СМРАД; ясно, что «пятая колонна» в РФ исполняет свой стриптиз прежде всего для внешнего потребителя, отрабатывая чужеземные сребреники, загранпоездки, награды; ясно, что спорить с ними бессмысленно. И, тем не менее, хочется спросить: если с 1991 г. по наши дни по миру прокатилось больше войн, чем в 1945/50-1991 гг., если все они так или иначе были организованы Западом, то при чём здесь Россия? Нет ни одного доказательства, что «Боинг» сбили ополченцы и, напротив, немало свидетельств тому, что это сделали украинцы. В России нет закона о преследовании гомосексуализма, который ныне не только (в глазах многих) уже не является половым извращением, но стал чем-то значительно большим, а именно – пропуском в элитные и/или околоэлитные круги, знаком причастности к ним: готовность переступить через биологическое естество и традиционные социальные нормы есть знак лояльности Хозяевам мировой игры, символ готовности подставить зад не только в прямом, но и в переносном смысле слова (чем это отличается от опускания в тюрьмах? Добровольным характером? Чем это отличается от вылизывания зада вожаку в стае бабуинов? Тем, что этим занимаются люди? Люди ли?)
За всеми липовыми обвинениями западной верхушки в адрес России скрывается, если счистить шелуху, страх перед единственной незападной страной, которая не просто не легла под капиталистический Запад в качестве колонии или полуколонии, не только успешно сопротивлялась ему, но в течение четырёх столетий наносила ему поражения, а в XX в. создала альтернативную капитализму мировую систему – системный антикапитализм. Русские – не Запад, но в то же время европейцы (другие европейцы) создали альтернативную западной европейскую же культуру, основанную на русских ценностях. Кто-то верно заметил, что если героев западных писателей первого ряда (Бальзак, Диккенс, Золя) волнуют деньги и карьера, то героев русских писателей первого ряда (Толстой, Достоевский) занимает смысл жизни, вопросы нравственности. Россия – это другая христианская Европа, нежели Запад, другая Европа, распространившаяся на всю Северную Евразию и живущая по своим правилам, и уже тем самым неприятная Западу – и неприемлемая. Отсюда – агрессивная русофобия как важнейшее оружие психоисторической войны против России.
Основные уровни ведения психоисторической войны – информационный, концептуальный, метафизический (смысловой). На информационном – простейшем – уровне происходит искажение фактов; концептуальный уровень – это интерпретация и пакетирование информации («фактов», которые в случае ложной интерпретации превращаются в фальшь-факты) определённым образом, навязывающие объекту воздействия выгодное субъекту видение; метафизический (смысловой) уровень – это высший пилотаж психоисторической войны, здесь происходит главное: уничтожение смыслов, характерных для объекта воздействия («мишени») и подмена их чужими с целью лишить «мишень» её метафизики и воли к сопротивлению.
Одной из линий, проходящей сквозь все три уровня, является создание негативного образа «мишени» и – программа-максимум – внедрение его в доминирующие группы общества-мишени (автофобия, ненависть к своему, к самим себе – приязнь к чужому). Их стараются приучить к мысли, что они якобы почти свои, почти европейцы/американцы в глазах Запада; надо только чуть-чуть постараться и избавиться от «почти» – если не возненавидеть, то запрезирать свою страну и сдать её Западу, превратившись в нечто вроде старост при оккупационном режиме. Конкретный пример автофобии – русофобия. Русофобия как идея – это неприязнь (вплоть до ненависти) к русским как к таковым, к русскости как историческому типу и опыту, к его носителям – их идентичности, истории, ценностям, психотипу, образу мысли, жизнебыту. Русофобия как практика – это комплекс действий (информационных, экономических, политических и других), имеющих своей целью принижение и подавление русскости как психоисторического комплекса. Русофобия как стратегия – это стремление установить контроль над русскими как особой этно-исторической державообразующей целостностью с последующим уничтожением, стиранием их из истории, растворением в других народах.
Не редкость и практическая реализация русофобии. В широком масштабе крайние формы этого продемонстрировали нацисты во время Великой Отечественной войны; в наши дни симпатизирующие нацистам власти стран Прибалтики и Украины – с молчаливого согласия, если не одобрения Евросоюза и США реализуют русофобию в виде дискриминации русских в этих странах. На уровне пропаганды оголтелая русофобия характеризует действия представителей политической и медийной сфер Запада в последние несколько лет. По своему накалу это превосходит антисоветскую и антикоммунистическую пропаганду времён Холодной войны; тогда, если и затрагивали русских, то косвенно, более или менее завуалированно – удары наносились по коммунизму; по советской системе, по коммунистической идеологии.
Впрочем, кукловоды и их обслуга прекрасно отдавали себе отчёт: борьба ведётся хоть и против советской, но России. Открыто и ясно об этом в конце 1990-х годов высказался Зб. Бжезинский в интервью парижскому журналу «Le nouvel observateur». На вопрос о борьбе Запада и в частности США с коммунизмом Бжезинский ответил в том смысле, что не надо себя обманывать: мы (Запад) «боролись не с коммунизмом, а с Россией, как бы она ни называлась». Показательно, что этот подход своих хозяев чётко усвоил один из «прорабов перестройки» А. Н. Яковлев: в одном из последних интервью он заявил, что перестройкой её агенты ломали не только Советский Союз, но всю тысячелетнюю модель русской истории. В обоих случаях (Бжезинский и Яковлев) мы имеем дело с русофобией в её практической реализации.
Здесь важно отметить, что советофобия есть всего лишь скрытая, завуалированная форма русофобии. И сколько бы ни пытались иные хулители советского прошлого обосновать свою позицию исконно русским патриотизмом, православием, величием Российской империи, которую как нечто положительное противопоставляют Советскому Союзу (МФБ-комплекс: монархизм, феврализм, белогвардейщина как позитив отечественной истории), неприятием сталинизма и т. п., реально их хула носит русофобский характер. СССР – это во многих отношениях цивилизационный пик русского развития: это реальный русский модерн; это реальное развитие; это мировая фаза русской истории; наконец, это единственная в истории социальная система, в основе которой центральная русская ценность – социальная справедливость.
Враги России, русофобы, как за рубежом, так и в самой РФ прекрасно это понимают: советофобская кампания, очернение советского прошлого, советских достижений, советских побед – это удар по России, по русскому «короткому XX веку» (1917–1991), доказавшему историческую состоятельность, победительность русскости именно в её советской форме. Не случайно значительную роль в развитии русофобии на Западе и в частности в США сыграло советологическое экспертное сообщество. Немало его представителей работали в разное время в различных администрациях США. Среди этих людей хватало людей из Восточной Европы или их потомков – поляки, чехи, евреи, украинцы, румыны и т. д. Как правило, все они, будь то Зб. Бжезинский или Пола Добрянски (дочь бандеровцы-русофоба, подвизавшаяся в администрации Буша-младшего), Вулфовиц или Перл – имя им легион – ненавидели СССР именно как могучую форму исторической России. Отпечаток этой ненависти лёг на советологические штудии – не на все, разумеется, немало было серьёзных и интересных работ, а среди выходцев из Западной Европы далеко не все были ненавистниками СССР/России. Но… тенденция, однако.
С разрушением СССР советологи, казалось, останутся без работы, но они быстро переквалифицировались из «кремленологов» в специалистов по постсоветскому Кремлю. А ненависть осталась, причём теперь её не надо было прятать в антикоммунистические одежды. С каждой новой администрацией после Буша-старшего таких экспертов в истеблишменте становилось всё больше, росла их активность, достигшая максимума во время антипутинской истерии; многие «косяки» верхушки США в отношении России следует отнести на счёт той картины, которую рисовал русофобский сегмент экспертного сообщества. Проблема, однако, в том, что у нас к этой русофобской публике до сих пор относятся всерьёз, как к учёным, тогда как на самом деле перед нами рядовые и офицеры информационной войны (независимо от национальности – будь то Фиона Хилл или Лилия Шевцова) и вступать с ними в чисто научные дискуссии с целью поиска истины по меньшей мере глупо. Цель врага – не поиск истины, а нанесение ущерба России: в данном случае на научно-информационном фронте психоисторической войны. И если раньше русофобы рядились в тогу антикоммунистов, то сегодня на них наряд «критиков путинского режима» и борцов за «истинную демократию в России». Что это за «демократия» мы видели в 1993, 1996 и 1998 гг. Демократия с лицом ельциногайдарочубайса? Спасибо, не надо. Русофобия меняет лишь форму, суть остаётся прежней – она практически не изменилась с 1820-х годов.
Именно в это десятилетие стартовала русофобия как базовое оружия западных верхушек в психоисторической войне «против России, как бы она ни называлась». Время «запуска» русофобии выбрано было не случайно: именно тогда Россия стала смертельным врагом трёх сил, организовавших Французскую революцию 1789–1799 гг. (или активно способствовавших её возникновению и развитию) и начавших строить свой новый мировой порядок сразу же после завершения реализации её «экспортного варианта» – Наполеоновских войн.
Во-первых, это Великобритания, боровшаяся за гегемонию в мировой капиталистической системе с Францией и одержавшая над ней победу силами прежде всего России. Последняя именно из-за победы над Наполеоном, превратившей её в сильнейшую континентальную державу, стала в глазах британцев противником № 1.