ромные усилия, чтобы заново выстроить хорошие отношения между своей страной и Германией после ужасов Второй мировой войны. Семинар так вдохновил Фулгама, что в конце последней сессии, когда Пападерос спросил: «Есть вопросы?» — Фулгаму показалось правильным спросить: «Доктор Пападерос, в чем смысл жизни?» Пападерос не стал смеяться над вопросом, который многим показался бы банальным и риторическим. И у него был ответ на этот вопрос — по крайней мере, он нашел такой ответ для себя. Внимательно посмотрев на Фулгама, чтобы убедиться, что тот спрашивает всерьез, Пападерос достал свой бумажник, вынул из него зеркальце и спокойно начал объяснять:
Когда я был маленьким, шла война. Мы были очень бедны и жили в глухом горном селении. Однажды я нашел на дороге осколки зеркала — там разбился немецкий мотоцикл.
Я хотел найти все осколки и сложить зеркало, но это мне не удалось, так что я забрал с собой только один осколок, самый большой. …Я начал с ним играть и, к своему восторгу, обнаружил, что с помощью зеркала могу направить свет в темные места, которые никогда не освещало солнце: в ямы и щели, в шкафы, в углы. Я придумал себе игру: направлять свет во все самые недоступные точки.
…Когда я вырос, то понял, что эта игра еще и метафора того, что мне под силу в жизни. Я осознал со временем, что я не свет и не источник света. Однако свет — свет истины, понимания и знания — все равно есть в мире, и многих темных мест он сможет достичь, только если я его буду отражать.
Я осколок зеркала; я не знаю, как выглядело зеркало целиком и какой было формы. Но и с тем, что у меня есть, я могу отразить свет и направить его в темные углы мира, в мрачные закоулки в сердцах людей и, может быть, что-то изменить к лучшему. Может быть, кто-то еще со мной согласится и начнет поступать так же. Вот чем я занимаюсь. Вот в чем смысл моей жизни.
Обретение этого понимания помогло Пападеросу жить осмысленно. Каждый день приносил с собой вопрос: «Какой сегодня я найду мрачный угол, которому не хватает света, и как я буду его освещать?» Так он пришел к колоссальному ответу, что нужно объединить усилия с Иринеем, епископом Критским, и создать академию, которая будет нести дух согласия и примирения. Именно в ней и проходил семинар, на котором присутствовал Фулгам. И этот смысл каждый день подсказывал Пападеросу маленькие ответы вроде решения поделиться своей историей с Фулгамом{1}.
По-моему, чудесно, когда человеку еще в юности удается найти и сформулировать тот самый вопрос, который поведет его по пути открытий в жизни. Это получилось у Стива Джобса, и он рассказывал об этом, выступая перед выпускниками Стэнфорда в 2005 году: «В семнадцать лет я где-то вычитал фразу: „Если каждый день жить, как будто завтра не проснешься, рано или поздно обязательно окажешься прав“. На меня это произвело глубокое впечатление, и с тех пор я вот уже тридцать три года смотрю каждое утро в зеркало и спрашиваю себя: „Если бы сегодняшний день был последним в моей жизни, стал бы я делать то, что собираюсь сегодня делать?“ И если я много дней подряд отвечал себе „нет“, это означало, что пора что-то менять».
Лиор Див рассказывал мне: «Я очень-очень рано понял, что мне нужно быть счастливым, потому что просто довольным жизнью я не буду никогда. Что бы я ни делал, мне нужно видеть границы, которые я могу сдвинуть или преодолеть. Могу я приложить чуть больше усилий и добиться чего-то большего, чем достиг до сих пор? Это мой внутренний девиз».
Сара Блейкли, основатель и СЕО Spanx, вспоминает, что в детстве отец часто спрашивал ее за обедом: «Что у тебя не получилось на этой неделе?» Он поощрял Сару и ее брата больше рисковать, и она считает это «подарком», потому что благодаря этому усвоила: не результат — это не неудача. «Неудача — это не пытаться». (Отец Тиффани Шлейн преподал ей похожий урок, который она до сих пор вспоминает с благодарностью: «Если ты не живешь на грани, значит, занимаешь слишком много места».) Блейкли старается привить отцовский вопрос всем, кто работает в Spanx: «Благодаря ему я не боялась пробовать новое и расправлять крылья».
Многие приходят к правильному вопросу, способному вдохновлять их всю дальнейшую жизнь, только после того, как вдруг осознают, что прежде руководствовались не тем вопросом. Уолт Беттингер, СЕО Schwab, рассказал, как с ним это случилось в университете. Твердо вознамерившись стать успешным бизнесменом, он усердно изучал правила и формулы на занятиях по менеджменту и получал отличные оценки. На третьем курсе он даже записался на дополнительные курсы, чтобы окончить учебу раньше, и все равно остался отличником. Но последняя контрольная последнего занятия испортила ему средний балл. Это был курс бизнес-стратегии; занятия проходили дважды в неделю по вечерам, с шести до десяти, в дальнем крыле, и почти каждый раз после занятий студенты задерживались в здании еще на некоторое время, собираясь группками, чтобы вместе готовиться к коллоквиумам и контрольным.
На экзамене преподаватель раздал каждому по чистому листку. «Я научил вас всему, что вам нужно знать о стратегии, чтобы сделать первые шаги в реальном бизнесе, но ваш успех будет зависеть не только от этого». Он велел подписать листки, а потом ответить всего на один вопрос. «Как зовут женщину, которая делает уборку в этом крыле здания?» Молодой Беттингер выпучил глаза. Уборщицу он, конечно, видел: она заходила в аудиторию забрать мусор из корзин, мыла полы в коридоре, когда он стоял у автомата с напитками… Но говорил ли он с ней хоть раз?
Оказалось, что ее зовут Дотти, но узнал об этом Беттингер только после того, как получил за экзамен неуд. И этот урок он запомнил лучше, чем что бы то ни было из всего курса. Беттингер говорит, что ему было особенно стыдно потому, что он сам «из семьи таких Дотти» и должен был бы обладать теми ценностями, которые проверял преподаватель столь необычным экзаменом. Оглядываясь на свою долгую карьеру, Беттингер считает, что во многом обязан своим успехом тому, что тогда пересмотрел свое понимание, какими вопросами должен задаваться честолюбивый менеджер. Не «Как мне составить самую хитрую стратегию?», а «Кто все те люди, от которых зависит успех моей организации, и что им нужно, чтобы они максимально хорошо выполняли свою работу?»
Для меня «будильник прозвенел» после того сердечного приступа в 2014 году, о котором я упоминал в прологе этой книги. Теперь мне очевидно, что в месяцы, предшествовавшие кризису, я слишком много брал на себя: и интеллектуально, в плане объема работы, и эмоционально, и физически (в среднем два-три раза в месяц летал с континента на континент). Почему я довел ситуацию до такого? Я только позже понял: потому, что в раннем возрасте отдал свою жизнь на откуп не тому вопросу и пятьдесят лет ни разу не рассматривал его беспристрастно. Думаю, я не единственный, кто живет вот так, на автопилоте; ключевые вопросы часто вырастают из привычек, усвоенных еще в детстве.
К сожалению, многие дети выросли в такой обстановке, где кто-то из родителей или других близких членов семьи выступает жестоким и непредсказуемым источником психологического насилия, даже если никогда или почти никогда не прибегает к насилию физическому. Ребенок в такой ситуации обычно учится быстро считывать чужое настроение, отвлекать внимание, утешать других. Неудивительно, что мой ключевой вопрос — неосознанный, но определявший всю мою самооценку — звучал первоначально так: «Как сделать так, чтобы отец остался доволен?» Притом что я даже не замечал, что руководствуюсь этим вопросом, он со временем приобрел более общую формулировку, но не оставил меня и во взрослой жизни: «Как сделать так, чтобы все вокруг остались довольны?»
Согласен, требовать от себя, чтобы все вокруг были довольны, — это абсурдно и к тому же гарантирует стресс, который с годами только накапливается по мере того, как обязательств и взаимоотношений становится больше. Но чтобы изменить положение, нужно сначала осознать, что такой ключевой вопрос существует, и затем придумать, чем его заменить. Как говорит психотерапевт Мэрили Адамс, «научиться задавать правильный вопрос все равно что разгадать шифр к изменениям». Мне наконец удалось это сделать (и я очень многим благодарен за помощь), и я сбросил камень с души. Теперь я руководствуюсь новым ключевым вопросом: «Как я могу прямо сейчас изменить жизнь этого человека к лучшему?» Может показаться, что он не так уж отличается от предыдущего, но в нем есть некая жесткость из лучших побуждений, которая способна рассердить и в то же время, если получится, изменить ситуацию к лучшему. Новый вопрос побуждает меня к такой доброте, которая не заставляет меня брать на себя ответственность за то, чтобы кто-то был доволен.
Наши ключевые вопросы — ни мои, ни ваши — не высечены в граните. Они могут меняться со временем, потому что меняются обстоятельства и появляются новые возможности. Я спросил Нандана Нилекани, держит ли он в голове такой вопрос, который подсказывает ему решения. Прежде чем ответить, он пояснил: «Мне в жизни довольно-таки повезло в смысле успешного бизнеса и тому подобного». Он имел в виду, конечно, свою роль в создании Infosys, компании, рыночная цена которой превышает теперь 34 миллиарда долларов. Таким же образом сложился и его правильный вопрос: «Учитывая мое уникальное положение и способности, что я могу сделать, чтобы максимально положительно повлиять на максимально возможное число людей?» Этот ключевой вопрос позволил ему внести огромный вклад в борьбу с неграмотностью. И благодаря этому же вопросу ему нетрудно было согласиться, когда премьер-министр Индии предложил ему возглавить инициативу по обеспечению удостоверениями личности всего населения страны{2}.
Знаете ли вы свой ключевой вопрос? Заметите ли, когда его пора будет пересмотреть? И распознаете ли более хороший вопрос, если таковой появится? Главная идея этой книги: в определенных благоприятных условиях, как в работе, так и в частной жизни, хорошие вопросы рождаются чаще. Так что напоминайте себе о трех условиях их появления: неправота, дискомфорт и молчание. Погружайтесь в обстановку, где чувствуете себя неправыми, выходите из зоны комфорта, побуждайте себя к вдумчивому молчанию — и вопросы станут прибывать.