есть, впадает при этом в противоречие с самим собой»[413]. В этой связи уместно подчеркнуть, что Ленин выступал против упрощенной критики гносеологии Канта, имевшей место среди части марксистов. Надо, подчеркивал Ленин, не отвергать с порога рассуждения Канта, а исправлять «эти рассуждения, углубляя, обобщая, расширяя их, показывая связь и переходы всех и всяких понятий»[414].
Эти предварительные замечания относительно марксистского отношения к идеализму мы бы хотели сделать отправным пунктом анализа некоторых основных черт гносеологии Канта. Основоположением «критической философии» является утверждение, что время и пространство не независимые от человеческого сознания формы существования «вещей в себе», а предшествующие опыту (и делающие его возможным), априорные субъективные формы чувственных восприятий внешнего мира. Это положение Кант пытался обосновать уже в докторской диссертации 1770 года. В дальнейшем Кант постоянно возвращался к его обоснованию, так как именно оно больше всего вызывало возражения его оппонентов.
Аргументы Канта носят гносеологический характер. Ничто чувственно воспринимаемое не существует вне пространства и времени. Но опыт вследствие своей незавершенности не позволяет сделать вывод об абсолютной всеобщности пространства и времени. Следовательно, наше сознание их всеобщности и необходимости независимо от опыта. Сознание аподиктической всеобщности пространства и времени не есть также дискурсивное понятие, логический вывод. Значит, пространство и время представляют собой созерцания, но не эмпирические, а априорные, ибо только последние, как показывает математика, носят всеобщий и необходимый характер. Кант полагал, что человеческое сознание в принципе не способно воспринимать воздействия внешнего мира непосредственно чувственно, без наличия априорно-чувственного созерцания, или пространства и времени. Возможность синтетических суждений a priori, из которых, по убеждению Канта, образуются математика и механика (чистое естествознание), обусловлена именно наличием таких априорных, трансцендентальных, то есть применимых к опыту, созерцаний.
Глубочайшая противоречивость этих положений очевидна. Если пространство и время не понятия, а созерцания, то откуда присущие им абсолютная всеобщность и необходимость? Это априорные созерцания, говорит Кант. Но чем в таком случае объясняется их непосредственность, наглядность, эмпирическая реальность? Философия Канта не дает удовлетворительного ответа на этот вопрос. Замечание Канта, что можно отвлечься от вещей, находящихся во времени и пространстве, но нельзя даже мысленно устранить эти формы существования чувственно воспринимаемого, не подтверждает его основоположения. Существенно в этой связи сослаться на следующий аргумент Канта: «…нельзя представить себе пространство, если не восприняты протяженные вещи»[415]. Этот аргумент, который мог бы стать основанием для сенсуалистической интерпретации пространства и времени, служит для вывода, что априорные созерцания обнаруживаются в эмпирических восприятиях, что, так сказать, выявляет априорную основу этих восприятий.
Субъективистски-агностический характер кантовской концепции пространства и времени не подлежит сомнению. Но эта интерпретация, несомненно, связана с основными абстракциями классической механики[416].
Ньютон утверждал, что «истинное, или математическое, время, иначе называемое длительностью», следует отличать от обыденного времени (год, месяц, час), которое не есть истинное время[417]. Он противопоставлял математическое время эмпирическому и, конечно, не признавал, что первое основывается на втором. Но у Ньютона нет сомнения в объективности пространства и времени. Он считает их «вместилищами» материи, природы, полагая, что они независимы от вещей и предшествуют всей созданной богом Вселенной. Кант отказывается от этих теологических посылок, сохраняя, однако, убеждение относительно независимости пространства и времени от материальных вещей, природы. Это убеждение он истолковывает априористски, опираясь при этом на положение Ньютона о математической сущности пространства и времени.
Положение Канта об аподиктической всеобщности пространства и времени, неотделимое от его априоризма, есть вместе с тем признание их интерсубъективности, то есть отрицание субъективизма психологического толка. Это не просто замена одного вида субъективизма другим. Ведь именно против юмовского скептицизма и идеалистического эмпиризма вообще Кант отстаивает безусловную всеобщность пространства и времени, которая прямо характеризуется им как их объективность.
Таким образом, Кант различает онтологическую объективность, с одной стороны, и гносеологическую объективность – с другой. Кант вводит в философию понятие гносеологической объективности. Это – несомненное философское достижение. Знания обладают лишь гносеологической, а не онтологической объективностью. Это же следует сказать об истине, которая является таковой лишь постольку, поскольку она объективная истина.
Значит ли это, что гносеологическая объективность не связана с онтологической объективностью, наличествующей безотносительно к процессу познания? Так полагал Кант, и в этом отношении он фатально заблуждался. В действительности гносеологическая объективность есть субъект-объектное отношение, которое предполагает определенное соответствие между знанием и его предметом. Разумеется, знание о предмете не обладает какими бы то ни было свойствами предмета, а последнему, в свою очередь, не присущи свойства знания. Эта противоположность знания и предмета, существующего независимо от познания, представляется Канту абсолютной. Отсюда и следует вывод о непознаваемости «вещей в себе». Между тем эта противоположность не абсолютна, хотя бы уже потому, что субъект познания не находится вне объективной действительности. Он часть этой действительности, которая многообразно проявляется в его существовании и сознательной деятельности. Человек существует не вне мира, а в нем самом, так же как и объективный мир хотя бы частью своей существует в человеке. Именно единство субъективного и объективного и делает познаваемой независимую от познания объективную реальность.
Представим себе оптимально точное, экспериментально проверенное описание какого-либо природного процесса. Не приходится доказывать, что такое идеальное воспроизведение данного процесса (если, конечно, отвлечься от того, что оно сделано на бумаге, с использованием чернил, то есть определенного вещества) лишено каких бы то ни было физических (в самом широком смысле этого слова) свойств. Образ предмета не есть, конечно, нечто сверхприродное; он, как и все психическое, характеризуется определенными «природными» свойствами. Последние отличаются от свойств предмета именно тем, чем психическое отличается от физического, идеальное от реального.
Учение Канта об априорности пространства и времени абсолютно противополагает эти формы всеобщности объективной реальности. По Канту, все существующее в пространстве и времени, какой бы исчерпывающий характер ни носило его познание, ничего не говорит о «вещах в себе». Кант называет априорными лишь такого рода созерцания и знания, с которыми сообразуются явления. Априорное же ни с чем не сообразуется; оно доказывает свою рациональность самим фактом своего применения к чувственным данным, благодаря которому возможна природа как система явлений.
Априористская интерпретация пространственно-временных представлений была продиктована Канту потребностью доказать их всеобщность и необходимость. В отличие от тех идеалистов, которые претендовали на постижение сверхвременного, внепространственного, Кант утверждает, что познание по природе своей есть постижение существующего в пространстве и времени. В этом отношении он обосновывает естественнонаучный подход к явлениям, согласно которому все, что полагается существующим вне времени и пространства, не может быть предметом познания. При этом, однако, Кант не сомневается в том, что вне пространства и времени существует объективное нечто. Поскольку это нечто вызывает ощущения, он характеризует его натуралистическим и в известном смысле материалистическим термином: «вещь в себе». Правда, понятие вещи здесь носит несколько условный характер, так как заранее исключаются ее пространственно-временная определенность, физические свойства и т.п. Такая постановка вопроса о вещи в себе не закрывает пути к мистицизму[418]. Эта непоследовательность, в известной мере сознаваемая и Кантом, который был чужд мистическому умонастроению, вытекала из субъективистской интерпретации пространства и времени.
Естествознание той исторической эпохи считало понятия пространства и времени в принципе неизменными. В рамках классической механики иные пространственно-временные представления были невозможны. И кантовский априоризм также предполагает убеждение в неизменности пространства и времени, поскольку они истолковываются как предваряющие любое чувственное восприятие (и вместе с тем постоянно наличествующие в нем) доопытные созерцания. Однако убеждение в том, что пространство и время носят доопытный характер, может быть почерпнуто только из опыта: оно не дано сознанию интуитивным образом.
Кант, как и любой ученый его времени, мог констатировать изменение, развитие, обогащение многих эмпирических понятий естествознания. И тот факт, что это изменение не коснулось пространства и времени, был для Канта основанием для их априористского истолкования.
Последующая история естествознания в конечном итоге выявила недостаточность пространственно-временных представлений классической механики. Необходимость их изменения, обогащения новым содержанием была в особенности осознана благодаря теории относительности. Только развитие знаний о пространстве и времени полностью выявило несостоятельность их априористского истолкования