нечто истинно лишь постольку, поскольку оно есть идея» (там же). И, разъясняя это свое положение, Гегель подчеркивает: «Реальность, не соответствующая понятию, есть только явление, субъективное, случайное, произвольное, которое не есть истина» (там же, стр. 216).
Впрочем, и это положение косвенно указывает на необходимость соответствия понятия реальности, отметая номиналистическую, а также концептуалистическую трактовку понятия и научной абстракции вообще.
В.И. Ленин, конспектируя раздел об «Идее» из «Науки логики» Гегеля, показывает, что гегелевская «идея» представляет собой мистифицированное изображение истории человечества, которое благодаря своей практической деятельности и познанию все глубже и глубже познает и преобразует окружающий мир и свое собственное бытие. Материалистически перерабатывая положения Гегеля, В.И. Ленин писал: «Идея (читай: познание человека) есть совпадение (согласие) понятия и объективности („общее“). Это – во 1-х. Во 2-х, идея есть отношение для себя сущей (= якобы самостоятельной) субъективности (= человека) к отличной (от этой идеи) объективности.
Субъективность есть стремление уничтожить это отделение (идеи от объекта).
Познание есть процесс погружения в неорганическую природу (ума) ради подчинения ее власти субъекта и обобщения (познания общего в ее явлениях)… Совпадение мысли с объектом есть процесс. Мысль (= человек) не должна представлять себе истину в виде мертвого покоя, в виде простой картины (образа), бледного (тусклого), без стремления, без движения, точно гения, точно число, точно абстрактную мысль» («Философские тетради», стр. 167).
В свете этих ленинских указаний становится понятно не только то, как Гегель мистифицирует реальную историю познания (и составляющую ее основу историю материальной деятельности человечества), но и то, чтó в этой гегелевской концепции представляет собой «рациональное зерно», критически воспринятое и развитое диалектическим материализмом. Гегель вскрыл внутреннее единство между так называемой онтологией (учением о бытии, о сущности мира) и логикой, а также гносеологией, подвергнув глубокой критике метафизическое разграничение (а иногда и противопоставление) этих философских дисциплин и показав, что в основе своей они совпадают, поскольку учение о познании есть вместе с тем также обобщенное учение о тех явлениях и закономерностях мира, которые познаются, обнаруживаются в ходе исторического процесса развития познания. Логика, в частности, не есть просто наука о субъективных формах и правилах человеческого мышления. Ее предмет не может быть оторван от того, что постигается в логических формах, а последние нельзя рассматривать как безразличные к воплощенному в них содержанию.
Гегель решительно критиковал тех, кто не видел в логических формах ничего, кроме формальных функций мышления, и ограничивался лишь описанием этих функций. Само собой разумеется, что эта критика относилась не только к Канту (хотя к нему она относилась, конечно, в наибольшей мере), но и ко всей традиционной, формальной логике, начиная с Аристотеля. Указывая на то, что описание форм мышления, безотносительно к их содержанию, составляет выдающуюся заслугу последнего, Гегель вместе с тем требовал дальнейшего изучения форм мысли, исследования логически обобщенного в них содержания. Прежде всего, учил Гегель, необходимо выяснить, в какой мере эти формальные функции мышления «сами по себе соответствуют истине». В этой связи Ленин, с одной стороны, указывает на идеалистическую неясность, недоговоренность, мистику в гегелевской постановке вопроса, а с другой стороны, отмечает, что Гегель пытался понять логические формы как квинтэссенцию, результат подытожения истории мысли. «В таком понимании, – говорит В.И. Ленин, – логика совпадает с теорией познания. Это вообще очень важный вопрос» («Философские тетради», стр. 150).
Следует вообще сказать, что вопрос о совпадении диалектики, логики и гносеологии рассматривался Гегелем преимущественно в связи с разработкой диалектической логики. Создавая метафизически замкнутую философскую систему, претендующую на постижение абсолютной истины в последней инстанции, Гегель, естественно, не ставил вопроса о том, что само мировоззрение, философское понимание мира и познания, являясь подытожением истории познания, никогда не может быть завершено, ибо история познания и объект познания беспредельны. Так же мало интересовало Гегеля исследование диалектики перехода от чувственного опыта к абстрактному теоретическому мышлению. Гегель, как писал В.И. Ленин, не понял этого диалектического, скачкообразного перехода, и это было неизбежно, поскольку мышление, понимаемое Гегелем как объективная сущность, субстанция вещей, рассматривалось им как основа представления, созерцания, чувственного восприятия мира. «Во всех формах духа – в чувстве, в созерцании, как и в представлении, – мышление составляет основу» (Гегель. Соч., т. III, стр. 103).
Конечно, вопрос о совпадении диалектики, логики и гносеологии включает в себя также исследование соотношения между диалектическими закономерностями самой объективной действительности и закономерностями ее отражения в гносеологии и логике. Но эти вопросы, естественно возникающие на базе материалистического понимания природы и ее познания, были едва лишь намечены Гегелем. И тем не менее гегелевская постановка проблемы совпадения диалектики, логики и гносеологии явилась одним из самых выдающихся достижений домарксистской философии.
Гегель исходил из тождества бытия и мышления, понимая это тождество в духе объективного идеализма, то есть рассматривая мышление (поскольку оно содержит в себе все многообразие действительности) не столько как способность, присущую индивиду, сколько как первоисточник, первосущность всего существующего, которая в человеке, в человеческой истории достигает высшей ступени своего развития и самосознания. Все существующее, с точки зрения Гегеля, представляет собой проявление этого вездесущего, сверхчеловеческого мышления (или «абсолютной идеи»), которое оказывается не только субъектом, но и объектом (субъект – объект, по терминологии Гегеля), не только знанием (и притом абсолютным), но и предметом познания, предметом философии.
Нельзя, конечно, отрицать, что изучение законов познания, мышления является одной из основных задач философии. Однако гегелевское идеалистическое понимание предмета философии неизбежно вело к мистификации им же самим поставленной проблемы совпадения диалектики, логики и гносеологии. Ярким примером этого может служить гегелевское понимание перехода от абстрактного к конкретному. Гегель правильно указывал, что развитие научного познания происходит от абстрактного, одностороннего, неполного знания, предполагающего расчленение рассматриваемого объекта на отдельные части, стороны и изучение каждой из них в отдельности, к конкретному знанию, в котором объединяются в единстве уже изученные отдельные, отвлеченные от целого стороны или части изучаемого. «Конкретное, – писал Гегель, – есть единство различные определений, принципов; последние, чтобы получить свое полное развитие и выступить со всей определенностью перед сознанием, должны быть сначала установлены и полностью развиты отдельно» (Hegel. «Sämtliche Werke», Bd. 18, hrsg. von Glockner, S. 182).
Однако Гегель мистифицировал этот реальный познавательный процесс, придав ему онтологический характер, то есть изобразив переход от абстрактного к конкретному как возникновение и развитие самих вещей, как процесс самой действительности. Гегель, писал по этому поводу К. Маркс, ошибался, утверждая, будто «реальное следует понимать как результат себя в себе охватывающего (des sich in sich zusammenfassenden), в себя углубляющегося и из себя развивающегося мышления, между тем как метод восхождения от абстрактного к конкретному есть лишь способ, при помощи которого мышление усваивает себе конкретное, воспроизводит его духовно как конкретное. Однако это ни в коем случае не есть процесс возникновения самого конкретного» (К. Маркс. «К критике политической экономии», Госполитиздат, 1952, стр. 213 – 214).
В этих словах Маркса наглядно выражена противоположность диалектического материализма диалектическому идеализму в вопросе о совпадении диалектики, логики и гносеологии. По Гегелю, законы развития объективной действительности не существуют вне и независимо от «абсолютной идеи», то есть абсолютизированного мышления: объективная действительность растворяется Гегелем в этом сверхчеловеческом мышлении. И поскольку познание изображается Гегелем не только как субъективный, совершаемый человеком процесс, но вместе с тем и как онтологическая сущность объективного мира, постольку онтология у него непосредственно сливается с логикой и гносеологией. Вместо конкретного единства диалектики, логики, теории познания, единства, не исключающего определенного различия (достаточно вспомнить то, что Энгельс говорил о различии между объективной и субъективной диалектикой), получается полное тождество, в котором исчезает различие между субъектом и объектом, мышлением и бытием, отражением и объективной реальностью.
Между тем сложность вопроса о совпадении диалектики, логики и гносеологии заключается, в частности, в этих указанных выше различиях, в том, что законы бытия не могут быть выведены из мышления; они лишь отражаются в мышлении в присущих ему логических формах, категориях и т.д. Из того, что мышление, наука отражают, познают формы существования материи, никоим образом, конечно, не следует, что эти формы бытия материи (например, движение, время, пространство) проистекают из мышления, порождены им. Научное решение проблемы совпадения диалектики, логики, гносеологии обязано в полной мере учесть специфику процесса познания как отражения внешнего мира в сознании человека, которое в отличие от мифической «абсолютной идеи» исторически ограничено, существует во времени и в пространстве и познает окружающую действительность прежде всего потому, что она воздействует на органы чувств человека.