Конечно, Э. Резерфорд, которому впервые удалось расщепить атомное ядро, не преследовал какой-либо практической задачи и, больше того, был даже убежден, что атомная энергия не может быть использована на практике. Такого рода факты говорят лишь о том, что наука, опережая практику, далеко не всегда может предвидеть отдаленные (в том числе практические) следствия проводимых исследований. Между тем Койре, следуя идеалистической традиции, сложившейся уже в докапиталистическую эпоху и имевшей тогда известное, хотя и весьма ограниченное, оправдание, пытается доказывать (ссылаясь при этом на исторический опыт), что наука никогда не играла значительной роли в практической деятельности людей. По его словам, «можно возводить храмы, дворцы и даже кафедральные соборы, прорывать каналы и строить мосты, развивать металлургию и керамическое производство, не обладая научными знаниями или обладая лишь начатками последних… Таким образом, мы не должны преувеличивать роли науки как исторического фактора: в прошлом, даже там, где она реально существовала, например, в Греции, в западном мире, в преддверии Нового времени, ее роль была минимальна»[649].
Заблуждение А. Койре, как мы видим, состоит в том, что он, правильно подчеркивая самостоятельное значение производственной практики, метафизически противопоставляет науку (в особенности ее наиболее абстрактные разделы) тем знаниям в различных областях производства, которыми располагали люди до возникновения современного естествознания. Между тем развитие последнего (особенно в XVI – XVIII вв.) было органически связано с эмпирическими знаниями, которые сформировались и прошли убедительную проверку именно в сфере материального производства. Иное дело, что всегда существовали (и существуют в настоящее время) и такие области фундаментального теоретического знания, которые не были, во всяком случае непосредственно, подготовлены достижениями материального производства. Квантовая физика, так же как теория относительности, возникли и развивались не на путях теоретического обобщения производственного опыта и решения практических задач. Однако те достижения научного знания, инструментального наблюдения и экспериментального исследования, без которых были бы невозможны эти великие открытия теоретической физики нашего века, были исторически подготовлены не только предшествующим развитием науки, созданием все более совершенных технических (материальных) средств исследования, но и всем прогрессом материального производства.
Ф. Энгельс писал, что естествознание в точном смысле этого слова возникает со времени открытия Н. Коперника. Его великое теоретическое деяние было исторически подготовлено не одним лишь развитием астрономии и математики. Достижения материального производства феодальной эпохи послужили делу создания технической базы научного развития, которое и увенчалось коперниканской революцией. Характеризуя эту эпоху – разложение феодализма и становление капиталистического способа производства, – Энгельс указывает на «массу новых механических (ткачество, часовое дело, мельницы), химических (красильное дело, металлургия, алкоголь) и физических фактов (очки), которые доставили не только огромный материал для наблюдений, но также и совершенно иные, чем раньше, средства для экспериментирования и позволили сконструировать новые инструменты. Можно сказать, что собственно систематическая экспериментальная наука стала возможной лишь с этого времени»[650].
Материально-техническая база научных открытий XVI – XVII веков, как ясно из слов Энгельса, в основном уже сложилась в предшествующую эпоху. Следует поэтому отказаться от однозначной, монолинейной характеристики этой эпохи, а тем самым и от метафизического противопоставления начала естествознания (в современном его понимании) предшествующему развитию познания природных процессов. Естествознание, конечно, не было наукой в средние века, так как тогда еще не существовало систематического, независимого от теологического мировоззрения исследования природы. И тем не менее астрономические, математические, физические знания, унаследованные от древних, частью сохранялись, частью даже умножались. Изучение природных процессов происходило стихийным образом в земледелии, ремесленном производстве, мореплавании и т.д. Эти знания, конечно, еще не отпочковались от производства, не отделились от пуповины, связывавшей их с его материнским лоном.
Геометрия, как известно, возникает в античную эпоху в качестве землемерия. Однако геометрия, как видно из сочинения Евклида, становится наукой, когда она перестает быть землемерием, т.е. поскольку ее положения становятся системой абстрактных принципов, выводов, обобщений, которые могут быть применены в самых различных областях практической деятельности. Донаучное познание лишено специфической для каждой области научного знания системы абстракций; оно развертывается как практическое умение; его передача от поколения к поколению в основном обусловлена личностной связью между ними, т.е. еще не имеет развитой интерсубъективной формы.
Николай Коперник, первый гениальный естествоиспытатель на пороге Нового времени, отказываясь от геоцентрической картины мира, отвергает тем самым и привычные представления обыденного сознания, подтверждаемые повседневным опытом, обыденной практикой. Он отрицает чувственную достоверность, согласно которой Солнце обращается вокруг неподвижной Земли, о чем свидетельствует видимое движение этого светила, так же как и то, что находящиеся на Земле люди не испытывают на себе воздействий, указывающих на движение этой планеты. Теоретическое отрицание видимости, которая имела (и сохраняет по настоящее время) практическое значение в жизни людей, заключало в себе, правда, еще неявным образом, одну из основных посылок новой гносеологии, которая противопоставляет самоочевидности свидетельств повседневной практики специализированное инструментальное наблюдение, научно-исследовательскую практику, неразрывно связанную с теоретическим знанием и соответствующей его природе развитой силой абстракции.
Труды Галилея, великого продолжателя учения Коперника, обнаруживают дальнейшее развитие силы абстракции и все более последовательное принципиальное разграничение видимости и действительного процесса, выявляемого путем критического анализа повседневного опыта. Законы свободного падения тел, открытые Галилеем, предполагают абстракции, несовместимые с чувственной достоверностью. Галилей отвлекается от массы падающего тела, так же как и от его формы, допуская, что свободное падение совершается в безвоздушном пространстве. Эти абстракции, игнорирующие определенные, непосредственно наблюдаемые факты, позволяют Галилею открыть постоянную величину ускорения падения тела и, по существу, предвосхитить закон всемирного тяготения. Достаточно сравнить законы Галилея с аристотелевским учением, почерпнутым из повседневного опыта, чтобы основные гносеологические черты науки, т.е. ее отличие от, по существу, еще донаучного знания, выступили впечатляюще наглядно. Ведь созданная Галилеем теория противоречит повседневной практике, однако она опосредованным образом подтверждается более развитой практикой, в сфере которой она находит блестящее применение.
Диалектическое единство познания и практики предполагает отношение противоположностей. Эти противоположности выявляются на разных уровнях развития и познания и практики. Они, эти противоположности, усугубляются благодаря переходу от донаучного познания, непосредственно укорененного в практике, к научному исследованию, которое, сознательно основываясь на данных практики, постигает их ограниченность, недостаточность и благодаря силе абстракции приходит к теоретическим выводам, которые, во всяком случае, непосредственно вступают в противоречие с наличными эмпирическими (в том числе и практическими) данными.
Таким образом, противоречие между научной теорией и практикой становится, разумеется, при определенных условиях, движущей силой развития не только теории, но и практики. Несовершенство последней все более осознается благодаря научному исследованию, указывающему пути рациональной перестройки практического (например, производственного) процесса. Так, разработанная С. Карно теоретическая модель паровой машины, будучи результатом научного осмысления созданных технической практикой паровых машин разного типа, указывала магистральный путь, перспективы значительного совершенствования этих изобретений. Кстати сказать, паровые машины были изобретены до открытия закона превращения теплоты в механическое движение. Это изобретение – разительный пример развития знаний внутри определенной практической деятельности. То, что сделал Карно, несмотря на отсутствие у него представления о законе превращения энергии, было уже относительно независимым от практики, хотя и прямо относящимся к ней, теоретическим научным исследованием[651].
В.И. Ленин, гносеологически характеризуя процесс познания, показывает, что оно движется от живого созерцания, непосредственно вплетенного в практическую деятельность, к абстрактному мышлению, а от него уже к практике, но, конечно, не к той практике, которая осознавалась лишь чувственным образом. Абстракции, если они носят научный характер, отражают объективную действительность глубже, чем чувственные восприятия, представления. Познание, разъясняет в другом месте Ленин, должно отойти от предмета, в известной мере отдалиться от него, чтобы глубже его постигнуть. «Движение познания к объекту всегда может идти лишь диалектически: отойти, чтобы вернее попасть – reculer pour mieux sauter (savoir)»[652]. С этой точки зрения и следует рассматривать отношение донаучного и научного знания к практике. Первое настолько непосредственно связано с практикой, что оно в равной мере является и знанием и умением. Однако оно и ограничено наличным уровнем развития практической деятельности и поэтому носит во многом рутинный характер и, следовательно, не способно указать пути радикального совершенствования, а тем более революционной перестройки практики. Совершенно иную картину представляет собой научное знание. Учитывая достижения практики, подвергая их критическому анализу, сопоставляя различные виды практической деятельности, соотнося их с законами природы, открытыми и осмысленными наукой, ученый-теоретик, не будучи непосредственно связан с какой-либо определенной практикой, теоретически вскрывает объективные условия ее развития, возможности практического применения ранее неизвестных законов, различных природных процессов, физических, химических свойств, присущих разным веществам, и т.д. Не следует, впрочем, полагать, что в наше время отношение наука – практика полностью вытесняет отношение практика – донаучное знание. И в эпоху современной научно-технической революции донаучное знание, во многом совпадающее с практическим умением, мастерством, сохраняет свое право на существование, и притом не только в ремесленном производстве, которое, оснащаясь современными техническими средствами, получает новые стимулы для своего развития, но и в некоторы