«Вопросы философии» (№ 3 1953 – № 5 2014) — страница 77 из 385

[58].

Таким образом, Гуйе приходит к выводу, что каждый выдающийся философ творит особенный мир своего видения, и это происходит потому, что он еще до создания системы существует в этом одному лишь ему принадлежащем мире. Эта плюралистическая концепция основана на допущении, согласно которому своеобразие того или иного философского учения определяется лишь мерой субъективности его создателя. Субъективности философа придается, так сказать, онтологический статус, она создает нечто вроде собственной философской Вселенной. Нетрудно понять, что это плюралистическое истолкование историко-философского процесса способствует не только отрицанию возможности научно-философского мировоззрения; оно выполняет вполне определенную идеологическую функцию, то есть методологически «обосновывает» философско-исторический плюрализм, который ныне противопоставляется марксистско-ленинскому учению об объективней закономерности перехода от капитализма к социализму. Этот идеологический вывод не только имплицитно содержится в «философии истории философии». Он был сделан М. Геру в его докладе на XIV всемирном философском конгрессе[59].

С точки зрения «философии истории философии» то, в чем согласны друг с другом философы, несущественно, неоригинально. Эта теория историко-философского процесса абсолютизирует момент неповторимого своеобразия, присущий каждому выдающемуся философскому учению и характеризующий главным образом его форму. Этого не учитывают сторонники «философии истории философии» так же, как они игнорируют тот факт, что значение философской системы определяется не этим, весьма относительным моментом неповторимости, а ее действительным участием в развитии философского знания, ответами на вопросы, которые были уже поставлены до него, а значит, включением этого учения в существующую проблематику, в обсуждение предлагаемых решений и т.д.

Несмотря на то, что отдельные представители «философии истории философии» в своих конкретных исследованиях, посвященных великим философам прошлого, вносят существенный вклад в историко-философскую науку[60], их теоретическая концепция явно несостоятельна. Она усугубляет исторически изжившее себя метафизическое противопоставление философии наукам и в конечном счете сводит философию к разновидности художественного творчества. Это не следует, конечно, рассматривать как принижение значения философии, но все дело в том, что философские системы не являются художественными произведениями даже в том случае, если они написаны стихами. Поэтому внесение в философию эстетических критериев оказывается на деле косвенным отрицанием философии как специфической формы познания. Крайним выражением этой концепции является утверждение, согласно которому признание существенной значимости философских направлений есть отрицание специфики философского знания. В конечном итоге адепты «философии истории философии» приходят к выводу, что философские направления суть внешние разграничения, устанавливаемые поверхностными комментаторами. Этот ошибочный вывод, однако, соответствует положению, сложившемуся в современной буржуазной историко-философской науке, в которой понятие направления приобретает, в сущности, чисто условный характер.

Ф. Хайнеман, один из авторов (и издатель) обширной монографии «Философия в XX веке», утверждает: «В европейской культуре выделяются четыре главных направления: 1) философия жизни; 2) феноменология; 3) онтология; 4) экзистенциализм. В англосаксонской культуре выступают на первый план: 1) прагматизм; 2) инструментализм; 3) логический позитивизм; 4) аналитические школы»[61]. Этот перечень показывает, что Хайнеман называет направлениями (и к тому же еще главными) отдельные течения внутри иррационализма, разновидности позитивистской философии, а также прагматизма. Такая искусственная группировка, несомненно, дает основание для выводов, которые делают представители «философии истории философии». Ошибка последних, однако, заключается в том, что они не видят возможности и необходимости иного подхода к анализу основных структурных форм историко-философского процесса.

Современные позитивисты, разумеется, не приемлют иррационалистического отрицания развития в философии. Но они, как и адепты «философии истории философии», считают неприменимым понятие развития к историко-философскому процессу. Поэтому, несмотря на отрицание иррационализма, неопозитивисты разделяют вывод, сделанный иррационалистами: историко-философский процесс – анархия философских систем. Правда, в отличие от иррационалистов, неопозитивисты не видят в этой анархии ничего положительного. Она представляется им фатальным следствием «метафизического» философствования. Последнее, не считающееся с принципом верификации и неукоснительными требованиями логики, целиком оказывается во власти спекулятивного воображения, способного создавать неограниченное множество равно несостоятельных философских систем. Указывая на множество конкурирующих друг с другом философских учений, неопозитивист приходит к выводу, что мышление, становясь «метафизическим», в сущности, деградирует, оказывается неспособным определить термины, которыми оно оперирует, дабы применять эти термины согласно установленным правилам, признание которых обеспечивает взаимопонимание между учеными. Философы, с этой точки зрения, принципиально не способны понять друг друга, а согласие между ними сделало бы невозможным занятие философией.

Таким образом, и для иррационализма и для неопозитивизма характерна некритическая абсолютизация эмпирически констатируемого факта многочисленности философских учений, течений, направлений. Следствием такой абсолютизации оказывается отрицание закономерности историко-философского процесса, отрицание развития, прогресса в философии, явно несостоятельное противопоставление философии и науки.

В наше время только философия марксизма исследует историко-философский процесс как объективно обусловленный, подчиняющийся при всем своем своеобразии общим закономерностям развития духовной культуры. На этом пути философия марксизма выявляет специфические формы философского развития: дивергенция философских воззрений, поляризация направлений, радикальная конфронтация материализма и идеализма. Поэтому выделение материализма, идеализма и других философских направлений не имеет ничего общего с чисто методической группировкой учений. Исследователь открывает, познает объективно обусловленные, исторически сложившиеся различия и противоположности в философии, а не устанавливает их. Противоположность между материализмом и идеализмом, рационализмом и эмпиризмом, интеллектуализмом и антиинтеллектуализмом, метафизическими системами и натурализмом, диалектическим и метафизическим способами мышления образует такого рода фундаментальный факт, который меньше всего можно рассматривать как вывод из какой-либо системы классификации.

Не существует и не было никогда пресловутой анархии философских систем. И современная буржуазная философия, несмотря на господствующую в ней интеллектуальную анархию, убедительно подтверждает эту истину, поскольку нет в ней ни одной сколько-нибудь значительной философской теории, которая не носила бы идеалистического характера и стояла бы вне основного противоречия в философии. В.И. Ленин писал, характеризуя буржуазную философию начала текущего века: «Едва ли найдется хоть один современный профессор философии (а также теологии), который бы не занимался прямо или косвенно опровержением материализма»[62]. С того времени, как были написаны эти слова, ситуация в принципе не изменилась. Правда, современные буржуазные философы в несравненно большей степени, чем их предшественники, пытаются доказать, что противоположность между материализмом и идеализмом слишком преувеличена, что и то и другое направление явно устарело, а оценка их как главных философских направлений крайне односторонне характеризует идейное богатство философии. При этом и философы и историки философии ссылаются обычно на такие философские направления, как рационализм, эмпиризм, метафизика, натурализм, антропология, полагая, что все они находятся по ту сторону антитезы материализма и идеализма, то есть не примыкают ни к тому, ни к другому направлению или же, напротив, объединяют их в высшем синтезе[63]. Несостоятельность такой постановки вопроса о философских направлениях обнаруживается при ближайшем их рассмотрении.

Нет необходимости доказывать, что исходные положения рационализма, эмпиризма и других философских направлений непосредственно не связаны ни с материалистическим, ни с идеалистическим ответом на основной философский вопрос. Иными словами, признание первичности материального или рассмотрение материального как производного от духовного не влечет за собой с необходимостью ни рационалистической, ни эмпирической интерпретации внешнего мира и познания. Но это вовсе не доказывает, что рационализм и эмпиризм находятся по ту сторону материализма и идеализма. История философии показывает, что одни из рационалистов – идеалисты, а другие – материалисты. Но, может быть, различия между идеалистами-эмпириками и сторонниками материалистического эмпиризма носят второстепенный характер по сравнению с общей им эмпиристской философской ориентацией? Никоим образом. Достаточно вспомнить, как Д. Дидро критиковал Дж. Беркли. А между тем оба они были представителями философского эмпиризма. Этот пример показывает, что именно общие, в данном случае эмпиристские, особенности философских учений оказываются, если не второстепенными, то, во всяком случае, вторичными, в то время как их материалистическая (или, напротив, идеалистическая) направленность имеет определяющее значение.

Важно отметить, что сказанное об эмпиризме и рационализме относится если не ко всем, то к большей части философских направлений. Антропологизм Фейербаха – видовое отличие его материализма, современная философская антропология – разновидность идеализма. Даже такие связанные с религиозным сознанием направления, как пантеизм и мистика, уже в средневековую эпоху, в условиях духовной диктатуры клерикализма, обнаружили тенденцию к раздвоению на противоположности – материализм и идеализм. Одни из пантеистов сводили бога к природе, лишая его тем самым тех атрибутов, которые приписывало ему религиозное сознание. Другие, напротив, растворяли природу в боге, то есть сводили природное к сверхприродному. Противоположность между спинозизмом и окказионализмом четко выразила эту поляризацию пантеистического мировоззрения, которая неоднократно отмечалась и материалистами и идеалистами. Отсюда критика пантеизма справа и слева.