Метафизическая интерпретация причинности не проводила разграничения между объективной связью явлений природы и общества, рассматриваемой как причинно-следственное отношение, и ее познанием, категориальным отражением. Представление об относительности категориального воспроизведения причинно-следственных связей фактически не существовало для метафизических материалистов, поскольку они никогда не ставили вопроса об ограниченности, неполноте категории причинности. Не следует думать, что критический гносеологический анализ причинности, как и других категорий, стал возможен лишь благодаря открытиям естествознания конца XIX века. Такой анализ имел место и в трудах Маркса и Энгельса. Энгельс писал: «…Причина и следствие суть представления, которые имеют значение, как таковые, только в применении к данному отдельному случаю; но как только мы будем рассматривать этот отдельный случай в его общей связи со всем мировым целым, эти представления сходятся и переплетаются в представлении универсального взаимодействия…»[71]. Таким образом, основой этого критического гносеологического анализа категорий является диалектическое понимание познания. Релятивизм же, напротив, подчеркивал субъективный момент наших представлений о причинности, отбрасывая вопрос об отражении в них объективной действительности, о присущем этим представлениям объективном содержании. В противовес этим противоположным, но равно метафизическим воззрениям В.И. Ленин разъяснял, что «человеческое понятие причины и следствия всегда несколько упрощает объективную связь явлений природы, лишь приблизительно отражая ее, искусственно изолируя те или иные стороны одного единого мирового процесса»[72].
Важнейший гносеологический вывод, следующий из этого положения, относится не только к причинности. И другие категории, все категории вообще, в известной степени упрощают связь явлений. Категориальное отражение действительности неизбежно означает вычленение, искусственное изолирование тех или иных сторон единого мирового процесса. Это вытекает как из процесса развития познания, так и из специфического способа образования научных абстракций. Однако, если развитие конкретного, эмпирического и теоретического знания достаточно очевидно, то развитие, изменение категорий кажется иной раз несовместимым с их сущностью и гносеологическим назначением. Каждому известно, что в наших знаниях о тех или иных процессах природы имелись, имеются и всегда будут иметь место существенные пробелы, что любое измерение природных процессов заключает в себе некоторые погрешности. Все это достаточно хорошо знали и до того, как в физике разразился методологический кризис. Но глубокая научная идея о приблизительном характере научного отражения мира не применялась к научным и особенно философским категориям, так же как не применялась она к математическим аксиомам. Когда математикам стало ясно, что геометрические аксиомы лишь приблизительно отражают реальные физические отношения, это привело, с одной стороны, к критическому пересмотру некоторых оснований этой науки, а с другой – к новым выдающимся открытиям. Таким образом, открытие приблизительности математического отражения объективной действительности в высшей степени способствовало развитию математики. Вместе с тем был разрушен миф о возможности абсолютной формы знания, исключающей необходимость дальнейшего развития его основных понятий, категорий. С этой точки зрения необходимо рассматривать и разработанное В.И. Лениным положение о приблизительности категориального отражения объективной действительности.
В ленинских «Философских тетрадях» мы находим систематическое развитие этого положения. Прежде всего В.И. Ленин подчеркивает, что причина и следствие – «лишь моменты всемирной взаимозависимости, связи (универсальной), взаимосцепления событий, лишь звенья в цепи развития материи»[73]. Это положение указывает объективное место причинности в универсальной взаимозависимости явлений. Причинность, говорит далее В.И. Ленин, есть «лишь малая частичка всемирной связи, но (материалистическое добавление) частичка не субъективной, а объективно реальной связи»[74]. Здесь В.И. Ленин связывает приблизительность отражения взаимосвязи явлений категорией причинности с отношением, наличествующим в самой объективной действительности: причинная связь, при всей своей всеобщности, далеко не исчерпывает качественного многообразия взаимозависимости явлений. Иными словами, всеобщность причинного отношения носит более или менее односторонний характер, в силу чего всесторонний, всеобъемлющий характер мировой связи лишь односторонне и неполно выражается понятием каузальности. Итак, приблизительный характер категориального отражения объективных причинно-следственных отношений имеет не только субъективные, но и объективные основания. Такой диалектико-материалистический подход к оценке неполноты, относительности категориального отражения объективной реальности имеет громадное принципиальное значение. Этой объективной основы неизбежной неполноты, относительности всякого, в том числе и категориального, отражения действительности не сумел увидеть Кант вследствие характерного для его учения абсолютного противопоставления познаваемых явлений и принципиально не познаваемой «вещи в себе». Ленинский гносеологический анализ категорий окончательно преодолевает априористически-агностическую ориентацию в теории познания. В.И. Ленин пишет: «Конечный, преходящий, относительный, условный характер человеческого познания (его категорий, причинности и т.д. и т.д.) Кант принял за субъективизм, а не за диалектику идеи (= самой природы), оторвав познание от объекта»[75].
Гносеологический подход, применяемый В.И. Лениным к анализу причинности, разрабатывается, обогащается далее в связи с рассмотрением такой важнейшей – не только для философии, но прежде всего для частных наук – категории, как закон. В.И. Ленин подчеркивает, что категория закона отражает существенное в явлениях, единство явлений, то, что в явлениях сохраняется, пребывает, оказывается тождественным. Касаясь гегелевского утверждения о том, что «царство законов есть спокойное отображение существующего или являющегося мира…», В.И. Ленин делает в этой связи в высшей степени примечательный гносеологический вывод: «Закон берет спокойное – и потому закон, всякий закон, узок, неполон, приблизителен»[76]. Нет необходимости разъяснять, что это положение ни в малейшей степени не умаляет познавательного значения законов науки. Подчеркивая последнее, В.И. Ленин предупреждает против абсолютизации того знания, которое содержится в любом формулируемом наукой законе. И хотя явления богаче закона, как пишет В.И. Ленин, познание законов, управляющих явлениями, есть постижение их сущности.
Здесь, как и во многих других местах «Философских тетрадей», В.И. Ленин развивает положения, высказанные в более ранних его исследованиях. Так, в «Материализме и эмпириокритицизме» В.И. Ленин подчеркивает, что миллионы отдельных производителей капиталистического общества так или иначе взаимодействуют друг с другом в процессе производства и обмена товаров, изменяя тем самым общественное бытие. «Сумму всех этих изменений во всех их разветвлениях не могли бы охватить в капиталистическом мировом хозяйстве и 70 Марксов. Самое большее, что открыты законы этих изменений, показана в главном и в основном объективная логика этих изменений и их исторического развития…»[77]. Так, на примере функционирования товарно-капиталистической экономики В.И. Ленин формулирует то гносеологическое понимание категории закона, которое затем было развито им и классически сформулировано в «Философских тетрадях».
Гносеологический идеализм, прослеживая изменения, которые претерпевают категории в ходе истории познания, отмечая тот факт, что некоторые понятия естествознания (флогистон, эфир и т.п.) были отброшены как лишенные объективного прообраза, пытался доказать, что признание объективного существования причинности, пространства и даже материи является пережитком спекулятивной метафизики, которая приписывала категориям онтологический статус. В.И. Ленин показывает несостоятельность этого гносеологического отрицания «метафизики», оказывающегося на деле обоснованием субъективного идеализма. Если изменение понятий причинности, пространства и т.п. вызывается необходимостью их конкретизации, дополнения, уточнения, устранения присущей им неполноты, односторонности, упрощенности, то это как раз и указывает на то, что данные понятия имеют действительное отношение к предметной действительности. Гносеологическое исследование категорий, если оно полностью учитывает научные данные и принимает установленные наукой факты, ведет от понятий к объективным отношениям, связям, формам всеобщности, которые в этих понятиях идеально и, разумеется, лишь приблизительно воспроизводятся.
Субъективистскому истолкованию факта приблизительности научных представлений о времени и пространстве В.И. Ленин противопоставляет материалистический гносеологический анализ развития этих понятий. Изменения, которые претерпели категории пространства и времени, не были произвольными: они основывались на фактах, выявленных научными исследованиями. Открытие этих фактов не означало, что ранее установленные факты, на которых основывались предшествующие научные представления, уже не имеют более места. Развитие категорий времени и пространства предполагает, таким образом, обогащение их фактической основы, выявление новых связей между фактами. Научные характеристики пространственно-временнóго континуума, а вместе с ними и категории пространства и времени, развиваясь, идут по линии абсолютной истины, приближаясь к ней. «Изменчивость человеческих представлений о пространстве и времени так же мало опровергает объективную реальность того и другого, как изменчивость научных знаний о строении и формах движения материи не опровергает объективной реальности внешнего мира»