А. Т. Васильковский указывает, что «и сюжет, и характер в каждом из жанров предстают в особой конструкции, или композиции». Значит, выясняя сюжетно-стилевую типологию, мы должны отвечать на вопрос: какого стиля сюжет? (а не на вопрос: каков стиль поэмы вообще или конкретно стиль языка).
Легко убедиться, что современная поэма характеризуется множественностью форм образа, которые сливаются в синтетический образ, выражающий эстетический идеал автора. Так, например, в поэме Ю. Марцинкявичюса «Стена» имеется объективированный характер (Марцеле, Адомас), символ (Стена, Динозавр), лирический герой (голос автора); в поэме грузинского поэта Отара Чиладзе «Поэма любви» — мифологический образ (Евридика, Орфей, Харон) и лирический герой (монолог автора); в поэме А. Вознесенского «Лед-69» — лирический характер, объективированный характер (Светлана), символ (Катерина, школьница, Холодильник спецльда); в поэме Б. Саулитиса «Эшелоны идут ночью» коллективный герой (латышские красные стрелки) и лирический герой.
В зависимости от способа построения отдельного образа или его частей, от соотнесения образов поэмы сюжет в целом и в отдельных частях имеет тот или иной характер. Другими словами — сюжет современной поэмы не однороден.
Количество форм образа и характер их связи определяют качество и образов, и сюжета, то есть характер сюжетных ситуаций: их жизнеподобие или фантастичность, — использование фактов, колорита, философских обобщений, монолога поэта.
Тот или иной тип сюжета не детерминирован жанром поэмы: героическая, философская, трагическая, комическая, сатирическая, публицистическая и даже историческая поэма могут быть построены по одному принципу сюжетосложения. В статье речь идет не о жанрово-стилевых признаках, зависящих от пафоса поэта, а о стиле построения сюжета, то есть рассматриваются связь и соотношения сюжетных приемов, которые служат для построения форм образа поэмы: объективированного или лирического характера, символа, коллективного героя (а также входящих в состав этого образа компонентов).
В основе повествовательной части сюжета философской поэмы Ю. Марцинкявичюса «Стена» (1965) — конфликтные ситуации Марцеле и окружающей среды. Эти ситуации при помощи символов Стены и Динозавра расширены до картин эпохи, хотя действие поэмы не выходит за пределы замкнутого двора и одной улицы города. При помощи символов как будто весь мир входит в этот двор и его законы воплощаются в судьбе героини. Марцеле борется не просто с чудовищем на каменной стене, но с тем ужасом, который в двух мировых войнах лишил ее самого дорогого — мужа и сына. Одновременно это становится общечеловеческой проблемой — цикличность трагического в жизни человека. Динозавр символизирует страх Марцеле и одновременно пока еще страшное в человечестве. Этот условный образ органически вплетается в бытовые сюжетные ситуации потому, что он насыщен реальным жизненным содержанием и в значительной степени является отражением духовного мира Марцеле, ее внутренних противоречий, как это показано в трехкратной встрече (детская боязнь неизвестного, борьба со страшным непонятным, победа над своим страхом, над ужасным для человека).
Многое поясняет авторский комментарий, возводящий индивидуальное к обобщенному: «И ты убить не в силах Динозавра, Поскольку он равно живет во всех.»[128] Страшное конкретизируется и как нашествие фашизма («Все спали И вышел он»), и как страх и отчаяние отдельного человека («…огромный мир Привиделся Убежищем огромным, В котором обитает Динозавр, Где дух его царит, Его идея»).
Реальное, жизнеподобное действие: Марцеле колотит Стену кулаками, царапает ее, — включенное в символическое изображение, приобретает художественно условный смысл, мотивируется воздействием унаследованных с детства мифологических представлений в минуту помрачения разума. Подобным образом предсмертной галлюцинацией — мотивировано и падение Динозавра на колени перед Марцеле. Но художественный смысл столкновения «символа» с «реальным человеком» чрезвычайно значителен: оно символизирует победу человека над ужасным.
Отдельный случай выступает как «первая ступень» к всеобщей победе, залог оптимистической перспективы. Так повествовательный сюжет благодаря символическим ситуациям решает проблему борьбы сил веры и неверия в человека в современном мире.
В меняющемся облике Динозавра выражается характер «органического символа» (Райнис) современной поэмы. Художественный символ (гротеск, мифологическая параллель) заключает в себе богатое жизненное содержание, жизнеподобие, в отличие от условных знаков, используемых в логических, нехудожественных текстах. Но трактовать каждую условную сюжетную ситуацию символически было бы вульгаризацией искусства: так, например, нельзя рассматривать царапанье Стены как борьбу Марцеле против первой мировой войны, — символически можно трактовать только отношения персонажей в целом.
Таким образом, сюжетные переходы от реального («форм жизни») к фантастическому мотивированы психологически: утверждением непрерывного существования конфликта и в духовной сфере человека, в его мыслях, — что тоже является «формой жизни», правда, внешне не видимой, но для искусства не менее важной и реальной, чем внешний мир.
Духовными коллизиями героя и автора определяются многие метаморфозы сюжета современной поэмы, часто весьма сложные и якобы малооправданные, поскольку поэт прямо не указывает: здесь мы вглядимся во внутренний мир человека.
В основе сюжета современной поэмы — движущейся коллизии автора значительные, острые конфликты эпохи; он выражает существенные столкновения нравственных принципов.
Для советской, а также прогрессивной зарубежной литературы сегодня характерна героическая концепция человека — героя поэмы, независимо от конкретной формы конфликта, будь то социальный, классовый, трудовой, бытовой, любовный или иной. Эта концепция утверждает высокую гуманистическую идейность литературы социалистического реализма, ее роль в современной идеологической борьбе. И «Стена», и многие рассматриваемые далее поэмы, имеющие философское содержание, выражают его через трагический пафос и в жанровом отношении могут быть определены как одновременно и философские, и трагедийные. Но тем не менее в них выражена героическая концепция человека.
В сюжетно-стилевом отношении разнообразна и сложна философско-трагедийная поэма А. Вознесенского «Лед-69» (1972). В первых четырех строфах — в четырех поэтических образах — перед нами предстают: антарктическая метеостанция, обледеневшая планета, «холодильник спецльда», — которые связывает общий «знаменатель» — лед, выражающий что-то нехорошее для человечества («над планетою, гудя… растут ледовые года»). Таким образом, уже в начале поэмы автор придает образу льда символическое значение.
В последующих двух главах — «Льдина первая» и «Льдина вторая» — даны два самостоятельных образа: образ ледяной горы над планетой и образ замерзшей девушки-студентки. Эти образы связаны тем же «знаменателем» — льдом.
Сюжет первой главы поэмы — коллаж ледовых годов, не связанных ни хронологически, ни причинно:
Лед тыща девятьсот кронштадтский,
шахматный, в дырах лед!
Июньский сорок проклятый,
гильзовая коррозия.
Лед статуи генерала,
облитого водой на морозе.[129]
Коллаж основывается на ассоциациях и относится к ассоциативному типу сюжета. Авторская экспрессия здесь не вырастает до осмысления, отношение автора выражено в очень хрупких, но эмоционально насыщенных деталях.
Эта часть сюжета неотделима от сюжета второй главы поэмы — от повествовательного сюжета, в котором всесторонне вырисован образ Светланы: красочно, колоритно, психологически глубоко. Роль этого образа — оживить, сделать эмоционально наполненным пунктирно очерченный в первой главе образ «ледовых годов» (о некоторых из них идет речь и во второй главе). Этот обогащенный образ, в свою очередь, углубляет эмоциональную насыщенность мысли об утрате гуманистических начал в процессе исторического развития.
В поэме даются и три символа: экскурсия по холодильнику спецльда, явление «мессиански и судейски» двадцатилетней студентки и полет над землей школьницы — «новой жизни радужного пузыря».
Роль символов — сделать образ Светланы-Катерины обобщенным, выражающим авторский идеал гуманизма, воплощенный в характере и мечтах этой замечательной девушки, продолжение которой он хочет видеть в «этом детстве обособленном» — в облике школьницы, завершающем поэму.
Сюжет поэмы Вознесенского, как и сюжет «Стены», насыщен авторским осмыслением, его воспеванием красоты людских отношений и отрицанием в них мерзкого, антигуманного. Эта лирико-экспрессивная часть сюжета менее всего поддается «выделению и рассмотрению», но именно она является стержнем сюжета поэмы. Например, повествовательный сюжет о Светлане-Катерине имеет три вводные строфы, а дальше о судьбе девушки говорится в форме сухих сообщений — всего в двенадцати строках и фрагменте из ее сочинения; остальной текст — около шести страниц — лирико-экспрессивная часть сюжета.
Символика философской поэмы О. Вациетиса «Концерт для рояля» (1971) сложна и многогранна.
В увертюре выражена проблематика поэмы. Конкретные детали указывают на содержание символа: пианист играет не романс или колыбельную, но жизненный путь человека и человечества; уже в первых пассажах звучит «черно-белая вечность», «черно-белая жизнь», «черно-белая тленность». Человечество всегда остается на реальной земле — основе жизни; ее всегда надо будет улучшать, совершенствовать, делать «белой» («белый дом», «белая соль», «белая земля», «белый каравай хлеба»).
Сюжет развивается ассоциативно. Коллизия между действительностью и идеалом охватывает сферы труда, быта, любви, социальных и глобальных отношений людей, искусства. В сюжете нет повествовательных элементов, всё 203 строки непрерывная экспрессия.