Вор проснулся, сел на кровати и долго упорно чесался. Помогало мало, канализационная грязь въелась в кожу и давала о себе знать. Неприятно было даже не внимание блох, а эта грязь. После прогулки по подземельям Галент так и не удосужился помыться.
"Теперь придется постель менять" — подумал он, искоса поглядывая на мятую подушку.
Вор удивлялся, что еще проказу не подхватил в канализации. Там даже воздух пропитан миазмами всевозможных зараз, любой человек, попавший в это место, уже не вернется оттуда здоровым.
— Язычникам спасибо, — проговорил вор и поднялся.
Галент поднялся с кровати, связал постельное белье в тюк и сбросил его с крыши в переулок. Будет бедноте радость, им-то привычно общество блох. Чтобы помыться, Галент дождался рассвета, проследил, когда из соседней квартиры уйдут хозяева, и забрался туда через окно.
Вор не стал брать с собой любимую мочалку, потому что у него ее все равно не было. В монастыре редко принимали ванны, так что служители культа не были приучены к гигиене. Большинство горожан об этой области медицины не знали ничего, пребывали в благостном неведении, как сказал бы Астрелий — противник всех нововведений последнего десятилетия. Но там, где поселился Галент, в домах имелось водоснабжение.
Конечно, никто не станет баловать жителей Поля горячей водой, но у большинства в доме имелся кран для холодной воды. Чтобы каждый день по двадцать раз не бегать к колонке, ратманы заботились о благополучии своих избирателей. Конечно, горожане знали, как обмануть механистов, многие делали незаконные врезки в трубы отопления, выводили маленький кран, из которого воровали горячую воду. Случались прорывы, врезка-то была кустарной, не каждый горожанин мог похвастаться знакомством с опытным механистом.
У соседей Галента такой кран имелся, правда прятался он под закрытой панелью, чтобы проверяющие не нашли. Но вор всегда найдет, что спрятано. Воспользовавшись гостеприимством хозяев, Галент с удовольствием помылся, словно смывал грехи прошлого. С того дня, когда его схватили дикари, его жизнь круто изменилась, хотя ничего существенного, казалось бы, не произошло. Галент и сам не понимал, чем обусловлена его метаморфоза.
— Повзрослел за одну ночь, как бабочка из куколки! — веселился Галент, намыливая голову.
Его соседи были такими великодушными, что оставили несколько мочалок, полотенец, скребков, большую ванну, в которой можно было поплескаться и набор ароматических масел. Обычно квартиросъемщики на последних этажах жили небогатые, но Галенту повезло с соседями. Дом находился недалеко от главной улицы, и люд обитал тут небедный.
Вор при желании мог поживиться чем-нибудь еще, но не стал злоупотреблять. Убрав за собой, Галент покинул чужое жилье, ничего не говорило о его посещении. Кроме, конечно, влажных полотенец.
Приведя себя в порядок, Галент почувствовал, что готов к великим делам, хотя работа на сегодня предполагалась простенькая. Вор не стал утруждать себя сложными планами.
Спустившись вниз, Галент нашел лавку окулиста, в которой к тому же торговали зрительными трубами. Устройство могло пригодиться и в дальнейшем для наблюдения за территорией, на которой предполагалась работа. Галент, не скупясь, отдал затребованные за нее деньги.
Епископа собирались хоронить до десяти часов, в то время, когда большинство горожан будут заняты. Правильная стратегия для опростоволосившегося дряхлого диктатора. Но Галент собирался немного приукрасить такое скучное мероприятие, хотя в саму процессию вмешиваться он не собирался.
Он купил у пироженщика несколько булок, чтобы нескучно было сидеть и наблюдать за представлением. Галент знал, как проходят похоронные обряды, не раз приходилось присутствовать во время процессии. Однажды ему даже доверили прочитать заупокойную молитву. Галент трижды перепутывал строки, часто запинался, так что ему больше не доверяли такую ответственную задачу. В те времена церковники еще не знали, чего ждать от непутевого сына.
Галента в предстоящих похоронах интересовало только, куда бросят тело усопшего. Церковников такого ранга не кремируют, их обычно прячут под землю, подальше от света. Похоже, что служители культа тайно надеялись вскоре воскреснуть и вернуться, но, как полагал Галент, они недостаточно святы для этого. Вот судьба мертвецов из промзоны их могла ожидать, с этим не поспорить.
Скромная часовня, в которой проходила служба, располагалась на границы двух районов. Галент пропустил начало, но не слишком расстроился по этому поводу. Выбрав дом, из окон которого можно было наблюдать за церемонией, вор забрался внутрь, нашел подходящую квартиру и проник в нее. Удостоверившись, что хозяев нет дома, Галент прошел сразу к окну, краем глаза обращая на богатую домашнюю утварь.
Осмотревшись, вор пододвинул табурет к окну, на подоконник положил завернутые в бумагу пирожки и принялся наблюдать. Не смотря на ранний час, собралось уйма плакальщиков, не все даже поместились внутри часовни. Люди нервничали, это было заметно невооруженным глазом, что-то явно затевалось. Галент некоторое время наблюдал за ними, пытаясь понять, кто это пришел посмотреть на похороны епископа. Ближе к дверям располагались коленопреклоненные люди и бормочущие что-то о постигшем их горе. Наверное, это были самые ярые поклонники епископа.
— Успел прославиться, везунчик, — пробормотал Галент и взял в руки трубу.
В толпе сновала парочка карманников, готовых по-своему отметить похороны уважаемой особы. Галент мысленно пожелал им удачи, но недолго думал о них. Его давным-давно забрали с улицы, так что специалистов по кошелькам он не мог назвать коллегами.
Вора заинтересовали иные люди, стоящие как бы отдельно от остальных группками. Одетые просто и неброско — лица закрыты шляпами или шарфами, они больше внимания уделяли разговорам между собой, чем слезам по убитому.
Галент пытался понять, кто эти люди, но так и не смог.
За порядком приглядывали монахи и городовые, что казалось странным. Обычно городские власти не вмешиваются в церковные дела, но тут было все иначе. Полицейские явно были на стороне монахов. Галент посчитал это хорошим знаком, раз духовникам потребовалась чужая помощь.
Некоторое время все было спокойно, но потом люди начали расходиться, организованно, как по команде. Остались только фанатики возле дверей часовни, даже карманники сбежали, не рискуя приближаться к святому месту.
С помощью зрительной трубы, Галент сумел рассмотреть в часовне священника, гроб с усопшим и некоторых гостей. Убитый лежал в позолоченном гробу, обряженный в самые дорогие одежды, словно его собирались не хоронить, а женить. Галент мысленно пожелал ему теплого приема в аду. Тело уже начало разлагаться, пришедшие на похороны гости зажимали носы платками и ерзали на своих местах. Им явно не терпелось уйти.
Астрелия, похоже, не было. Это единственное, что отметил для себя Галент, остальных гостей он не знал.
После бесконечно долгих разглагольствований священника, гроб с мертвецом подняли, и вынесли за ворота часовни. Чтобы показать плакальщикам, какого пастыря они потеряли. Плакальщики с готовностью разразились слезами и запричитали вдесятеро раз сильней.
Галент только скривился и выплюнул кусок пирога, который жевал.
— Сколько же вам заплатили, — сказал он про себя.
Священник, стоя на лестнице, начал верещать о достижениях покинувшего их гражданина. Обычная практика, чтобы образ усопшего закрепился в сознании всех присутствующих, да не просто закрепился, а засиял золотыми лучами! Только в данном случае это не имело смысла, так как на похороны пришли только фанатики да профессиональные плакальщики.
Зазвенел скорбный колокол, заглушая гул приближающейся толпы. Люди шли со стороны мастерских цеховиков.
Вор навострил уши и поддался вперед, но уперся лбом в стекло. Выругавшись, он торопливо открыл окна и высунулся из окна. Сначала Галент ничего не мог разглядеть, но вскоре из-за поворота появилась толпа решительно настроенных мастеровых.
— Чего?! — поразился вор и покрепче вцепился в трухлявый подоконник.
Он ожидал увидеть кого угодно, но не лентяев-кузнецов, которых сложно оторвать от любимых машин. Но то были без сомнения мастера металла, чем-то явно раздосадованные. В гуле приближающейся толпы сложно было расслышать какой-нибудь вразумительный лозунг, как бы вор не напрягал слух. Казалось, что по улице движется рой взбешенных ос.
"Но эти-то чего взбесились" — недоумевал вор, во все глаза глядя вниз.
Толпа вскоре приблизилась к часовне, священник догадался, что пора было бы ему заткнуться. Большинство гостей разбежалось, завидев толпу крепких мужчин, пусть и безоружных, но способных одним взглядом плавить железо. Остались только самые верующие да городовые. Вор против воли пожалел полицейских, которые выглядели такими несчастными при виде такой толпы.
Хотя цеховиков было, по правде, не много, всего сотня, может меньше. Но Галенту казалось, что собрался весь Город, чтобы покарать продажного священника.
Из толпы выступил плюгавенький мужчина и обратился к столпившимся у входа церковникам:
— Мы требуем, чтобы этого ублюдка выбросили в море!
— Хм, я бы деньги требовал, — проговорил вор.
Священник что-то проблеял в свою защиту, напирая на законность своих действий. Но цеховики его даже не стали слушать, им, похоже, было все равно, что скажет священник. Главным было выразить свое недовольство и пустить в ход тухлые яйца.
Недовольство было выражено и словами, и действием.
Подбадривая друг друга, цеховики принялись забрасывать церковников, не забывая о немногочисленных городовых. Монахи не стали терпеть унижения и ринулись в атаку, полицейские не стали вмешиваться. Галент позавидовал их стойкости, запах тухлятины он чувствовал даже из окна своей комнаты.
Священник и его прислужники заперлись в часовне, торопясь закончить обряд. Они старались не обращать внимания на крики снаружи, хотя там избивали их братьев. Монахи, конечно, крепкие люди, но цеховики дрались лучше, не говоря уже о численном перевесе