К шаману подлетели светлячки, оказавшиеся похожими на пух сгустками чистой энергии. Вблизи они шипели, словно рассерженные коты, наверняка они могли и поцарапать любопытного гостя. Галент не стал прикасаться к этим созданиям магии, хотя и была у него такая мыслишка.
Алой прикоснулся к двери, пробормотал что-то на незнакомом вору языке, и из его рук потекла в дверь зеленая энергия, осветившая каменное лицо. Рубины засветились, и двери начали открываться. Усмешка на лице стража стала более явной. Галента передернуло, ему казалось, что рубины пялятся на него.
Двери начали расходиться в стороны, и из закрытой комнаты пахнуло тленом. Вор дернулся и отступил, запах гнили стал ощутимее, к нему примешивался аромат цветов, влаги и сырой земли.
— Я не пойду туда! — нервно проговорил вор.
— Это единственное место, где Создатель не может услышать нас. Ты хочешь, чтобы он убил тебя за сношение с нами?
— Не знаю, что еще за создатель, но я не пойду туда!
— Жаль, но твое мнение меня нисколько не интересует. Родитель трав должен увидеть тебя.
Вора кольнули в спину, он дернулся и обернулся, чувствуя, как по спине течет кровь. Страж-древо, протянув ветвь через всю комнату, подталкивало Галента вперед. На ветви расцвел цветок, напившийся крови Галента. Ему хватило пары капель, чтобы ожить. Цветок раскрылся и выпустил облачко спор.
— Они давно не ели, — сказал Алой без эмоций.
Галент пятился от голодной ветки, тянущейся за ним. Дерево прекратило его преследовать только тогда, когда ворота в языческий храм захлопнулись. Вор вздрогнул и повернулся к шаману, стоявшему в окружении светляков. Его глаза светились, а лицо искажала гримаса удовольствия.
— Они такие же уроды, как и я, потерявшие связь с корнями, — проговорил он, очнулся и посмотрел на вора. — Располагайся, Галент. Стула тебе я не предложу, но можешь сесть на пол.
Вор глянул под ноги, он стоял на ковре, больше похожем на мох. Садиться на эту поверхность очень не хотелось. Мох пружинил и влажно чавкал, когда вор переступал с ноги на ногу.
Вдоль стен были устроены большие кадки, в которых росли всевозможные цветы и кустарники. Деревьев не было, со вздохом убедился Галент. Зато вместо них вдоль стеблей ползали многоножки, пауки, жуки, порой проносились светлячки. От кадок воняло трупным мясом, Галент поморщился, но ничего не сказал. Если уж язычникам нравится запах растений, то пусть наслаждаются им.
Некоторые цветы, похожие на бутыли приманивали насекомых и питались ими. Галент знал об этом, потому ничуть не удивился. Наверняка тут поддерживается баланс жизни и смерти, язычники тщательно следят за равновесием в природе. Сами даже не решаются срубать деревья, зато выращивают их, создавая, таким образом, дома.
Все это Галент почерпнул из книг. Он всегда скептически относился к той информации, которую писатель удосуживался изложить на бумаге. Приврать все любят.
— Ну, говори, — сквозь зубы проговорил Галент. — Долго мне еще тут находиться?
— К делу, — согласился Алой. — Мне требуется, чтобы ты проник в темницы Рачьего острова. Проник и спас моего агента.
— Ха, ха, ха, — Галент несколько раз громко хлопнул в ладоши, — твой юмор, как бы сказать, сродни целомудрию падшей женщины! Не знаю, как еще выразиться…
— Я серьезен.
— Да ну! Я, если ты не заметил, тоже. Может ты предложишь еще отправиться на поиски Ковчега? М? Почему нет?! После инквизиторской тюрьмы мне ничего не страшно будет!
— Я бы продолжил выслушивать твой сарказм, если бы видел необходимым убеждать тебя. Но, — Алой развел руками и грустно улыбнулся, — меня торопят. Так что я приказываю тебе.
— А не пошел бы ты, это ж самоубийство! Лучше уж сдохнуть тут…
— Как пожелаешь, — шаман указал на цветок, который только что слопал муху, — подойди и взгляни.
— Я не флорист или как это по-вашему зовется, — огрызнулся вор.
Но Алой настоял на своем, применив силу. Мох под ногами вора ожил, расступился в стороны, и на вора набросились корни, покрытые острыми шипами. Галент взвизгнул и попытался оторвать от себя этих кровопийц, но только зря поранил руки. Корни взлетели верх по ногам, заползли под одежду, царапая и раня кожу. Они были влажными, пульсирующими, словно и не корни, а щупальца моллюска.
— Отпусти меня магическое отродье! — орал вор.
Корни перетащили вора ближе к цветам, чтобы он мог на них полюбоваться. Галент отвернулся, зажал свободной рукой нос, опасаясь отравленной пыльцы, но шаман не собирался его травить. Алой хотел показать судьбу тех, кто приглянулся лесному богу.
От цветов нестерпимо несло гниющим мясом, одуряющий запах душил и лишал воли. Галент дернулся, но вскоре затих, обратив внимание на то, что находилось в земле.
Цветы и кустарники росли прямо на телах все еще живых людей, языческая магия не подпускала к ним смерть, поддерживала жизнь и питала растения. Галент отпрянул было, заметив белое страдальческое лицо, мелькнувшее между листов, но затем нагнулся, чтобы рассмотреть. Любопытство заставило его это сделать, естественная брезгливость не могла остановить вора. Ведь это был мир магии, ее чистое проявление в реальности.
Алой подошел к вору и раздвинул листья и ветви, чтобы вор мог увидеть все своими глазами.
Стебли росли прямо из тела похороненного в почве человека, на котором еще сохранились истлевшие храмовые одежды. Под кожей у живого мертвеца двигались корни, словно черви, они напоминали вены — по ним так же тек живительный сок. Насекомые нашли приют в складках кожи, в глазницах и рту, из ушей торчали белесые нити грибницы.
— Это наш старый друг, — пояснил Алой, — другие выглядят лучше. Могут даже разговаривать.
Шаман смотрел на вора, но ничего не мог прочитать по его окаменевшему лицу.
— Ужасно, не правда ли?
Вор не ответил, в этот момент он боролся с тошнотой, да и страшно было открывать рот в языческом капище. Того глядишь туда что-нибудь заберется, да устроит гнездо… как у этого священника.
— Творения Создателя лучше всего защищают нас от его внимания. Это вынужденная мера, просто мимикрия.
— Вижу, что не зря вас отправляли на костер, — ответил, наконец, Галент.
— Хочешь вернуться в лоно Церкви? Позднова-то одумался, мальчик.
— Шел бы ты, кормил червей.
— Я рассчитываю добиться этой милости с твоей помощи.
Галент вопросительно уставился на шамана, но тот только сказал:
— Помоги мне, и ты никогда не увидишь… подобного. Сделка.
— Это вы сожгли Дука, да? — неожиданно яростно спросил Галент.
— Кого? А, того механиста, — Алой усмехнулся и отвернулся.
— Так да?! Говори!
— Кто ты такой, чтобы задавать мне вопросы? И не все ли равно, что я отвечу? В Городе довольно сил, способных сотворить подобное. А мы предпочитаем смотреть на все издалека и не вмешиваться. До поры.
Алой отошел обратно в центр зала и отвел вора от цветов трупоедов, но запах, казалось, последовал за ними. Мертвенный туман начал подниматься от цветов и приближаться к вору.
— У тебя мало времени, — заметил Алой. — Согласен на работу?
— Сто тысяч золотом! — проорал Галент, не в силах терпеть более этот смрад.
— Золото? А! Плата?! Ну, знаешь, вор, не кажется ли тебе верным, поработать на меня просто так. Ради идеалов?
— Да пошел ты!..
— Но-но, — шаман погрозил пальцем, — не следует ссориться со своим благодетелем, — он захихикал, — я ведь могу и расстроиться.
Галент приоткрыл глаза и заметил, что язычник изменился. Он не светился, не отрастил себе рогов, но шаман постоянно двигался, едва заметно, скорее дергался. Как те корни, под кожей вечноумирающего священника. Эти конвульсии казались порождением хаотичных сил, но таковыми не являлись. Они больше походили на танец, чей ритм вор не мог заметить.
Алой плотоядно улыбался и смотрел на вора исподлобья.
— Что от меня надо?! — спросил Галент.
Туман подбирался все ближе, воздуха не хватало — все занимал запах разложения. Вору казалось, что он слышит голос мучимого священника, скорее шепот, но то были нечеловеческие слова. На таком же языке говорил Алой, когда творил свою магию.
— Проникнуть в темницу инквизиции на Рачьем острове, монастырь Святого Антония, как ты понимаешь, — вор хихикнул, вот уж повезло. Алой продолжил: — Монастырь там один, не ошибешься дверью. Не знаю, где содержится мой друг, это ты должен разузнать сам.
— Имя?!
— У нас звали его Вериска, но не думаю, что он называл это имя палачам своим. Поймали его в начале осени, так что я не ведаю, жив он или мертв.
— Да шевели ж ты языком, хренов дикарь! — завопил Галент.
Туман щупальцем коснулся его ноги, прожег ткань и впился в ногу, как комар. Больно не было, даже приятно, словно из него не жизнь сосали, а наоборот наполняли пустую оболочку смыслом, целью и тому подобной духовной дребеденью. Но вор не позволял себе поддаваться, это такой же яд, как и наркотик — ослепляет, блокирует разум и поселяется внутри.
— Куда мне спешить, ведь дерзок ты, малыш!
Галент взвыл и прикусил губу. Алой расхохотался и продолжил будничным тоном:
— В начале осени, ага? Так вот поймали его в Демиусе, когда он пытался проникнуть на захваченную армией территорию. Собирал для меня кой-какую информацию, да не повезло, сгинул. Вот вернуть его надо, Галент, ты же понимаешь, куда я без своего друга? У нас, в отличии от горожан, еще крепки семейные узы, мы не бросаем своих детей в канавы, словно мусор. Да не мог я спасти Вериску, инквизиторы сильны, хитры. — Алой переменился в лице, — Несносные, заносчивые ублюдки!
— Что за сведения? — еле вороча, языком, спросил вор. — Что он искал?
— А, тебе это знать не надо, горожанин. Живи в своем выдуманном мире, жри, трахайся, да умирай в назначенный Создателем час. Вот твое право!
"Да что ты в самом деле, нашел время для морали, — мысленно стенал Галент, сил на разговоры уже не осталось, — Мне то чего это втирать?!"
— Сгинул Вериска в темницах каменных, да забыл о зелени, о синеве небесной. Только тьма, холод и церковные крысы. Спасти его, обязан ты! А теперь пшел вон и только посмей сбежать. Найду и брошу в кадку с фикусом, — Алой дико засмеялся, словно видел что-то смешное. — А видал ты когда-нибудь, как из мозгов растут цветы? Прекрасное удобрение, хочешь, покажу?..