Чтобы пробраться в покои епископа, он решился пойти на риск и забраться в дымоход. Смешно будет, если он там застрянет или обгорит.
Галент не пришлось искать путь на чердак, достаточно было выбраться в окно, смотрящее на стену. Водосток находился рядом, оставалось только подтянуться, чтобы оказаться на крыше. Руки в перчатках ужасно скользили, вору пришлось их снять и, обжигая пальцы об ледяной металл, уже так лезть на крышу. Сапоги он снимать не решился, это было бы слишком.
Опоры практически не было, но Галент, балансируя буквально на волоске — водосток под его весом прогибался — все же ступил на черепичное покрытие крыши. Шум, похоже, никто не заметил. Стоять было невозможно, Галент лежал на животе, соображая, как поступить дальше. Как бы вор не пытался найти подход к этой поверхности, он его не видел. Кругом лед, покрывающий черепицу, и только. Казалось, сама надежда не способна пробраться тут.
Галент вбил клинок впереди, чтобы использовать его как опору. Если нельзя было идти, он вполне мог ползти, помогая себе оружием. Лед не так прочен, как металл, а черепицу легко оторвать и сделать удобную выемку-опору. Это занимало много времени. Галент следил, чтобы вниз ничего не падало, и полз дальше. Лишний шум мог привлечь внимание охраны, как это уже случилось.
Нужная труба была по левую руку, ниже конька. Галент отчаянно работал руками и ногами, холодная поверхность обжигала. Одежда мало защищала, но вор терпел, иначе его предприятие было обречено на провал. Тем более эта прогулка по замерзшей крыше ничем не отличалась от жизни в ледяной башне. Галент не любил холод, так как от него невозможно было отвязаться. Эта стихия так и норовила добраться до человека, она буквально навязывала ему свою "дружбу". Галент особенно страдал от внимания морозов. Если бы не природная выносливость, он давно бы зачах от постоянных простуд.
Не случайно, что среди братьев-монахов так распространена чахотка.
В промозглом воздухе Города, отравляемом морским дыханием и испражнениями фабрик, человек особенно подвержен угрозам внешней среды. Весной и летом это постоянные вспышки эпидемий, а осенью и зимой — он самый — холод.
Галент полз и ругался сквозь зубы. Ругань чуть отвлекала от тяжелых ударов ветра, от впивающихся в кожу зубов льда. Вору казалось, что его насилует какой-то огромный, тяжелый ледяной как адовы пустоши демон. Это существо из бездны норовило утащить человечишку в свои покои, сотворенные из вмерзших в лед мертвецов: из их костей был фундамент, из их волос — ткани, из кожи — ковры и занавеси. Куда девались остальные части человеческого тела, автор "Демонологии" умалчивал, наверное, сам не знал точно.
Из чистого упрямства продолжал двигаться Галент, любой другой бы давно бросил это дело, вернулся в теплые комнаты и сдался на милость охраны. Все лучше, чем коротать ночь с ледяным демоном, от чьего дыхания внутренности покрываются инеем.
Одна мысль о поражении подстегнула вора. Он быстрее начал передвигать конечностями, его руки впивались в опору с цепкостью акульих челюстей. Галент получал извращенное удовольствие, подвергая себя испытаниям. Он мстил Церкви одним своим стремлением добраться до конька, а затем и до дымохода. Он мстил всем тем аскетам, всем извращенцам, бичевавшим себя, потому что они не так поняли тридцать второй стих двенадцатой книги Писания. Или какой другой стих, не важно. Галент мстил себе за то, что позволял столько времени существовать Церкви, за то, что был частью ее. Эта извращенная месть разогревала его, заставляла двигаться не смотря на ледяные руки, желающие удержать его на месте.
Если когда-нибудь вору удастся победить Церковь и о его героизме узнают горожане, этот путь "не смотря на холод" станет памятником его.
Но на такое, конечно, не стоило рассчитывать. Кто же станет назначать вора героем? Это было бы слишком даже для столь безумного общества, которое обитало в Городе.
"Надо вести дневник, чтобы инквизиции потом было что публично сжигать на площади" — подумал Галент и посмеялся кашлем.
Последний рывок почти лишил вора сил, но он сумел забраться на вершину своей горы. Галент вцепился обледеневшими пальцами в железную оковку конька и выдохнул. Только сейчас он почувствовал сколь дорого стоит гордость. Он добрался до дымохода, но у него уже не оставалось сил, чтобы продолжить путь. Единственное, что заставило его подняться на ноги, держась за теплые бока трубы, так это жар огня, находящегося где-то внизу. Где огонь, там нет холода, а это значит, что там хорошо. Галент чуть было не спрыгнул в дымоход, полуобморочная слабость затуманивала сознание.
Вор отпрянул от кирпичной трубы и чуть было не упал. Потеря равновесия на такой высоте, на такой поверхности могла означать только смерть. Либо вор расшибется об землю, либо переломает все кости тут и скатится вниз — опять же, на землю. Но этого не произошло, Галент дернулся вперед и вцепился в трубу. Он тяжело задышал, а страх вернул ему контроль над рассудком.
Угроза смерти всегда действовала отрезвляюще на умы.
— Тепло, тепло, тепло, — бормотал вор, обследуя трубу.
Она была старой, построенной давным-давно, когда Извилк еще не был жемчужиной в короне Города. Раствор, скрепляющий кирпичи, давно выветрился, лишь в самой толще камня он сохранился и держал всю конструкции. Галента это не тревожило, наоборот, широкие щели между кирпичами давали ему возможность безопасно забраться в дымоход.
Галент вбил крючья кошки в щель, привязал к ней веревку, а затем принялся откалывать куски льда от черепицы. Работа чуть разогрела вора, а близость тепла манила, лучше всех искушений. Собрав достаточно льда, он начал сбрасывать куски в дымоход. Понемногу, чтобы не привлекать внимания.
Пару минут спустя Галент заглянул в дымоход и убедился, что тяги нет, огонь был погашен. Он сбросил веревку в трубы и забрался следом. Спускаться по кривой трубе дымохода мог только очень гибкий и худой человек. Галента без возражений приняли бы в гильдию трубочистов.
Дымоход давно не чистили, так что из камина вор выбрался похожим на настоящего трубочиста.
"Зато, если поймают, могу их убедить, что работал — трубы чистил, меня и отпустят" — подумал вор.
Угли и камень в камине жгли подошвы сапог и кисти рук, но это было даже приятно, особенно после развратных объятий ветра и жгучих поцелуев льда. Галент выбрался из камина, чтобы не портить обувку, но остался возле него. Он отогревался и осматривался одновременно.
Комната, в которой оказался вор, была чем-то вроде приемной епископа. Слуга как раз спал на тахте рядом, возле камина. Он следил за тем, чтобы в помещении было тепло, и готов был вскочить по первому требованию хозяина. Колокольчик как раз над головой спящего слуги располагался. Галент перерезал проволоку, придерживая кончиками пальцев юбку колокола. Пусть теперь епископ попробует подергать свои ниточки, марионетки все равно не услышат.
Кроме того, в комнате было несколько шкафов, заполненных свитками и бумагами. Слуга, очевидно, исполнял роль секретаря. Имелся так же большой, представительный стол, который в темноте больше походил на темное пятно. Рассмотреть, что было на нем, его ящики, Галент не мог. Дверь в спальню епископа располагалась напротив стола, освещенная звездным светом из окна.
Галент направился к двери, но остановился и пристальней осмотрел слугу. У того, к сожалению, не оказалось ключей. Впрочем, как оказалось, дверь в епископские покои не закрывалась на замок. Там был засов, закрывающий дверь изнутри. Галент присел на корточки возле входа в спальню.
Засов был проблемой, его нечем было спилить, он фиксировался изнутри на задвижку, так что и поддеть его невозможно. У Галента была взрывчатка, но проще уж перерезать себе горло, чем так привлекать внимание стражи.
Галент обернулся и всмотрелся в лицо немолодого слуги. Забавная мысль пришла ему на ум, довольно рисковая, но дельная мысль. Галент вернулся назад к камину, пробрался в пространство между тахтой и стеной. Он находился в самом темном углу комнаты, в самом безопасном месте. Даже если слуга зажжет огонь, он не заметит вора.
Слуга должен был проснуться! Проснуться и позвать епископа, но требовать от него этого нельзя. Он просто позовет стражу, даже угроза смерти не напугает его. Необходимо, чтобы сам епископ позвал слугу. Но как это сделать? Конечно же, позвонить в колокол!
Что Галент, усмехаясь, и сделал.
Острием ножа он стукнул по медной юбке колокола. Раздался звон. Слуга тут же вскочил на ноги, он еще не успел открыть глаза, как его тело среагировало. Хорошая дрессировка, отметил про себя Галент и вжался в стену. Слуга мгновенно проснулся, зашарил в потемках по столу, ища свечу и спички. Слуга зажег огонь и поспешил к двери в спальню. Он даже не обратил внимания на потушенный огонь в камине, так спешил вылизать седалище своего хозяина.
Галент, скорчившись в своем укрытии, наблюдал за происходящим.
Слуга подошел к двери и осторожно, боязливо постучал в нее. Его робость не мало позабавила вора, он бы был более наглым на месте этого раба. Но, похоже, это было нормально для слуги, свою свободу он променял на мнимое благополучие. А что? Теплое место на коврике, сносная еда, работа, занимающая все внимание — что еще нужно человеку. Это Галент по крышам лазает, отмораживая себе все конечности. Нормальные же люди нашли свою нишу в жизни и преспокойно существуют, не думая ни о чем.
Слуга, не дождавшись разрешения войти, постучал чуть громче. Опять тишина, епископ спал и не замечал комариного писка своего прислужника.
— Господин? — тихонько, прижавшись лицом к двери, обратился слуга. — Вы звали, господин?
Епископ не просыпался, слуга усомнился, что слышал звон. Его колебания было прекрасно видно, Галент даже выругался про себя, что не учел нерешительности слуги. Сейчас он вернется к лежанке и ляжет спать, прислушиваясь к тишине вокруг, ему ведь послышался этот звон, а как же иначе!
Слуга отступил от двери и набрал воздух в легкие, собираясь затушить свечу. Галент, вытянувшись из укрытия, снова ударил по колокольчику. Звон заставил слугу дернуться и буквально повиснуть на двери. Что он мог подумать? Либо его хозяину плохо, либо он сошел с ума.