Я промолчал. Меня многое раздражало в его гениальных уловках, о которых он никогда не предупреждал заранее. И я знал, почему он молчал о своих последних подвигах. Он не доверял мне достаточно, чтобы выпустить из дома, и ради этого систематически преувеличивал опасности собственных прогулок снаружи. Поэтому когда к этим обидам он добавил покровительственный комплимент моей маскировке, я лишь промолчал.
– Какая польза от того, что ты бы пошел со мной? Я последовал за ним через оживленную улицу Ноттинг-Хилл.
– Я мог бы разделить твою участь, вместе утонули бы или выплыли, – угрюмо ответил я.
– Да? Я собираюсь поплыть в сторону провинции, побриться по пути, купить новый комплект одежды, в том числе новый спортивный комплект для крикета (который я действительно хочу), и вернуться, хромая, назад в Олбани со своим старым растяжением ноги. Я скажу, что играл в загородный крикет весь последний месяц под псевдонимом. Скажу, что меня пригласили за город, – разве не достойная причина? Это мой маршрут, Банни, но я действительно не понимаю, почему ты должен идти со мной.
– Мы можем поехать вместе! – проворчал я.
– Как пожелаешь, мой дорогой друг, – ответил Раффлс. – Я даже в какой-то мере боюсь твоей компании при провале.
Не буду описывать наш провинциальный тур. Я решил не сопровождать Раффлса в небольших вылазках, которые он предпринимал несколько раз во время нашего путешествия. То, что случилось в Лондоне, было слишком большим грузом на моей душе. Закрывая глаза, я видел перед собой нашего галантного полковника на стуле каждый час, и днем и ночью; иногда в этих видениях его неукротимый взгляд встречался с моим, а иногда я видел лишь его очертания под чехлом. Эта картина омрачала мой день и стала причиной бессонных ночей. Я был с нашей жертвой, словно разделяя с ним агонию. Мои мысли оставляли его только ради видений той виселицы, о которой Раффлс упомянул одновременно и в шутку и всерьез. Нет, я не мог легко решиться на столь ужасную смерть, но решился на нее, когда больше не смог выносить мук ожидания и вины. Приняв решение в одну из бессонных ночей, я появился рано утром перед Раффлсом с намерением рассказать ему о том, что хочу спасти жизнь полковника.
Его комната в гостинице, где мы находились, была завалена новой одеждой и предметами его багажа, со всеми этими вещами он походил на жениха. Я поднял закрытую на замок спортивную сумку для крикета, и тут же заметил, что она намного тяжелее, чем любая другая. В это время Раффлс спал как младенец, вновь гладковыбритый. И когда я потряс его, он проснулся с улыбкой на губах.
– Собрался признаться, а, Банни? Ну подожди немного, местная полиция не скажет тебе спасибо за то, что ты разбудил их в столь ранний час. И я купил одну газету, которую ты должен увидеть. Она должно быть где-то на полу. Взгляни на колонку экстренных сообщений, Банни.
Через несколько секунд я уже читал небольшую статью без какого-либо энтузиазма:
Полковник Крачли Р. И. стал жертвой подлого произвола в своей резиденции на Питер-Стрит, Кэмпден-Хилл. Неожиданно вернувшись в дом, который семья оставила на время отпуска за границей, он обнаружил двух бандитов, которые применили силу и насильно связали выдающегося джентльмена. Благодаря полиции Кенсингтона полковника смогли обнаружить и вовремя оказать помощь, он был связан и сильно истощен.
– Благодаря полиции Кенсингтона, – заметил Раффлс, когда я прочитал последние слова вслух в полном ужасе от прочитанного. – Они даже не отреагировали сразу же, когда получили мое письмо.
– Твое письмо?
– Я отправил им одну строчку, пока мы ждали наш поезд в Юстоне. Должно быть, они получили свою наводку еще той ночью, но ничего не предпринимали до вчерашнего утра. И после всего они присвоили себе все заслуги и продолжают считать меня бесчестным мерзавцем, так же как и ты, Банни!
Я посмотрел на кудрявую голову на подушке, на его улыбающееся красивое лицо. И только тогда я понял.
– Все это время ты и не думал убивать его!
– Медленное убийство? Я думал, ты знаешь меня куда лучше, Банни. Худшее, что я уготовил ему – это несколько часов вынужденного отдыха в его же санатории.
– Тебе следовало сказать мне об этом, Раффлс!
– Может, ты и прав, Банни, но ты определенно должен был мне доверять!
Клуб криминалистов
– Но кто они такие, Раффлс, и где собираются? Нет такого клуба в альманахе Уитакера.
– Криминалистов, мой дорогой Банни, слишком мало, чтобы собираться поблизости, и они не принимают кого попало, поэтому их и нет в списке. Они – группа людей, изучающих современные преступления, и они периодически встречаются и обедают вместе друг у друга дома или в клубах.
– Но тогда по какой причине они пригласили нас на ужин?
И я помахал приглашением, которое заставило меня после его получения примчаться в Олбани. Приглашение было от графа Торнэби, кавалера ордена Подвязки, и он предлагал меня составить членам Клуба криминалистов компанию за ужином в Торнэби-Хаус на Парк-лейн. Подобное приглашение само по себе было сомнительной честью, но еще больше я встревожился, узнав, что Раффлс тоже приглашен!
– Они считают, – сказал он, – что гладиаторский элемент – проклятие современного спорта. Особенно они боятся за судьбу профессионального гладиатора. И они хотят узнать у меня, соответствует ли их теория практике.
– Это может быть предлогом!
– Они приводят известные примеры: одного игрока профессиональной лиги, которого повесили, и многочисленные случаи самоубийств среди спортсменов. Если их это интересует, я могу поделиться своими наблюдениями.
– Конечно, можешь, но при чем здесь я? – спросил я. – Нет, Раффлс, они интересуются нами обоими и хотят изучить нас под микроскопом, иначе они никогда бы не пригласили меня.
Раффлс улыбнулся моему возмущению.
– Я даже хочу, чтобы ты был прав, Банни! Тогда я повеселюсь еще больше, чем предполагаю. Но я утешу тебя тем, что это я назвал им твое имя. Я сказал им, что ты намного более начитанный криминалист, чем я. Рад услышать, что они прислушались ко мне и что мы сможем встретиться за обеденным столом.
– Если я соглашусь, – поправил я с такой строгостью, которую он заслужил.
– Если ты не примешь приглашение, – возразил Раффлс, – то пропустишь отменное развлечение, которое придется тебе и мне по нраву. Подумай об этом, Банни! Эти ученые мужи встречаются, чтобы обсудить последние преступления, и нас пригласили как консультантов, будто мы знаем об этом больше, чем они. Возможно, мы знаем меньше их, поскольку у немногих криминалистов проявляется интерес к чему-то, кроме убийств, но я ожидаю, что мне выдастся возможность сменить тему обсуждения на наше собственное более высокое искусство. Им будет полезно сменить тему и сфокусировать свое мрачное внимание на изящном искусстве ограбления. Если все получится, мы сможем узнать их мнение о нас самих, Банни. Как авторы, как творцы, мы будем сидеть за одним столом с нашими критиками и узнаем, как они оценивают наши труды глазами экспертов. Это будет если не бесценный, то весьма интересный опыт. Мы всегда сможем направить разговор в нужное русло и соответствующим образом сменить курс. Кроме того, мы разделим с ними отличный ужин или же наш благородный хозяин не оправдает свою европейскую репутацию.
– Ты знаешь его? – спросил я.
– Мы видимся иногда на крикете, когда у милорда есть время, – ответил Раффлс, посмеиваясь. – Но я знаю о нем все. Он год был главой «Мерилибон Крикет Клаб», и у нас никогда не было лучшего президента. Он отлично разбирается в игре, хотя я считаю, что он никогда в жизни не играл в крикет. Но он знает о многих вещах, которые никогда не делал. Он даже никогда не был женат и никогда не выступал в Палате лордов. Но говорят, что умнее его там нет, и он, безусловно, произнес замечательную речь в последний раз, когда принимали австралийцев. Он прочитал все книги и (что делает ему честь в наши дни) никогда не написал ни строчки. Можно сказать, что он кит в море теории и шпрота в море практики… но выглядит он способным к совершению преступления!
Мне захотелось увидеть этого замечательного вельможу во плоти, и я сгорал от любопытства, так как он, очевидно, никогда не давал разрешения на публикацию своей фотографии. Я сказал Раффлсу, что буду обедать с ним у лорда Торнэби, и он кивнул, как будто я не колебался ни мгновения. Теперь я понимал, как ловко он подвел меня к тому, чтобы я переменил решение. Без сомнения, он все продумал заранее. Его слова выглядят достаточно преднамеренными, особенно сейчас, когда я записываю их, благодаря свою отличную память. Единственное, замечу, что Раффлс не говорил именно так, как я описываю в этой книге. В реальности он сказал все это, постоянно делая паузы, чтобы затянуться своей вечной сигаретой, и если бы я был предельно точен, весь его монолог был бы испещрен характерными многоточиями. Особенно длинные паузы он делал, когда начинал бесшумно ходить туда-сюда по своей комнате. И даже его небрежность и спонтанность казались преднамеренными. Сейчас я понимаю это. Но это были ранние дни нашего знакомства, когда каждое его действие внушало мне доверие больше, чем любое действие другого человека.
В то время мы с Раффлсом много общались; по сути, тогда он чаще приходил ко мне, чем я к нему. Конечно, он всегда приходил, когда ему вздумается, часто когда я выходил обедать, и я помню, как возвращался в квартиру и видел его там, – я задолго до этого дал ему дубликат ключа. Тот случай произошел в негостеприимный февральский месяц, и я вспоминаю не один уютный вечер, когда мы обсуждали все и вся, за исключением собственной халатности. Раффлс бывал в самом уважаемом обществе, и по его совету я тоже посещал многие клубы.
– В это время года нет никаких развлечений, – сказал он. – Летом есть крикет, чтобы обеспечить мне достойную занятость в глазах общества. Проведи весь день с утра и до ночи в обществе, и они даже не спросят, чем ты занят на рассвете.