– Мне не по нраву мистер Сайкс, – объявил барристер, как актер, которому пришла пора сказать свою реплику.
– Но это доисторическая школа, – возразил милорд. – Много молодой крови появилось со времен Уильяма Свита.
– Верно, у нас был Пис, – сказал Паррингтон и начал подробно описывать последние мгновения жизни этого преступника. Его монолог продолжался так долго, что я было подумал, что мы навсегда отошли от темы. Но лорду Торнэби не могли отказать.
– Уильям и Чарльз – умершие монархи, – сказал он. – Правит в их сфере тот, кто обчистил бедолагу Дэнби на Бонд-стрит.
Трое заговорщиков замолчали, – я уже давно понял, что Эрнест не был посвящен в их секрет, – а затем кровь застыла у меня в жилах…
– Я его хорошо знаю, – сказал Раффлс, подняв глаза.
Лорд Торнэби в ужасе уставился на него. Улыбка на наполеоновском лице юриста выглядела вынужденной и застывшей впервые за весь вечер. Наш писатель, который слизывал сыр с ножа, порезался и оставил на бороде шарик крови. Бесхитростный Эрнест был единственный, кто тихонько рассмеялся.
– Подождите! – воскликнул лорд. – Вы знаете вора?
– Хотел бы я, чтобы это было так, – ответил Раффлс, посмеиваясь. – Нет, лорд Торнэби, я лишь имел в виду ювелира, Дэнби. Я всегда покупаю у него подарки на свадьбу.
Я услышал три одновременных вздоха облегчения и только после этого позволил и себе глотнуть немного воздуха.
– Подозрительное совпадение, – сухо заметил наш хозяин, – потому как я верю, что вы знакомы с людьми из Милчестера, где спустя несколько месяцев у леди Мелроуз украли ожерелье.
– Я был там в то время, – охотно согласился Раффлс. Его улыбка согрела бы даже самого твердолобого сноба.
– Мы считаем, что обе кражи совершил один человек, – по-видимому, лорд Торнэби говорил за весь Клуб криминалистов и с меньшей суровостью в голосе.
– Мне только жаль, что я не наткнулся на него тогда, – сердечно продолжал Раффлс. – Он преступник в гораздо большей степени, чем ваши убийцы, которые сквернословят на эшафоте или говорят о крикете в камере осужденных!
– Этот человек может быть сейчас здесь, – сказал лорд Торнэби, глядя Раффлсу в лицо.
Но его манера была похожа на поведение актера, который играет неубедительно, но намеревается доиграть до самого горького финала. Он стал озлобленным, ведь даже богатый человек может проиграть пари.
– Вот была бы потеха, если бы он и правда был здесь! – воскликнул писатель Дикого Запада.
– Absit omen![2] – пробормотал Раффлс более уместную фразу.
– Тем не менее, я думаю, вы согласитесь, что это соответствует почерку данного вора, – заявил Кингсмилл. – И это вполне соответствовало бы характеру этого человека, насколько нам известно: посетить именно президента Клуба криминалистов и выбрать вечер, когда он развлекает других членов клуба.
Эта остроумная реплика была более убедительна, чем слова нашего благородного хозяина, но это легко объяснялось тем, что барристер постоянно выступал в зале суда, убеждая судьей с помощью блефа. Однако лорда Торнэби поразило развитие его собственной идеи, и с некоторой неуверенностью в голосе он подозвал дворецкого, который контролировал подачу блюд.
– Леггетт! Пошли кого-нибудь наверх, чтобы убедиться, что все двери открыты и в комнатах полный порядок. Какую ужасную идею вы подали мне, Кингсмилл, или… я сам себе подал! – добавил лорд, чуть смягчив тон и показав, что он в замешательстве. – Мы выглядим дураками. Не помню, кто из нас увел разговор от основного потока крови в эту воду грабежей. Вы знакомы с шедевром де Квинси «Убийство как искусство», мистер Раффлс?
– Кажется, я когда-то читал его, – с сомнением ответил Раффлс.
– Вы должны прочитать его снова, – продолжал граф. – Это последнее слово в криминалистике, все, что мы можем добавить к этому, – ничто иное как жестокая иллюстрация или окровавленная сноска, совершенно недостойная текста де Квинси. Да, Леггетт?
Почтенный дворецкий стоял, тяжело дыша и прикрывая рот локтем. До этого момента я не замечал, что он астматик.
– Прошу прощения, ваша светлость, но я думаю, что вы, должно быть, запамятовали.
Предложение постоянно прерывалось тяжелыми вздохами, но слова упрека едва ли могли быть выражены более деликатно.
– Запамятовал, Леггетт! И что же я забыл, по-твоему?
– Запереть дверь гардеробной вашей светлости за вашей светлостью, милорд, – пробормотал несчастный Леггетт, глотая воздух и делая паузы через каждые несколько слов. – Я поднимался сам, милорд. Дверь спальни… дверь гардеробной… обе заперты изнутри!
К этому времени благородный хозяин был в худшем состоянии, чем его слуга. Под тонкой кожей его лба вздулись вены, щеки надулись, словно шары. Через секунду он вскочил с места и выбежал из комнаты, позабыв о нас, своих гостях, и помчался наверх.
Раффлс был так же взволнован, как и любой из нас, и опередил всех. Розовощекий маленький адвокат и я участвовали в подобии гонки за предпоследнее место, и оно досталось мне, тогда как задыхающийся дворецкий и другие слуги заняли тыл. А наш нетрадиционный писатель первым предложил свою помощь и совет.
– Не нужно толкать дверь, Торнэби! – воскликнул он. – Без клина и буравчика вы можете ломать дверь сколько угодно, но никогда не откроете ее. Есть ли у вас в доме лестница?
– Где-то есть веревочная лестница на случай пожара, – сказал лорд с некоторым сомнением. – Где она находится, Леггетт?
– Уильям принесет ее, милорд.
С этими словами молодой слуга убежал наверх.
– Какая польза от того, что он принесет ее сюда, – воскликнул Паррингтон, в волнении отбросивший свою обычную манеру разговора. – Велите ему спустить лестницу из окна над вашей комнатой и позвольте мне спуститься вниз и сделать все остальное! Я открою эти двери одну за другой в два счета!
Мы столпились у запертых дверей, ожидая, что будет дальше. Лорд Торнэби мрачно улыбнулся всем нам, затем кивнул и отпустил писателя, как собаку с поводка.
– Сегодня мы узнали кое-что новое о нашем друге Паррингтоне, – сказал лорд. – Он воспринимает подобные ситуации намного лучше, чем я.
– Эта ситуация льет воду на его мельницу, – доброжелательно улыбнулся Раффлс.
– Вы правы! Вот увидите, мы прочитаем об этом в его следующей книге.
– Надеюсь, что сначала мы увидим преступника в суде Олд-Бейли, – заметил Кингсмилл.
– Как же это замечательно – видеть не только человека слова, но и человека действия!
Для Раффлса это замечание звучало довольно банально, но в тоне было что-то, что привлекло мое внимание. И тут я понял: рвение Паррингтона было превосходно рассчитано, дабы отвести все подозрения от другого и заставить нас чувствовать благодарность за его действия. Этот литератор-авантюрист вытолкнул Раффлса из центра внимания, и благодарность за это была тем, что я обнаружил в его голосе. Не нужно упоминать, что и я был очень ему благодарен. Но моя благодарность длилась недолго: через пару мгновений меня одолела вспышка необычной проницательности. Паррингтон был одним из подозревавших Раффлса или, во всяком случае, тем, кто знал об этих подозрениях. Что, если это он все подстроил, воспользовавшись присутствием подозреваемого в доме? Что, если он сам был тайным злодеем и единственным, кто ответственен за это происшествие? Через пару секунд я уже был уверен в этом. Затем мы услышали его шаги в гардеробной. Он приветствовал нас дерзким криком, а затем появился на пороге, открыв для нас дверь, покрасневший и взъерошенный. В одной руке он держал клин, а в другой буравчик.
Внутри царил живописный беспорядок. Выдвижные ящики были вытащены и опустошены, а их содержимое валялось на ковре. Двери гардероба были открыты, пустые коробки для запонок лежали на полу, часы, прикрытые полотенцем, были брошены на кресло. Длинная оловянная крышка выглядывала из открытого шкафа в одном углу. И одного взгляда на искаженное лицо лорда Торнэби хватило, чтобы догадаться, что она закрывала уже пустой оловянный сундук.
– Что за странный выбор, чего бы украсть! – сказал он, и в уголках его рта появился намек на улыбку. – Мое церемониальное одеяние пэра с короной!
Мы стояли вокруг него в полной тишине. Я думал, что писатель скажет что-нибудь. Но даже он либо притворялся, либо действительно ощущал страх.
– Вы можете сказать, что это было ненадлежащим местом, чтобы хранить его, – продолжал лорд Торнэби. – Но где бы вы, джентльмены, хранили это старое барахло? Клянусь Юпитером, в следующий раз возьму набор напрокат!
И он отлично воспринял свою утрату, лучше, чем кто-либо из нас мог представить минуту назад, но причина стала мне ясна чуть позже, когда мы все спускались вниз по лестнице, оставив полицию работать на месте преступления. Лорд Торнэби шел с Раффлсом под руку. Его шаг был легче, веселость более не была сардонической, даже выглядел он лучше. И тогда я понял, какой груз был снят с гостеприимного сердца нашего хозяина.
– Я лишь желаю, – сказал он, – чтобы этот случай приблизил нас к разгадке личности джентльмена, которого мы обсуждали за ужином. Думаю, вы все согласитесь со мной, если я предположу, что это именно он наведался к нам сегодня.
– О, все возможно! – сказал старина Раффлс, встречаясь взглядом со мной.
– Но я в этом уверен, мой дорогой сэр, – воскликнул наш лорд. – Этот смелый инцидент только его рук дело. Только он способен почтить меня своим присутствием в ночь, когда я развлекаю своих братьев-криминалистов. Это не случайность, сэр, а намеренная ирония, которая бы не пришла в голову ни одному другому криминальному уму Англии.
– Возможно, вы правы, – осторожно сказал Раффлс на этот раз, хотя я льстил себе, что именно выражение моего лица заставило его согласиться с этим.
– Более того, – продолжил наш хозяин, – никакой другой преступник в мире не смог бы воплотить в жизнь столь восхитительную задумку и добиться столь совершенного результата. Я уверен, что инспектор согласится с нами.