— Что, никогда?!
Вопрос и тон, которым он был задан, создали у меня ощущение, что я напрасно потратил жизнь, размышляя о всякой там теории относительности, квантовой механике и диалектическом материализме, вместо того чтобы выбрать себе любимое животное.
— Ну, тут так сразу не скажешь, надо подумать, — ответил я.
— И все же? Самое-самое любимое?
— Это как посмотреть. В качестве еды предпочитаю коров, ну, или там овец. Тофу — это ведь не животное, верно? Нет, конечно нет. И даже не птица. Ну-у…
— Да нет, не в смысле еды.
— Ага, понял. Так, дай-ка подумать… Смотря для чего предназначено это животное. Ну, вот, к примеру, в лавке у меня работает кот, отличный мышелов. Вообще, если хочешь завести в лавке животное, лучше кота в этом смысле ничего не найти. Кролики, они, конечно, жуткие симпатяги, но кролик в книжной лавке — это же стихийное бедствие. Они… э-э… имеют привычку грызть разные предметы, к примеру книги… А для фигурного плавания лучше всего подходит белый медведь. Видел тут одного на днях. Восемь, восемь, восемь, восемь, восемь! Прямо периодическая дробь какая-то, не иначе вообразил себя квадратным корнем из минус чего-то…
Лицо Уикса приняло страдальческое выражение.
— Да нет. Животное, с которым ты себя отождествляешь, — сказал он. — Которым можешь себя вообразить.
— О… — Я задумался. — Мне кажется, я всегда отождествлял себя прежде всего с личностью.
— Ну, если бы тебе суждено было родиться животным, каким именно ты предпочел бы?
— Наверное тем, кем родился. Не знаю… Я понимаю, вопрос чисто гипотетический, но ты, признаться, поставил меня в тупик. Просто даже не знаю, что сказать… А это важно?
— Нет, конечно нет. Ладно, забудем об этом.
— Ну уж нет, черт подери! — воскликнул я. — Так дело не пойдет. Должен же я в конце концов разобраться.
— Я был Мышью, — терпеливо начал он. — Вуд — Вудчаком. Кэппи Хоберман — Бараном.
— Бейтмен — Кроликом, а Ренвик — Кошкой, — подхватил я.
— Ренник.
— Да, верно, Ренник. Так ты полагаешь, я должен выбрать себе подпольную кличку?
— О нет, это действительно не важно, — сказал он. — Это я просто так, к слову.
— Нет. Я бы очень хотел иметь кличку, — сказал я. — Хотя, наверное, сам человек не может себе выбрать. Со стороны всегда видней. Может, ты сумеешь придумать мне подходящую кличку?
— Гм-м… — буркнул он и потер пальцами подбородок. — Ну, это должен быть кто-то из куньих.
— Из куньих?
— Да, вероятно. Может, выдра?
— Выдра?
— Нет, — покачал он головой. — Не думаю. Точно не выдра. Да, в этом животном есть некая игривость и все такое, но выдра, как мне кажется, слишком прямолинейна. Скорее все же не выдра…
— Спасибо, — кивнул я. — Тем более они собачатиной отдают.
— Прошу прощения?..
— Да нет, ничего. Это я так.
— Что-то более загадочное… — протянул он. Потом, сложив ладошки вместе и прижав их к груди, начал раскачиваться из стороны в сторону — Что-то такое ночное, таинственное, хитроумное, что-то хищное… Что-то… э-э… ну, более вороватое, что ли…
— Вороватое? — кивнул я.
— Не росомаха, она слишком кровожадна… Нет, и не норка, как мне кажется, тоже. Барсук? — Он поднял на меня глаза. — Нет, и не барсук. Может, хорек?
— Хорек?
— Нет, хорек тоже не годится. А знаете что? Ласка! Старая добрая ласка.
— О… — сказал я.
— Итак, ты — Ласка! — заключил он. И похлопал меня по спине. — Вперед, Ласка! Располагайся поудобнее, чувствуй себя как дома. Кофе готов.
— Слава тебе, господи, — заметил я.
Ласка просидел на кухне чуть более получаса, излагая кое-какие факты и догадки, попивая кофе и выслушивая бесконечные воспоминания и байки, иллюстрирующие грандиозную аферу на Балканах году в 1950-м. Все это было страшно занимательно и интригующе, и даже если не являлось стопроцентной правдой, что ж, мы в этом смысле были с ним квиты.
Время уже близилось к полуночи, когда я наконец отставил чашку, поднялся и взялся за свою сумку авиафирмы «Браниф».
— Боюсь, что мне пора, — сказал я. — Есть ощущение, что нам все же удалось кое-что нащупать, но тем не менее волноваться, думаю, не следует. И даже если это Кэндлмас убил Хобермана, то и тут опять же не повод для беспокойства. Его и самого прихлопнули. Моим партнером он не был, а став убийцей, вообще освободил меня от всяческих нравственных обязательств. Безусловно, любопытно было бы узнать, кто убил его, но я не могу сказать, что это для меня жизненно важно.
— Это верно.
— А в таком случае, поживем — увидим, — сказал я. — Посмотрим, что произойдет дальше. И вообще, что-то я притомился. Пора домой.
— Я тебя провожу.
Я начал убеждать его, что беспокоиться не следует, он же стал уверять, что никакого беспокойства нет. И через минуту мы с ним оказались в холле и стали поджидать лифт, который я, проявив предусмотрительность, и не подумал вызвать.
Черт…
Да, у меня была мысль попросить Кэролайн позвонить Уиксу в строго назначенное время, что помогло бы вытащить его из холла и отвлечь тем самым от меня и от лифта. Но я пришел к выводу, что это не сработает. С одной стороны, синхронизировать подобные действия весьма сложно. Стоит позвонить хотя бы минутой раньше или позже, и весь план развалится. С другой стороны, квартира его находилась в самом конце коридора, и, стоя у лифта, он вряд ли мог расслышать телефонный звонок.
— Ну что, опять не едет? — заметил он через несколько минут.
— Опять где-то застрял. Слушай, зачем тебе стоять здесь в халате и мерзнуть?
— Нет уж, я тебя не брошу, — решительно заявил он. — А помнишь, точно такая же чертовщина произошла в тот самый первый день, когда ты меня навестил? — Он усмехнулся. — Может, ты просто не умеешь обращаться с лифтом, а? — И он потянулся к кнопке.
Я поймал его за запястье:
— Ладно, скажу напрямик.
— Да?
— Понимаешь, вход в это здание настолько затруднен, — начал я, — что было бы просто грешно не воспользоваться оказией, раз уж я все равно оказался здесь.
— Что ты имеешь в виду? — он настороженно смотрел на меня эдакими проницательными глазами. — А-а… Неужели хочешь опять нанести визит в квартиру на восьмом этаже?
Я покачал головой.
— Что бы там ни имелось у этого парня, — ответил я, — сейчас этого уже наверняка нет, а потому не вижу особого смысла посещать эту квартиру. Но вот на девятнадцатом живет одна интересная парочка. Он какой-то специалист по муниципальным облигациям в одной брокерской конторе, а она — вроде бы родственница Вандербильта по материнской линии. И я совершенно случайно узнал, что на выходные они уехали в Квог.
— Ха! — восхищенно воскликнул он. — Да ты и правда ласка!
— Разумеется, в том случае, если тебя с ними связывают особо дружеские отношения…
— Ничего подобного, Ласка, ни в коем случае. Я вообще никого не знаю на девятнадцатом и уж определенно не знаком ни с каким торгашом муниципальными облигациями. Однако, прошу, будь осторожен, слышишь? А это не опасно?..
— Опасность всегда существует, — заметил я и улыбнулся своей самой что ни на есть порочной улыбкой. — Именно она и придает моим… э-э… визитам особую привлекательность.
— О, да ты настоящая ласка! От такой птичий двор не спасти!
— Но все равно, обещаю быть осторожнее, — успокоил я его. — Просто войду, а через часок выйду. И вот эта штука, — я похлопал по сумке с тряпьем, — чуточку потяжелеет.
— Надеюсь, что к тому времени буду крепко спать, — сказал он. — Усну со спокойной совестью, зная, что моя ласка трудится на совесть шестью этажами выше. — Он сунул мне руку. — Счастливой охоты, Ласка!
— Спасибо, Мышка.
— Звериные прозвища… — протянул он. — Правильная штука! Ладно, до завтра, моя маленькая славная Ласка!
— До завтра, — откликнулся я.
Мы пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Он отправился назад, к себе в квартиру, я — на лестничную клетку и предположительно на девятнадцатый этаж.
Только пошел я не туда.
А поднялся двумя этажами выше, потом посидел немного на площадке пятнадцатого этажа, обдумывая, как действовать дальше. (Вы не ошиблись, читатель. Я и в самом деле поднялся на два этажа — с двенадцатого на пятнадцатый. Суть в том, что тринадцатого этажа в «Боккаччо» не существовало вовсе. Именно поэтому Мышь имел все основания заметить, что ласка будет работать шестью этажами выше его квартиры).
Он имел все основания сделать подобный вывод, но это вовсе не означало, что так оно и будет.
Просидев какое-то время в томительных размышлениях на пятнадцатом, я направился вниз, миновал двенадцатый этаж, на котором Чарли Уикс скоро должен был уснуть мирным сном, потом мимо восьмого, где спал или не спал Майк Тодд вместе или без загадочной Илоны Марковой. Наконец я добрался до пятого этажа, где, высунувшись в холл, убедился, что там пусто, а уже после этого направился прямиком к своей цели, квартире под номером «5-D». Позвонил в звонок, вспомнив, как последний раз на восьмом этаже едва не пренебрег этой мерой предосторожности. Правда, в нынешней ситуации я бы изрядно удивился, если бы кто-то оказался дома. Но там, как и следовало ожидать, никто не отозвался. Я поставил сумку, извлек на свет божий свои инструменты, отпер два замка и вошел.
Вполне возможно, что на девятнадцатом этаже действительно проживает некий торговец акциями, женатый на Вандербильтше и проводящий выходные в Квоге. Что тут такого особенного? Равно как ничего особенного не было и в том, что в «Боккаччо» в эти выходные пустовало изрядное число квартир, поскольку их обитатели находились где-нибудь в Хэмптонсе либо на острове Нантакет или Блок-Айленд и оставили дома все свои ценности, на которые так легко может наложить лапку Каска или же любой другой достаточно ловкий и предприимчивый вор.
Но я понятия не имел, какие именно квартиры пустовали, и выяснять особенно не стремился. Единственное, что удалось выяснить, позвонив сегодня днем из квартиры Лерманов в одну риелторскую контору, так это то, что на данный момент в «Боккаччо» имеются три квартиры на продажу. В одной из них еще проживают ее владельцы. Другая сдается за весьма внушительную сумму и должна освободиться к концу августа.