— Придумал? Ты хочешь сказать…
— Сочинил. Высосал из пальца. Сказал ей, что посоветовался с одним парнем, он хоть и темная личность, зато у него есть связи в криминальном мире. Он, мол, поставил перед ним цель найти и выкупить колье и серьги.
— Думаю, на миссис Консидайн это произвело большое впечатление.
— Как сказал Джон, она была просто в шоке, а он вдруг осознал, насколько она ему дорога, какой он мерзавец и как глупо он себя вел. Актрисы приходят и уходят, сказал он мне, а жена остается. После этого он поехал в «Паддингтон» и попросил вернуть украшения.
— Но не тут-то было.
— Айзис сказала, что он их ей подарил, так что теперь они — ее собственность. Ему следовало быть повежливее, но эмоции взяли верх. Джон пренебрежительно отозвался о ее актерских способностях, она столь же резко отозвалась о его мужских достоинствах. Когда страсти улеглись, от любви не осталось и следа, зато ожерелье и серьги остались при ней. — Марти вздохнул. — Вот тогда-то он и позвонил. Мы с ним встретились здесь, в клубе, я угостил его ланчем, и он выложил мне всю эту историю.
— Он хотел нанять тебя, — предположил я, — в качестве частного сыщика?
— Берни, ты правда думаешь, что из меня выйдет сыщик? Темная личность? Ты единственный, кто связывает меня с криминальным миром, и Джон даже не знает о твоем существовании. Нет, ему просто был нужен надежный человек, знающий всех участников событий. У нас с Эдной дружеские отношения и с ним, и с Синтией, с другой стороны, я видел Айзис на сцене. Признаться, то, что Джон сгоряча наговорил про нее, не соответствует действительности. Она вполне профессиональная актриса, которая украшает театр.
— Когда у вас с Джоном был ланч?
— В пятницу.
— А его разрыв с Айзис произошел…
— Несколькими днями раньше. Я пообещал Джону, что постараюсь что-нибудь придумать. Сам он после скандала не решался вступать с ней в переговоры, зато посредник, действующий от его имени, мог бы добиться успеха. Он хотел, чтобы я предложил ей за рубины достойную сумму. Джон готов был предложить ей пять тысяч долларов, что на самом деле менее одной десятой их настоящей стоимости, но все-таки это немалые деньги. Из его уст подобное предложение прозвучало бы оскорбительно и могло быть расценено как плата за ее ласки. Все иначе, если его делает беспристрастный приятель.
— Значит, ты пошел в отель и…
— Я позвонил ей в понедельник, — покачал головой Марти. — И пригласил ее пообедать со мной в среду. Мы встретились в «Le Chien Bizarre»[12] на Восточной Тридцать девятой улице. Ты ее видел, так что должен был обратить внимание на эти синие глаза.
— Да, их трудно не заметить.
— Для блондинки из Швеции, — продолжал он, — ничего особенного. Главное — контекст, не так ли? — Он сложил губы трубочкой и едва слышно присвистнул. — Мы съели по салату с омлетом и выпили бутылочку очень приличного вина.
— И вернулись в «Паддингтон».
— Мы возвращались, — уточнил он, — как раз когда ты выходил.
— Полагаю, она согласилась вернуть драгоценности.
— Не совсем. Мы собирались продолжить обсуждение.
— В ее номере, — кивнул я. — И как долго вы там пробыли?
— Пару часов.
— Обсуждая ситуацию.
— Примерно, — сказал Марти с видом кота, который совершил нечто сомнительное в отношении канарейки.
— Полагаю, вам было что обсудить.
— Больше, чем ты можешь представить. Мне пришлось принять ее сторону в отношении Джона, а она была просто в ярости.
— Потому что он оскорбил ее?
— Более того. Он забрал рубины.
— Хорошо, что мы не стали заказывать по третьей, — заметил я, — потому что предыдущая порция на меня, кажется, подействовала сильнее, чем я предполагал. Если у Джона уже были рубины, зачем он посылал за ними тебя?
— У него их не было. Но и у нее — тоже. Она собиралась надеть их на ланч, но когда стала искать — их на месте не оказалось.
Я поднял бровь.
— Ты ей не веришь? — решил уточнить Марти.
Ни на секунду. Если рубины исчезли до того, как они встретились с Марти за ланчем, то по какому волшебству вечером они снова оказались в ящике с ее нижним бельем? Но я лишь заметил, что это выглядит удивительно удобно.
— У меня мелькнула та же мысль, — кивнул он. — Но в ее словах был оттенок правды.
Ожерелье лжи и оттенок правды.
— Ты говорил, что она хорошая актриса.
— И об этом я тоже подумал. Но так или иначе, я был склонен трактовать сомнения в ее пользу. — Он уставился в пространство. — Она так привлекательна. Мы получили удовольствие от ланча, мы получили удовольствие от бутылки «Поммара», мы получили удовольствие от общения друг с другом. Приходило ли мне в голову, что она солгала насчет исчезнувших украшений? Ну конечно. Может, они лежали в ящике гардероба, а может, и в ботинке ее плюшевого мишки. Откуда мне знать? Тогда меня это не слишком занимало.
— Еще бы. Это же не твои рубины.
— Но Джон — мой друг, и он поручил мне деликатную миссию. То, что я переспал с его подружкой, моих обязательств перед ним не отменяет. Так что я постарался дать понять Айзис, что, если камушки появятся таким же чудом, как исчезли, я постараюсь сделать так, чтобы она получила за них десять тысяч долларов.
— Ты вроде говорил о пяти тысячах?
— Это было первое предложение Джона, но он не возражал, чтобы я в случае необходимости поднял сумму до десяти. К чему торговаться с женщиной, с которой ты только что переспал, тем более если это не твои деньги? — Он вздохнул. — Сумма ее не сразила. Мне показалось, что она оценила украшения или, по крайней мере, имела представление об их истинной стоимости. Ее позиция не изменилась — она не получит денег, потому что у нее нет рубинов. Их украли, но она не может заявить о краже, потому что была уверена, что это дело рук Джона.
— И у нее нет на них документов, так что толку от заявления о пропаже все равно никакого.
— Вот именно, — согласился Марти. — Когда я тебя увидел, мне и в голову не пришло, что ты имеешь отношение к Джону, Айзис и этим рубинам. Я же тогда не знал, что они украдены. Только потом вспомнил, что мы проходили мимо тебя в вестибюле.
— Но ведь когда она собиралась на ланч, их уже не было, а меня вы встретили после ланча.
— Кто же знает, когда ты там появился и сколько раз приходил в этот отель? Хотя, может, это вовсе и не ты. А вдруг это кто-то, кого нанял Джон, чтобы вернуть драгоценности? Вот я и позвонил Джону. Он был поражен ее наглостью. Напрочь отрицал, что имеет хоть какое-то отношение к исчезновению драгоценностей, назвал ее лгуньей — мол, он и подумать не мог, какая она хитрая стерва. Столь бурная реакция убедила меня в его искренности, к тому же я окончательно избавился от легкой неловкости за то, что переспал с его пассией. Я не был браконьером во владениях друга — ведь их отношениям явно пришел конец.
— То есть ты поверил им обоим. Кто-то взял рубины, но это не он.
— Вот именно. И тут я опять вспомнил о тебе и собрался позвонить. Но вчера вечером я зачем-то позвонил Айзис, а она рассказала мне о происшествии в «Паддингтоне». О том, как столкнулась с подозрительным незнакомцем, который оказался вором и убийцей.
— Вором возможно, но…
— Мне можешь не рассказывать, Берни. Я знаю, что к убийству ты отношения не имеешь.
— Похоже, все знают, что я не способен на убийство, — возразил я, — и тем не менее меня опять задержали как подозреваемого. Ты оказал мне большую услугу, вытащив меня из каталажки. Я перед тобой в долгу.
— Очень сожалею, что тебе пришлось провести ночь в камере. Но если хочешь вернуть мне долг…
— То?..
— Рубины.
— Ах, рубины! — воскликнул я. — А ты определился, кому собираешься их вернуть? Старому приятелю или новой подружке?
— Хороший вопрос, — согласился он. — И лишь один из многих. Как ты узнал о рубинах? Простая случайность? Или Джон в самом деле нанял частного сыщика?
— Знать не знаю никаких частных сыщиков. И в жизни не слышал про Джона Консидайна, боюсь, что пропустил и новую постановку пьесы Молнара, потому что и про актрису Айзис Готье тоже слыхом не слыхивал. В «Паддингтон» я пришел не за рубинами. Я ходил туда за письмами Гулливера Фэйрберна.
— А женщина, которую убили…
— Была его литературным агентом, у нее были его письма, и я хотел их найти. Но кто-то другой нашел их раньше и убил ее. После я ничего не помню — только как на меня надевают наручники и зачитывают права.
— Ты не знал о рубинах.
— Нет.
Он посмотрел на меня, отвел взгляд, потом взглянул на свои руки.
— Пожалуй, я еще выпью, — сказал Марти и подозвал официанта. — Ты перешел на перье?
— Нет, ржаное виски меня устраивает.
— Ты вроде говорил, что хочешь сохранить свежую голову.
— Уже поздно, к тому же я склоняюсь к мысли, что свежую голову явно переоценивают. Вчера вечером у меня была свежая голова, и что получилось?
Принесли заказ, и некоторое время нам было чем заняться. Затем Марти произнес:
— Мне это не по душе, но выбора нет. Ты сказал, что ничего не знал о рубинах, и меньше всего мне хочется называть тебя лжецом, но…
— Но именно им ты меня и считаешь?
— Берни, откуда ты узнал, что речь идет о рубинах?
— Ты сам мне сказал.
— Нет.
— Ну как же нет, Марти? Бирманские рубины весом двадцать два карата в золотой оправе. Помнишь?
— Сначала я упомянул колье, — покачал он головой, — в котором она выходила на сцену, и сказал, что Джон предложил ей взамен другое. «Рубиновое колье» — сказал ты, и только тогда я описал и колье, и серьги. Откуда ты знал, что речь о рубинах?
— Я мог бы сказать тебе о многочисленных психических явлениях, в которых мы плохо разбираемся.
— Не сомневаюсь.
— Но не стану. — Я выдержал паузу и сделал добрый глоток ржаного, надеясь, что оно лучше, чем Мильтон и пиво, помогут мне изображать невинность. — Я лгал, и все же я говорил правду.