— В больших отелях в центре города, — сказала Эрика, — вам редко удается выяснить больше.
— Там их проживало довольно много, — продолжал Рэй, — но все равно было ясно, что их выслеживают. Покопавшись, мы обнаружили, что все хуже, чем казалось на первый взгляд. Большинство японцев, которых обчистили, не стали сообщать об этом. Мы предположили, что орудует кто-то из персонала, и постепенно сузили круг подозреваемых до одного портье, однако довести дело до конца так и не удалось.
— Что же вам помешало?
— Судите сами. Одного японца нам удалось разговорить. Его ограбили, и он знал нескольких человек, которых тоже обчистили, и мы намекнули, кого из служащих подозреваем. — Рэй поглядел вдаль, словно припоминая прошлое. — Забавный парень, — продолжил он. — Ему бы в покер играть, по лицу ничего не поймешь. Когда он вытянул руки, на запястьях показались татуировки, а когда распустил галстук и расстегнул воротник — на теле тоже были татуировки. И еще кое-что. В общем, будь он американцем, у него обязательно было бы еще и кольцо на мизинце. Только этого у него просто быть не могло.
Кто-то спросил почему.
— Просто не на что надевать. У него не хватало обоих мизинцев. Забавно, правда?
— Якудза, — сказал я. — Японские гангстеры. А что стало с портье?
— Ну, может, он сгреб деньги и смылся, — равнодушно ответил Рэй. — Потому что он исчез, и никто его больше не видел. — Он пожал плечами. — Но я на всякий случай около месяца обходил стороной все суши-бары.
У Карла был такой вид, словно он переел узбекской еды. Я решил, что он не любит рассказы, которые кончаются исчезновением гостиничных портье.
— Возможно, прежде у вас были с ней какие-то дела, — заговорил я, обращаясь к Карлу. — Так или иначе, она знала, что вы не святоша, она сделала вам предложение, и оно вам понравилось. Кроме того, у вас был свой замысел.
— Не понимаю, о чем вы…
— Люди всегда так говорят, и почти всегда это неправда. Вы прекрасно понимаете, о чем я. Вы рассказали ей о женщине, которая тоже живет здесь, в «Паддингтоне», о вашей коллеге по театру, у которой было драгоценное ожерелье с серьгами.
У Айзис отпала челюсть.
— Ах ты сукин сын! — взвилась она. — Я-то думала, мы друзья!
— Не верь ему, Айзис.
— Объясни-ка, Карл, почему я должна верить тебе?
— Да ты посмотри! Он же сам признался, что он вор!
— На самом деле, — вступилась Кэролайн, — слово «признанный» точнее характеризует Берни, чем «признался». Он совершенно не собирается признаваться в этом на каждом углу. Кроме того, он немного стесняется, что он вор.
— Так почему же он не прекратит воровать? — поинтересовалась Айзис.
— Только между нами. Думаю, у него это своего рода мания.
— А он не пытался лечиться? Обращаться к врачам или в какую-нибудь программу типа «Двенадцать шагов»?
— Видимо, ничего не помогает.
— Но я живу надеждой, — заговорил я. — Карл, вы с Айзис оба актеры. Но вы-то просиживали штаны за конторкой, а она получила работу и носила рубины. Может, вам стало обидно, может, вы увидели возможность поживиться. Вы дали своей подруге Карен ключ, назвали номер комнаты и сказали, что надо искать. Она, видимо, действительно была профессионалкой, потому что вернулась с украшениями, но никаких следов не оставила.
— Я даже не заметила, что у меня кто-то побывал, — сказала Айзис. — Мне всегда казалось, воры все переворачивают вверх дном.
— Только очень непрофессиональные, — пояснил я.
— Я лишь поняла, что и колье, и серьги исчезли. Я стала их искать, но не нашла. Сначала я подумала, что куда-нибудь их переложила, а потом решила, что это дело рук друга, который мне их подарил. А когда узнала, что вы — вор, то подумала на вас.
— И были правы, — кивнул я, — но Кассенмайер меня опередила. Она спрятала их в ящике со своим нижним бельем. И на старуху бывает проруха, — покачал головой я. — Такая профессионалка, как Кассенмайер, прячет рубины там, куда любой вор заглянет в первую очередь. Полагаю, она торопилась заняться тем, ради чего сюда приехала, то есть перепиской Фэйрберна с Ландау.
— И тут начинаются очень любопытные совпадения, — продолжил я, глубоко вздохнув. — Ландау убили в тот же день, когда я впервые оказался в «Паддингтоне». Я зарегистрировался примерно в полдень, взял своего медвежонка и направился в свой номер.
— Вы взяли медвежонка? — с удивлением переспросила Айзис. — Вы прибыли сюда, чтобы совершить ограбление, и взяли в номер медвежонка?
— Одно не исключает другое, — ответил я. — Симпатичный медвежонок. Но суть не в этом. У стойки регистрации я поднял с пола конверт. Он лежал там, потому что я сам полминуты назад его обронил. Он был адресован Антее Ландау — таким образом я собирался узнать, в каком номере она проживает. Мне надо было лишь увидеть, в какой почтовый ящик Карл его положит.
— Я никуда его не клал, — откликнулся Карл. — Я оставил его на стойке.
— На некоторое время. Когда я разложил свои вещи и спустился вниз, вы сунули его в ящик Ландау.
— Как вы об этом узнали? — спросил Лестер Эддингтон. — Там же множество ящиков и столько же конвертов.
— Этот был лиловым.
При этих словах глаза его загорелись, равно как и у Моффета.
— Как все письма, написанные Гулливером Фэйрберном, — уточнил коллекционер.
— Мне нужно было что-нибудь особенное, за чем легко проследить. Я уже знал, что все письма Фэйрберна — лиловые, так что пошел в ближайший магазин канцелярских принадлежностей и купил бумагу и конверты того же цвета. — Я извлек из нагрудного кармана сложенный листок бумаги и помахал им. — Вот такого. — Я сунул листок обратно в карман. — В конверт я вложил чистый лист и оставил его на стойке, а когда вернулся, он уже лежал в ящике Антеи Ландау. А когда я вечером забирал ключ, конверта там уже не было.
— Она забрала почту.
— Так я и подумал. Но Антея Ландау в последние годы стала домоседкой. Она редко покидала отель и нечасто выходила из своего номера.
— Мне пришлось посетить ее номер, — подал голос Виктор Харкнесс, — чтобы посмотреть письма, которые она собиралась нам предложить. «Вам придется приехать в отель», — сказала она, назначая мне встречу в вестибюле. Когда я позвонил снизу, она сказала: «Вам придется подняться наверх».
— Так что маловероятно, чтобы она спускалась за почтой, — продолжил я. — Скорее, она распорядилась, чтобы почту доставляли к ней в номер.
Все посмотрели на Карла.
— Ну и что с того? — отрезал он. — При чем тут я? В перерыв я взял почту, поднялся наверх и сунул под дверь. Некоторым гостям мы оказываем такую услугу. Ландау была в их числе.
— Значит, вы сунули его под дверь.
— Да.
— Неужели? А если я скажу, что кое-кто видел… как вы стучались к ней в дверь?
— Я сунул почту под дверь. Если и постучал, то лишь давая ей знать, что принес почту. Я так всегда делал.
— И уходили, не дожидаясь, пока дверь откроется?
— Да.
— А если я скажу, что кое-кто видел… как вы ждали, когда дверь откроют?
— Никто меня не видел. — Он покраснел. — Слушайте, да разве можно все упомнить? Может, она и открыла дверь. Иногда она так и делала, если была рядом с дверью, когда я стучал. Какая разница?
— Пока это лишь мои догадки, — заметил я, — но думаю, они очень недалеки от истины. Я знаю, что вы стучали, уверен, что она впустила вас, а затем, полагаю, вы сделали нечто такое, от чего она заснула крепким сном. Может, она пила чай? Вы не подсыпали ей что-нибудь в чай?
— Ерунда!
— Не обязательно в чай, — согласился я. — И не обязательно она пила у вас на глазах — что бы это ни было. Но, так или иначе, вы подсыпали ей снотворное.
— Если он так сделал, — встрепенулся Рэй, — должны остаться следы. В чашке, если она ее не помыла, и в трупе — если она это выпила.
Марти спросил, нашли ли они что-нибудь.
— Нет, — сказал Рэй, — мы ведь и не искали. Если женщину сперва ударили по голове, а потом закололи ножом, обычно токсикологическую экспертизу не назначают. Но я могу сделать это сейчас, и скоро мы получим результаты.
— Это не яд, — воскликнул Карл. — Видит бог, я бы не стал никого травить!
— Это просто помогло ей крепко заснуть.
— Она всегда плохо спала, — пояснил он, — и никогда не покидала свой номер, а я почувствовал, что Карен уже надоедает ждать. Она собиралась зайти, когда мисс Ландау заснет, а если бы она спала не очень крепко… Я боялся того, что могло бы произойти.
— И, как оказалось, не зря.
— О боже, — вздохнул Карл, — лучше бы я молчал. Я и так наговорил слишком много.
— Что ж, вы можете хранить молчание, — ровным голосом заметил Рэй и зачитал ему все остальные конституционные права. — Это относится ко всем присутствующим, — добавил он. — Вы все имеете право хранить молчание и так далее, как я только что объяснил. Но если хотите знать мое мнение, — вновь обратился он к Карлу, — вы будете безумцем, если замолчите сейчас.
— Почему?
— Вы нарушили несколько законов, — заявил Рэй, — и, вне всякого сомнения, виновны в сообщничестве, но если вы поможете нам распутать дело и переложить всю вину на Казимир…
— Кассенмайер, — поправил я.
— Как угодно. Сделайте так — и все в ажуре. Все равно она покойница, так что ей вы не навредите.
— Она убила мисс Ландау, — заявил Карл. — Впрочем, вы это и так уже знаете.
— Почему бы вам не рассказать нам, как было дело?
— Рассказывать особенно нечего. Я подождал, пока подействует снотворное, потом позвонил мисс Ландау. На телефонный звонок она не ответила, поэтому я предположил, что она крепко спит. Потом я позвонил Карен и сказал, чтобы спустилась и взяла ключ. Она так и сделала, после чего поднялась наверх. И дальше я узнал, что мисс Ландау мертва.
— Что произошло?
— Я знаю только то, что мне рассказала Карен. Она вошла, мисс Ландау проснулась и оказала ей сопротивление. Карен ударила ее ножом и скрылась незамеченной.
— Вы ничего не упустили?