Тайрис беззвучно шевельнул губами, благодаря бабулю, а потом пулей вылетел из кухни.
Глава 13
Крепко сжимая альбомы в кожаных переплётах, Тайрис выскочил через заднюю дверь наружу. Со стуком уронил их на крыльцо, плюхнулся на качели, стоявшие прямо под окном его спальни. Сбросил с качелей подушку, замолотил кроссовками по белой деревянной скамье, а потом остался лежать, тяжело дыша, вслушиваясь в пение насекомых; мысли умчались вдаль.
Прошло много минут, прежде чем он начал понемногу успокаиваться, медленно сел, взял один из альбомов, положил на колени. В альбомы он не заглядывал с тех пор, как… в общем, уже давно. Набрав полную грудь воздуха, Тайрис открыл альбом на первой странице.
Быстро моргая, взглянул на заголовок небольшой статьи, вырезанной из газеты, – он сам очень аккуратно наклеил её на страницу. Дата – всего десять месяцев тому назад.
Два героя – отец и сын – устроили сбор денег для местной больницы
Тайрис стал читать дальше, не замечая, что дыхание иногда прерывается, что в глазах щиплет. Дотронулся до вырезки, понял, что, не прикусив губу, не сможет сдержать слёзы.
Папа всю свою жизнь то и дело ложился в больницу на обследования и процедуры – Тайрис считал это обычным делом. У папы заболевание крови – это всегда было частью жизни, и когда в этот самый последний раз папа сказал, что его снова положат в больницу, Тайрис ничего такого не подумал. Разумеется, всё будет хорошо. Но всё оказалось очень плохо.
Тайрис приподнял голову, покачался, отгоняя мысли. Не хотелось об этом думать. Представлять себе этот день. Он сердито утёр глаза, ещё раз посмотрел в альбом, лежавший на коленях. Глупость, зачем он вообще всё это разглядывает?
Альбом он бросил обратно на пол, сморщился, глядя, как здоровенная чёрная сколопендра выползла, извиваясь, из-под остальных альбомов. Тут же голова у него дёрнулась: он снова почувствовал запах дыма. Странно, откуда он? Бабуля огня не зажигала, это он знал точно, других домов поблизости не было – а тут эта вонь.
Тайрис снова принюхался и вдруг понял, что пахнет из его комнаты.
Аккуратно удерживая равновесие, он встал на качелях на колени и заглянул в окно спальни. Из щели между дверцами шкафа вырывались густые клубы чёрного дыма, извиваясь, точно змеи.
– Ай! Пожар! Пожар! – закричал Тайрис, соскочил с качелей и помчался к себе в комнату. – Помогите! Мама! Бабуля!
– Тайрис, что случилось?! Тайрис?! Тай! – Из-за спины доносились голоса обеих женщин.
Тайрис, задыхаясь, развернулся к ним лицом и указал на шкаф:
– Пожар! Скорее!
– Где, где пожар, Тай?
– Там… там… там, в… – Тут он осёкся, потому что поглядел на шкаф. Ни дыма. Ни пламени. Ни запаха гари. – Я… – Он развернулся, посмотрел на маму. – Я видел, как из шкафа идёт дым. Честно.
Он подбежал к шкафу, рывком распахнул дверцы. Пусто. Что происходит? Совершенно непонятно. Ведь дым шёл. Шёл отсюда, точно. Были и дым, и запах – он в этом уверен. А потом его вдруг поразила ещё одна мысль.
– Пиджак. Пиджак пропал.
– Какой пиджак, Тай? – удивилась бабушка.
– Голубой в полоску, тот, па… па… – Это слово будто жгло ему язык.
– Папин?
– Да, – выдохнул Тайрис, вытирая рукавом мокрые глаза и нос.
Бабушкины брови сошлись в одну ниточку. Она бросила быстрый взгляд на маму, потом снова посмотрела на внука.
– Тай, здесь никогда не было никакого пиджака, – произнесла она негромко.
– Но я его видел! Видел, бабуля! Его пиджак. Тот, в котором он был на свадьбе с мамой. Который на всех фотографиях.
– Тай. – Мама говорила почти шёпотом. – Невозможно это, сынок… твоего папу похоронили в этом пиджаке.
Тайрис почувствовал, как застучало в голове, уронил лицо в ладони.
– Нет! Не говори такого!
– Тай, дорогой, я потому говорю, что ты, наверное, что-то перепутал, может…
– Может, что, мам? Он был тут! Был! Я знаю, я видел! – Он опустил руки и уставился на маму, но ладоней не разжимал, чтобы она не заметила, как они дрожат. И снова это странное ощущение – он будто между сном и явью. Он сам не понимал, что с ним происходит, и хотел одного: назад в свою спальню, где не страшно.
Мама бросила на него грустный взгляд, дотронулась до его лба. Он отскочил.
– Мам, отстань, я не болен! Нет у меня температуры!
– Я просто подумала, что ты плохо спишь, Тай, в этом всё дело. Известный факт: от недосыпа человек становится раздражительным, не может сосредоточиться, у него возникают галлюцинации – он видит то, чего на самом деле не существует. Ты сколько спал за последние две недели, Тай?
Тайрис заметил краем глаза, что на пороге спальни стоят Марвин с Элли и смотрят на него, – и ему стало очень стыдно.
– Не знаю, наверное, часа два за ночь, – пробормотал он честно.
Мамины синие глаза стали темнее обычного, затуманились тревогой.
– Ну вот, Тай, в этом всё дело. Понятно, почему ты так странно себя чувствуешь и видишь то, чего нет. Смотри, до чего себя довёл. Это всё видения, сынок.
По тому, как она на него смотрела, он понял: что ни говори, она ему не поверит. А сам он чувствовал, как путаются мысли. Что с ним происходит? Он прекрасно понимал, что про него думают окружающие. Может, мама права и, если больше никто этого не видит, этого и не существует? Подобно подступающей ночи, которая постепенно выкрадывает свет, в мысли Тайриса начали тёмной тенью прокрадываться сомнения. И в этот момент он понял, что утратил понимание, где правда, а где вымысел.
Стемнело. Марвин, Элли и Тайрис помогли бабушке почистить овощи и замариновать козлятину для жаркого на завтра; после этого Тайрис ушёл на крыльцо и остался там стоять, подальше от общей болтовни.
По шее скатывались капельки пота. Сердце неслось вскачь, ноги подрагивали, будто от холода в студёное декабрьское утро. Он набрал полную грудь воздуха, подался вперёд, прижался лбом к деревянному столбу бабулиного крыльца, почувствовал, как щепки покалывают кожу.
Гомонили сверчки и древесные лягушки, цикады кричали так пронзительно, что боль всё мучительнее стучала в голове – резкая, невыносимая; подступала тошнота.
Со своего места Тайрис видел крошечные искры, мелькавшие в лесу. Это были светлячки – как будто кто-то зажигал и сразу гасил волшебную лампочку.
Он выдохнул, потёр виски. Обида на маму никуда не делась, она молча кружилась глубоко в мозгу.
Когда они ужинали, бабушка шепнула ему в ухо:
– У ссор хороших слов не бывает.
Он ни с кем не хотел ссориться, но и чувствовать себя вот так не хотел тоже. Хотел одного – стать таким, как раньше.
При воспоминании о том, как резко изменилась его жизнь, в глазах защипало, он сглотнул рыдание – не хотелось, чтобы услышали. И опять Тайрис пожалел, что он не дома, где можно выбросить из головы всех. Выбросить тот день. И последний раз, когда он видел папу живым…
– Тайрис, твоя мама отвезёт Элли домой. – Вошли бабуля с мамой, а с ними Элли и Марвин – они болтали, как старые друзья, Марвин вовсю рассказывал Элли про велосипеды и механические игрушки, которые вытащил из мусора и отремонтировал.
– Тай, у тебя всё хорошо? – Бабуля вглядывалась в него, голос её звучал тревожно.
– Да… просто голова болит. Мама права, я, видимо, устал.
– Тогда оставайся с бабулей дома, а мы с Марвином отвезём Элли, – заботливо предложила мама.
Тайрис сперва кивнул, а уже потом заговорил.
– Да, но, это, Элли… – Он умолк, поправил очки, смутился. – Прости меня, пожалуйста. Я тут подумал: может, папа тебя подвезёт завтра к нам, а мы с Марвином научим тебя кататься на наших велосипедах?
– Что, правда? Ух ты, слушай, вот здорово-то! Конечно. – Лицо Элли светилось прямо как светлячок. – Большое спасибо… и можешь не извиняться, всё норм, я всё понимаю.
Они пошли к двери, но тут бабуля поманила маму обратно к себе:
– Патти! Патти! Ты только окна в машине обязательно закрой, когда Элли повезёшь.
Мама улыбнулась:
– Зачем?
– Темно. – Бабушкин голос звучал серьёзно. Она посмотрела в ночное небо, на серебристый лунный серп, взиравший на них с высоты. – Тут у нас на Ямайке на просёлках даппи пошаливают. Хотя нынче вроде и ничего, луна ярко светит, а они по большей части её боятся.
Тайрис, хотя и выдохся, не сдержал улыбки:
– Пошаливают, бабуля?
– Это не шутки, Тайрис, – твёрдо произнесла бабуля. – Уж поверь мне, даппи – это совсем не смешно.
Она сжала губы, а Тайрис, не сдержавшись, фыркнул от смеха. Потом крепко обнял бабулю, а она обняла его, потом зашагала в дом.
– Ну, до завтра! – окликнула его Элли, забираясь вместе с Марвином в машину.
– Да, до завтра.
Тайрис смотрел вслед маминой машине, огни джипа скоро скрылись в ночи, и ему по непонятной причине вспомнилась та заброшенная могила на склоне горы.
Он огляделся. Лес будто разом стал темнее, светлячки исчезли, насекомые умолкли. Тайрис вздрогнул и поспешил вслед за бабулей в дом.
Глава 14
Почти сразу после того, как мама с Марвином и Элли уехали, Тайрис решил лечь спать. Голова разболелась хуже прежнего, невыносимая боль ползла от затылка на глазные яблоки, грызла все кости черепа. Раньше у него никогда не бывало мигреней – они начались после приезда к бабушке.
Он уселся на край кровати, вслушиваясь в шорох ливня, – хорошо, что пошёл дождь, хотя жара не спадала. Капли пота опять щекотали загривок, живот взмок. Если где в доме и было прохладно, так это на полу. Тайрис поелозил пальцами ног по холодной плитке – ощущение было приятным.
Пытаясь выгнать из головы мрачные мысли, он посмотрел вверх, увидел, что небольшая муха села на лопасть вентилятора и начала вращаться вместе с ней. Потом он посмотрел, как акации своими ветками-пальцами стучат по стеклу, а ветер стонал и тряс оконные рамы, будто пытаясь проникнуть внутрь.
Тайрис обвёл взглядом бежевые стены комнаты. Мебель старенькая, но в доме у бабушки повсюду было чисто, опрятно, симпатично. В углу стояла большая шкатулка для рукоделия, на ней лежал не довязанный крючком шарф. Тайрис давно сбился со счёта, сколько бабушка ему прислала этих шарфов: синих, красных, розовых и жёлтых – на любой вкус. «И чего вы живёте в такой холодрыге? Вот, хоть не замёрзнешь, внучок», – писала она в письмах. Бабуля, похоже, побаивалась, что в Манчестере он превратится в глыбу льда.