– Я не понял, чего тут смешного, – прошептал Тайрис, которого уже вывел из себя этот бесконечный смех, тем более что, на его взгляд, шутка была так себе.
– Ну, то есть ты у нас двоечник, да?
– Допустим, – пробормотал Тайрис.
– Хочешь, поучу тебя? Я умею! Может, у меня лучше выйдет, чем у твоего папы!
Тайрис сжал зубы. Злобно посмотрел на Марвина:
– Не смей так говорить про моего папу. И вообще отстань.
Марвин приподнял брови, посмотрел на тетю Патти, потом ещё раз на Тайриса:
– Прости, Тай, я просто хотел сказать, что твой папа…
– Мне без разницы, что ты хотел сказать, – буркнул Тайрис.
– Так, Тайрис, хватит! – оборвала его мама, густо покраснев. – Марвин просто шутит. Делов-то.
Тайрис почувствовал, что в глазах стоят слёзы. Повернулся, злобно зыркнул на маму, но ничего не сказал.
Молчание стало даже мучительнее жары. Оно висело в воздухе, пока его не прервала бабушка.
– Ойюшки, Марвин. – Не будий лийха, покай она тийха. Перестань дразниться и помолчи, ясно? – Она повернулась к Тайрису, сжала ему ладонь. Улыбнулась: – А ты, Тай, заходи в дом, освежись! Марвин тебя проводит в твою комнату… И кстати, добро пожаловать на Ямайку, Тайрис!
Глава 3
Тайрис быстренько принял душ, чтобы охладиться, а потом присел на узкую металлическую кровать в гостевой комнате. Так и не понял, что громче: пение Марвина на кухне или жужжание насекомых снаружи – можно было подумать, что к бабулиному дому сползлась куча гремучих змей.
Тайрис зевнул, втёр в ладони кокосовое масло, стараясь не перепачкать одежду. Посмотрел время: четыре часа дня. А он уже так устал! Может, прилечь? Подушка большая, на вид очень уютная и заманчивая, вот только не хотелось ему засыпать. Ведь тогда снова приснятся сны, а во снах он вернётся в прежнюю жизнь: ту, которой он жил до того дня в аэропорту Манчестера, когда мама встретила его в зале прилёта – лицо будто обожжённое от слёз – и шёпотом, похожим на крик боли, сообщила ему новости.
Мучительно было вспоминать, он ненавидел тот миг. Он терзал его, точно болезнь. А когда он просыпался и открывал глаза – воспоминание об утрате обрушивалось на него как удар… Да, спать и видеть сны – значит потом просыпаться и осознавать, что вчера больше нет, есть только сегодня.
Тайрис снова зевнул. Ладно, если не спать, тогда вот что. Он пойдёт погуляет. Так оно лучше, да и легче, когда ни о чём не думаешь.
Тайрис покусал губу, попытался выбросить всё лишнее из головы. Смазал маслом курчавые волосы, схватил ртом воздух, проморгался, чтобы не щипало глаза.
Встал, взял бейсболку и двинулся к двери, но тут дыхание перехватило, как будто он шагнул в зимнюю стужу. На тумбочке у кровати стояла фотография. Они вдвоём с папой. Улыбаются, смеются. Снимок сделала мама – велела им постоять спокойно, не хихикать, расправить плечи. Последнее их общее фото.
Тайрис метнулся к нему. Как будто нырнул в самые глубины океана. Схватил, перевернул, отыскал зажимы, выдернул фотографию из белой деревянной рамки – рамка со стуком рухнула на пол.
Острая боль в груди.
Тайрис стиснул фотографию в кулаке, смял, полностью лишил жизни.
– Ты чего, Тай? Всё нормально? – В дверях появилась мама, она улыбалась, но в тоне сквозила тревога.
Тайрис засунул фотографию в карман шорт.
– Да ничего. Так, ерунда.
В маминых глазах мелькнуло подозрение, но она так и продолжала улыбаться.
– Хочешь перекусить до ужина? Хотя должна предупредить: бабушка наготовила столько, что можно армию накормить, и ещё останется.
– Нет, спасибо. Я пойду погуляю. Огляжусь.
– Вот и хорошо, я рада, что ты подышишь воздухом, подвигаешься. Ты только осторожно, ладно, Тай? Далеко не уходи… У тебя правда всё хорошо?
Тайрис быстренько задвинул рамку ногой под кровать – мама ничего не заметила – и ещё крепче стиснул в кармане фотографию. Передёрнул плечами.
– Ну конечно, с чего бы не хорошо-то?
Тайрис торопливо шагал по пыльной дорожке, мимо курятника, прочь от бабушкиного дома, по ходу дела пиная каждый встречный камень и сучок. Почти до конца поднявшись по крутому склону, он замедлился – жара обволакивала, казалось, что он тащит на спине мешок с камнями.
Тайрис стиснул кулаки, зажмурил глаза. Всё бы отдал, только бы не чувствовать того, что чувствует сейчас. Мама реально считает, что он готов провести здесь всё лето? А всё потому, что она послушалась этого его тупого психолога, Джонатана, или Джонни, как он просил его называть.
«Сынок, Джонни дело говорит. Он с таким и раньше имел дело. Джонни считает, что тебе лучше уехать ненадолго. Джонни говорит, тебе нужно выбраться из своей спальни и повидаться с родными».
Ну а застрял в этой дыре не Джонни. А он, Тайрис. При этой мысли он громко, шумно выдохнул и открыл глаза.
Огляделся и вдруг осознал, что ушёл довольно далеко. Солнце садилось. Над горами расползались завитки тумана, хотя в лесу всё ещё задержалась, подобно надоевшему гостю, сырая, липкая духота.
Бабушкиного дома уже не было видно. Дорожка, по которой он пришёл, извивалась дальше по склону холма, исчезала за поворотом. Вокруг стояла полная тишина. Даже насекомых не было слышно. Вдоль узкой дорожки росли кусты и растения, каких Тайрис никогда не видел, – ему по пояс. Его обступили странной формы деревья с толстенными кривыми стволами, заросшими жёлтым и зелёным мхом, кроны их наверху смыкались, заслоняя солнце, так что внизу оставался лишь меркнущий полусвет.
Тайрис посмотрел на часы: 17:25. Повернуть обратно? Ну нет, ведь тогда опять придётся со всеми разговаривать. А это ему не по силам.
Прихлопнув комара, который, похоже, собирался впиться ему в плечо, Тайрис зашагал дальше, но успел сделать лишь несколько шагов, и тут где-то хрустнул сучок.
Он остановился, прислушался, быстренько огляделся, ничего больше не услышал и пошёл дальше, миновал полусгнивший древесный ствол, заросший трутовиками и кишащий мокрицами.
Тайрис снова остановился, на сей раз твёрдо уверенный в том, что слышит сзади чьи-то шаги.
Он обернулся, рассчитывая увидеть маму. Никого, но он всё равно окликнул:
– Мам? Мам, это ты?
Тишина.
Только птица что-то негромко свистнула с верхних веток… А чем тут пахнет? Тайрис принюхался. Дымом. Как будто где-то жгут хворост. Тайрис нахмурился, посмотрел по сторонам. Снова хрустнул сучок, на сей раз ближе. Взгляд Тайриса заметался между деревьями.
– Марвин, если это ты, то не смешно, понял? Марвин? Марвин, кончай прятаться, выходи!
Тайрис облизал губы, понял, как пересохло во рту. Теперь он не слышал ничего, кроме собственного дыхания. Даже птица умолкла. Тишина обволакивала его, как подступающий прилив.
Он ещё раз всмотрелся в лес, старательно избегая тёмного коридора между деревьями. Может, действительно лучше просто вернуться домой к бабушке?
Он как раз собирался зашагать вниз по дорожке, но тут что-то привлекло его внимание… Да, там, за плотной стеной пальм и эвкалиптов. Что это? Тайрис сдвинул очки на кончик носа, прищурился – сердце так и бухало. Среди теней что-то двигалось…
Глава 4
Тайрис застыл, чтобы не шуметь. Подумал между делом – может, пора бежать, но любопытство взяло верх над испугом. Шагнул к краю дороги, посмотрел вниз на поросший лесом склон горы – по нему медленно расползался туман.
В первый момент Тайрису показалось, что на него тоже смотрят. Мысль, что он тут не один, стучалась в голову, расползалась на тысячу вымыслов.
Между деревьями что-то мелькнуло. Тайрис испуганно отскочил, задержал дыхание – как будто так можно защититься от чего-то неведомого.
Он не отрывал взгляда от склона, и, хотя больше там ничего не двигалось, Тайрис заметил кое-что ещё. За сломанным деревом, привалившимся к торчащему из земли валуну – он напоминал прыщ на лице горы, – виднелось что-то чёрное, прямоугольное.
Он озадаченно прикинул, как туда спуститься. А потом очень аккуратно, чтобы ноги не застряли среди переплетённых растений – те хватали его за лодыжки, – пополз вниз по склону, держась за ветки высоких гибискусов.
Спустился к валуну, встал там. Среди папоротников, между стволом дерева и камнем отчётливо проступил продолговатый тёмный предмет – каменная плита, глубоко ушедшая в подлесок.
Он осторожно приблизился, попробовал разглядеть…
Заброшенная могила.
Тайрис нахмурился, посмотрел вверх. Странное место для могилы. Кто это захотел, чтобы его похоронили на крутом склоне, вдали от людей?
Всё это явно сделали вручную: надгробный камень неправильной формы, и, хотя надпись на нём было не прочитать – она почти стёрлась, – Тайрис тем не менее рассмотрел остатки букв, грубо и неумело высеченных в камне.
Тайрис поправил очки. Могилу почти задушили лианы, по поверхности расползлись мох и лишайник, однако на камне было высечено что-то ещё. Тайрис встал на колени и стал оттирать слой засохшей грязи, потом сел на пятки, чтобы рассмотреть, что ему открылось.
Рисунок почти стёрся, но что это такое, можно было понять без труда. На поверхности камня была высечена крупная змея: она свернулась в кольцо и кусала себя за хвост. Было в ней что-то жутковатое, по спине снова пробежал пауком тревожный холодок. Взгляд метнулся туда-сюда, Тайрис сглотнул. Звук как-то необычайно громко прозвучал в тишине. Может, ему только показалось, но вроде бы воздух стал неподвижнее? Тяжелее? Будто после пожара.
Тайрис медленно поднялся на ноги и начал потихоньку отступать. Но тут в кустах что-то зашуршало – он резко развернулся и со всех ног бросился обратно наверх, сквозь гибискус, назад на дорожку.
Он запыхался, но облегчённо вздохнул, торопливо отряхнул одежду – хотелось поскорее оказаться дома у бабушки.
– Тай?
– Мама? – Он так и подскочил, услышав прямо за спиной её голос. – Мам, ну ты зачем так ко мне подкрадываешься?
Мама стояла, уперев руки в бока, и пыталась отдышаться.